Мне понадобилось шесть часов, чтобы успокоиться. После заседания с родителями Джона я отвёз девочек домой, а сам поехал в спортзал. Хорошая тренировка помогла выплеснуть адреналин и немного прочистить голову. Теперь я снова готов вернуться в наш ритм и поехать домой к Эвелин.
Сегодняшнее утро меня здорово завело. Смотреть, как двое людей, которых я знал много лет, ведут себя так непривычно — даже жестоко — надломило что-то во мне. Я не мог просто сидеть и слушать, как их адвокат нападает на Эвелин, особенно зная, как она самоотверженно растит Кайденс. Теперь у неё есть я, но ведь я ей не нужен — она сама это не раз говорила. И я знаю, что это правда. Она всегда была невероятно независимой.
Но я хочу быть нужным ей — вот где теперь проблема, и для её решения мне приходится запастись терпением.
Кроме того, упоминание её прежней работы и того скандала не даёт мне покоя. Я хочу знать больше о женщине, на которой спонтанно женился.
Я помню, как она переехала в Ньюбери-Спрингс: тогда Келси представила нас, рассказав, что Эвелин приехала из Далласа и открывает магазин одежды. Мне тогда и в голову не пришло спросить, почему восемнадцатилетняя девушка уехала из большого города в глухую провинцию. Но теперь я понимаю — в её прошлом явно есть многое, о чём она ещё не рассказала. И мне нужно знать все эти детали.
Более того — я хочу их знать. Я хочу знать эту женщину досконально, пока у меня есть шанс.
Ведь я её муж — разве не должен я знать всё? А что, если соцработник задаст вопрос, на который я не смогу ответить? Или если судья захочет углубиться в наши отношения, чтобы проверить их подлинность?
Прекрасный повод для разговора, если она начнёт сопротивляться.
Мне нужно обладать всей информацией, и часть меня подозревает, что всё, что случилось в её прошлом, напрямую связано с её страхом пускать кого-то в свою жизнь — особенно меня.
— О, ты дома, — говорит Эвелин, когда я вхожу на кухню.
— Да. Задержался в спортзале и заехал в банк. — Я замечаю, как Кайденс играет на полу среди крышек от контейнеров. — Это что новенькое?
— Она подползла к ящику, пока я мыла посуду, вытащила их оттуда и устроила себе развлечение. Я решила не мешать — главное, что занята. — Она пожимает плечами.
— Логично. — Я поднимаю Кайденс, подбрасываю её вверх, ловлю обратно в руки. — Тебе нравится летать, моя совушка?
Её смех заразителен, и я повторяю, лишь бы услышать этот звонкий звук ещё раз. Как вообще кому-то может прийти в голову забрать эту девочку у её матери — хоть бабушке с дедушкой, хоть кому бы то ни было?
— Как ты? — спрашиваю я, снова опуская Кайденс на пол. Та хватает крышки и стучит ими, создавая свою музыку.
Эвелин тяжело выдыхает:
— Нормально… наверное.
— Сегодняшний день выдался сложным.
— Да, — только и отвечает она. Вместо того чтобы давить на неё и заставлять говорить об этом сейчас, я решаю сменить тему и оставить серьёзный разговор на потом.
— Пойду приму душ, а потом начну готовить ужин.
— О, не обязательно. Я могу сегодня приготовить.
— Нет. У меня есть идея, а готовить грязным как-то не хочется.
Эвелин прикусывает губу:
— Наверное, действительно не стоит. — Она отворачивается к раковине, и я ухожу в ванную, довольный её реакцией.
Хотя мне чертовски тяжело, я понимаю, что моя тактика работает. Двигаться медленно — лучший способ завоевать её доверие. Чёрт возьми, того поцелуя на фотосессии было достаточно, чтобы понять: влечение между нами взаимное.
Но меня каждый день как будто качает на качелях. В какие-то моменты она расслабляется, впускает меня в свою жизнь, а потом происходит что-то такое, как сегодняшняя встреча — и она снова отдаляется. Я вроде бы продвигаюсь, доказывая ей, что серьёзен, но потом снова чувствую, как она закрывается.
Раздеться после тренировки — дело пары секунд. Я запускаю душ, жду, пока прогреется вода, и в зеркале ловлю свой взгляд — а вместе с ним в голове всплывает картина: Эвелин только что прикусила губу на кухне. От одной этой мысли у меня моментально встаёт. Я отдал бы всё, чтобы самому прикусить её губу. Услышать её стон, поднять её на столешницу, вцепиться в пульс на её шее и зарыться лицом между её бёдер, чтобы она кончила у меня на языке.
Фантазировать о ней, когда она рядом, — это как поставить перед алкоголиком бутылку виски и сказать: «Можешь сделать глоток… но это будет дорого стоить.»
Если я поспешу — всё может сорваться. Но, чёрт возьми, с каждым днём я хочу её всё сильнее.
Я опускаю руку ниже, чтобы немного помочь себе перед тем, как встать под воду. Но тут из кухни раздаётся крик.
В панике я хватаю полотенце, оборачиваюсь и бегу через дом. На кухне нахожу Эвелин, которая держит руку под водой — кровь стекает по её локтю.
— Что случилось? — Я подскакиваю к ней, придерживая полотенце, которое едва держится на мне.
— Разбила стакан, когда мыла. Засунула руку в воду, чтобы достать осколок — и порезалась. — Она смотрит на меня, и когда наши взгляды встречаются, её глаза тут же опускаются ниже — на мой голый торс… и на мой, мать его, стояк.
— Чёрт. — Я резко отстраняюсь от неё, пытаясь решить, что делать дальше. Но уже поздно. Эвелин продолжает смотреть на мою промежность, что совсем не помогает мне успокоиться — более того, часть меня наслаждается тем, как её взгляд прикован к моему члену. Но в то же время, если она воспримет ситуацию как неловкую, она может ещё сильнее отстраниться.
Чтобы не допустить этого, я поворачиваюсь, достаю из ящика кухонное полотенце и снова поворачиваюсь к ней. Одной рукой беру её раненую ладонь и обматываю её полотенцем, стараясь вести себя естественно и преодолеть неловкость.
— Нужно прижать рану и держать руку вверх, — говорю я, ведя её к барному стулу у кухонного острова. Она следует за мной, садится, время от времени поглядывая на Кайденс.
Малышка по-прежнему издаёт свои звуки совёнка, стуча крышками, не замечая всей этой суматохи вокруг.
— Прости, — шепчет Эвелин, снова бросая взгляд на мою грудь, а потом поспешно отводя глаза. К счастью, мой член наконец начинает понимать, что сейчас не время для игры, и потихоньку опускается, как корабль на дно.
— Не за что извиняться. Главное, чтобы швы не понадобились.
— Да уж. — Она вздыхает и смотрит в потолок. — Как будто этот день мог стать ещё хуже.
— Эй. День ещё не закончился. Я предлагаю постараться завершить его на хорошей ноте.
Она смотрит на меня с лёгкой надеждой в глазах:
— Если только не придётся ехать в больницу — тогда, наверное, получится.
Я улыбаюсь, беру её руку, осторожно разворачиваю полотенце, чтобы проверить рану. Порез неглубокий — это хороший знак. Но перевязать всё равно нужно.
— Швы тебе точно не грозят — это уже радует. — Она хихикает. — Но пока кровотечение не остановится, нужно перевязать.
— В аптечке под раковиной в ванной есть всё нужное.
— Отлично. Сейчас принесу.
Я быстро иду в ванную, скидываю полотенце, натягиваю обратно грязные шорты — так мне будет проще работать двумя руками — хватаю аптечку и возвращаюсь на кухню.
— Дай-ка посмотрю. — Эвелин снова смотрит на мою грудь, теперь ещё и прикусывая губу.
Чёрт, как же это льстит моему самолюбию.
В этот момент Кайденс подползает ко мне, цепляясь за мои ноги. Я поднимаю её на руки, и она тут же тянется к Эвелин. Та берёт дочь в здоровую руку и усаживает её к себе на колени.
— Конечно, именно сейчас ей хочется на ручки.
— Просто любопытство. — Я принимаюсь аккуратно обрабатывать и перевязывать рану.
— Ты явно знаешь, что делаешь, — говорит она.
Я поднимаю на неё взгляд и ухмыляюсь. — Я же пожарный-парамедик, помнишь?
Она усмехается:
— Точно.
Через десять минут я заканчиваю перевязку и отступаю на шаг, зная, что, скорее всего, пахну сейчас не лучшим образом. Зато Эвелин — нет. Её ванильный запах, который я вдыхал всё это время, снова будоражит мой член.