Неужели это оно? Буду ли я снова сидеть в стороне, позволяя Эвелин стоять на своих двоих, прикрываясь этим как оправданием, чтобы не показывать ей, что я тот, кто ей нужен? Или всё же рискну, докажу ей, что между нами может быть что-то настоящее, и буду надеяться, что она в итоге почувствует то же самое?

— Ты вмешиваешься, — говорю я, поднимая бровь.

— Ха! — усмехается она. — Забавно слышать это от тебя.

— Я хочу её, Келси, — признаюсь. — Но после той ночи…

Перед глазами снова вспыхивает её взгляд, когда она напомнила мне, что я не отец Кайденс.

— Ты застал её врасплох. Ты был слишком напорист — сам того не желая. — Она прищуривается, подбирая слова. — Подумай об Эвелин как о маленьком напуганном кролике. Ты ведь не побежишь к кролику, Уокер. Ты будешь медленно подходить, показывая, что не причинишь вреда. А потом, не успеешь оглянуться — и уже получаешь объятия, — она пожимает плечами с широкой улыбкой.

— Я даже не знаю, считать ли это твоё сравнение милым или пугающим. Ты теперь подкарауливаешь кроликов по дороге, Келси?

Она наклоняется и шлёпает меня по руке: — Замолчи, Уокер. Ты прекрасно понял, о чём я.

Я встаю со своего места и смотрю сверху вниз на эту девушку, которая знает меня всю мою жизнь. Но она ещё и знает Эвелин лучше всех, поэтому я понимаю, что она говорит правду. — Ты действительно думаешь, что мне стоит попробовать?

— Я думаю, ты уже хочешь, просто пытаешься сам себя отговорить. Вот почему ты вообще пришёл сюда так рано в воскресенье. Ты её избегаешь.

— Ты ведёшь себя так, будто хорошо меня знаешь.

— Ну, может быть, — подмигивает она. — А теперь иди домой, Уокер. Займись своей женой, — с намерением выделяет последнее слово.

— Ладно. — Я отвожу взгляд, борясь с нарастающим в груди осознанием. Но потом обнимаю Келси, крепко прижимая к себе. — Спасибо тебе, — шепчу ей на ухо.

— Пока рано меня благодарить. Тебе ещё предстоит постараться, но я за тебя болею. И если тебе будут нужны советы — обращайся. Я могу подсказать, как залезть ей в голову.

— Заговор против своей лучшей подруги, детка? — спрашивает Уайатт, подходя к нам сзади.

Я отпускаю Келси и смотрю на брата: — Просто помогает мне кое в чём, — поясняю, теперь уже подмигивая Келси.

— Конечно. Звучит очень невинно. — Обнимая её за плечи, он продолжает: — Только держись подальше от моей жены, ладно? У тебя теперь своя есть. Почему бы тебе не поехать к ней?

На моём лице появляется довольная улыбка, в голове начинают крутиться мысли. Келси права. Если я не воспользуюсь этим браком и временем, проведенным вместе, чтобы убедить Эвелин, что она должна быть со мной, я буду глупцом.

И вот, с новой решимостью в крови, я приподнимаю подбородок, чуть наклоняю ковбойскую шляпу и объявляю перед тем, как уйти: — Не переживайте. Моя жена скоро узнает, кто именно её муж. Надеюсь, она справится.

— Привет, — Эвелин оборачивается ко мне, когда я вхожу в её дом. Почти три дня мы не виделись, и снова появляется лёгкое волнение. Но я его подавляю, вспоминая слова Келси: медленно приближайся к кролику.

— О. Привет. — На её лице появляется искренняя улыбка. — Эм… как прошёл день?

— Я сегодня был у родителей.

На её лице появляется осознание: — Чёрт.

— Ага. Сядем? — Я киваю в сторону дивана и сажусь на противоположный от неё край. Мой взгляд падает на Кайденс, которая сидит на полу и грызёт плюшевого кролика. Какая ирония. Я протягиваю руку и беру её маленькую ладошку: — Как моя маленькая совушка сегодня?

Она одаривает меня беззубой улыбкой, и моё сердце тает. Чёрт, эта малышка заставляет меня ещё сильнее хотеть, чтобы всё получилось. Маленькими шагами, Уокер.

— У неё, наконец, прорезался зуб несколько дней назад, так что мы пару ночей нормально поспали, — рассказывает Эвелин. Те самые ночи, что я провёл в своей квартире, избегая её. Я говорил, что работаю с Форрестом, но на самом деле просто хотел дать ей немного пространства. Ну и заодно вычистил свою квартиру перед тем, как Таннер туда въедет на этой неделе.

— Это хорошо.

Эвелин берёт меня за руку. Её прикосновение словно разряд молнии проносится по коже, вновь разжигая тот огонь внутри, как мне и нужно было. — Прости ещё раз за тот вечер, Уокер. Я давно хотела сказать тебе это лично.

— Я знаю, Эв. Всё нормально. В наших отношениях будет период притирки. Разберёмся. — И я добьюсь тебя, женщина. Подожди только.

— Надеюсь. — Она прочищает горло, кривится и спрашивает: — Значит, родители теперь знают?

— Да. Мамочка не в восторге.

Эвелин закрывает лицо руками: — Боже. Она теперь меня ненавидит, да?

Мои родители знают Эвелин уже много лет — ведь они с Келси близкие подруги. А в прошлом году, когда отец перенёс операцию, она помогала на ранчо, пока он восстанавливался. Так что она для них не чужая. Хотя, если честно, не знаю, облегчает это ситуацию или усложняет. Но после рождения Кайденс Эвелин почти не появлялась.

— Она тебя не ненавидит, но вот на меня злилась из-за того, что я не рассказал, что мы женаты. А Уайатт признался, что они с Келси знали и были свидетелями на свадьбе — это добило её окончательно.

Эвелин резко поднимает голову: — То есть она зла на тебя из-за того, что ты женился на мне?

— Нет, из-за того, что мы не сказали им о наших отношениях. — Её брови сдвигаются. — Помнишь, никто не должен знать истинную причину нашего брака, Эв. Даже мои родители. Для всех мы встречаемся уже несколько месяцев, хорошо? Все должны в это верить, чтобы всё сработало. Мы сблизились на почве общей утраты, помнишь?

Она несмело кивает и шёпотом спрашивает: — Ты часто о нём думаешь?

Меня скручивает изнутри. — Каждый день. Я скучаю по нему, Эв. Он был моим лучшим другом.

В её глазах блестят слёзы. — Мне жаль, что у нас с ним всё было так сложно перед его смертью, Уокер. Я каждый день из-за этого чувствую вину.

Я притягиваю её к себе, заключая в объятия. Чёрт, как же хорошо она ощущается рядом. Я чувствую её грудь сквозь одежду, вдыхаю запах ванильных капкейков, и от того, как её голова удобно устроилась на моём плече, мне хочется поднять её подбородок и снова поцеловать.

Но пока рано. Не могу снова её спугнуть.

Поэтому я просто обнимаю её по-дружески, как мы всегда это делали, и молюсь, чтобы со временем всё изменилось так, как я хочу.

— Я тоже чувствую эту вину, Эвелин. Но хотя бы теперь мы знаем, что не одни в этом. Не пойми неправильно, но приятно знать, что кто-то ещё испытывает такую же боль по поводу Шмитти, как и я.

— Я понимаю тебя. — Она поднимает голову и смотрит мне в глаза: — Если бы ты тогда просто поговорил со мной, а не избегал меня… — дразнит она, и, чёрт возьми, мне так и хочется сорвать эту ухмылку с её лица поцелуем.

— Знаю. Прости. — Я убираю прядь её волос за ухо и замечаю, как у неё перехватывает дыхание от моего прикосновения.

— Хватит извиняться.

Наши взгляды сцеплены.

— Это ты начала.

Её улыбка становится шире, потом она отстраняется, поправляя волосы. А у меня сердце грохочет как барабан, и я точно пока не встану с этого дивана, учитывая, в каком состоянии находится мой член после её объятий. — Ну что ж. Ты дома, так что — добро пожаловать в хаос, — разводит она руками, показывая на разбросанные по комнате игрушки, чистое бельё на кресле и заваленный стол в кухне с детским автокреслом и сумкой для подгузников.

— Знаешь, а мне это даже нравится. Лучше, чем жить в одиночестве.

Когда она встаёт и уходит от меня, то бросает через плечо: — Это всё, что я когда-либо знала.

Я остаюсь на диване — кухня недалеко, а Кайденс совсем рядом со мной. — Ну, каждые четыре дня у тебя будет то же самое.

— У тебя график сорок восемь через девяносто шесть, да?

— Ага. Завтра снова на смену.

Она кивает: — Я помню, у Джона так же было, так что... — Она пожимает плечами, но этим лишь напоминает мне, что когда-то она была с моим лучшим другом.