— Сейчас не время устраивать разборки, вы, трое болванов, — говорит он наконец. — Уокер. Начинай объяснять.
Я глубоко вздыхаю, бросаю шляпу на стол и провожу рукой по волосам.
— Мы с Эвелин тайно встречались несколько месяцев. Простите, что не сказали. Она боялась, что люди будут говорить из-за Шмитти, вы же понимаете? — Увидев, как у мамы лицо чуть-чуть смягчается, понимаю — мои слова начинают доходить. — Мы сблизились на фоне общего горя, и всё переросло в нечто большее. Но мне надоело скрываться. Я предложил пожениться, чтобы всем было ясно — мы серьёзны, и чужие мнения нас не волнуют.
В этот момент через дверь заходит Келси, видно, что она чувствует напряжение.
— Ой, простите… Всё в порядке?
— Ты знала, что Уокер и Эвелин поженились? — спрашивает мама.
— Эм… да, — Келси опускает глаза, а Уайатт обнимает её.
— Мы оба знали, — говорит Уайатт. — Мы были их свидетелями.
— Святой Боже! — кричит мама, бросая деревянную ложку. Та с грохотом падает на пол. — То есть, выходит, мы с отцом — единственные, кто ничего не знал?
Форрест поднимает руку:
— Я ничего не знал. Просто уточняю.
— Слушайте. Я правда сожалею. Я понимаю, что уже не могу это исправить, но не жалею, что женился. Эвелин и Кайденс — для меня всё. — И это правда. — Пожалуйста, не вините её. Это было моё решение. Я хотел, чтобы она стала моей женой. Мне надоело прятать свои чувства. А теперь, когда я живу с ними и всё стало открытым — надеюсь, вы сможете это принять.
Мама смотрит на меня, тяжело выдыхает.
— Я пропустила свадьбу своего сына, — тихо говорит она.
— Я знаю. Мы можем устроить церемонию побольше, если хочешь, — предлагаю, зная, что шансов на это немного: Эвелин всё ещё считает этот брак временным.
— Может, и устроим. Но… выходит, у меня теперь есть ещё одна невестка?
— Да, мама.
— И внучка? — её глаза расширяются, голос смягчается. Она обожает детей. Младенцы — её слабость. Думаю, она ещё даже не встречалась с Кайденс, ведь Эвелин избегала людей с её рождения.
— Да.
Она вздыхает, вытирает глаза и снова становится собой — хозяйкой дома.
— Что ж, тогда приводи сюда мою новую невестку. Надо убедиться, что с ней всё в порядке, раз она согласилась выйти за тебя тайком от нас, — её улыбка даёт мне понять: всё будет хорошо. Хотя, конечно, это ещё не конец расспросам. — Мы любим Эвелин, Уокер. Ты же это знаешь. Просто я не понимаю, почему ты решил скрыть от нас такую важную часть своей жизни?
— Я знаю. И ещё раз прошу прощения. Просто после смерти Джона…
— Думаю, теперь я начинаю тебя лучше понимать, — перебивает она. И именно за это я люблю маму. Она всегда наблюдает за мной, особенно последние полгода. Мы об этом прямо не говорили, но она знает, что я изменился. Так что в глубине души она, наверное, понимает: мои решения могут быть спорными, но её сердце всё равно найдёт способ их принять.
— Значит, Эвелин теперь получит рецепт твоего фирменного печенья? — вставляет Келси, и все начинают смеяться. Кроме Форреста. Он только качает головой и усмехается.
— Со временем. Сейчас моё сердце должно догнать разум в этом вопросе.
— Я тебя люблю, мама, — говорю, обнимая её.
— Я знаю. Ты всегда любил всем сердцем, Уокер. Так что если ты это решил — значит, твоё сердце было на месте. Я просто жалею, что ты не дал нам быть частью этого.
— Об этом я тоже жалею. Но не о том, что женился на Эвелин.
Они даже не догадываются, насколько это правда — несмотря на всё, через что мы уже успели пройти с тех пор, как сказали "да".
— Уокер! — кричит мне вслед Келси, когда я направляюсь обратно к конюшне.
Я собираюсь закончить кое-какие дела и потом поехать домой — в свой новый дом. Я не могу вечно прятаться от Эвелин, а сейчас мне тем более нужно сообщить ей, что мои родители узнали о наших отношениях.
— Что случилось? — спрашиваю я.
Она догоняет меня и идет рядом, когда мы заходим в душное помещение. Лошади начинают ржать, привлекая наше внимание. Но по поведению Келси я понимаю, что сейчас ей гораздо больше нужна моя поддержка.
— Могло бы пройти и лучше, да?
Я пожимаю плечами.
— Всё прошло примерно так, как я и ожидал. Я и сам собирался поговорить с ними сегодня, но, похоже, они уже утром узнали всё от Тэмми на рынке.
— Сплетни маленького городка, — усмехается она.
— Ага.
— У тебя всё в порядке с Эвелин? — спрашивает она, но по интонации ясно, что ответ она уже знает.
— С чего ты спрашиваешь?
— Мы виделись в пятницу за обедом. Она рассказала мне о среде.
Желудок неприятно скручивает, по венам пробегает раздражение.
— А. Ну, я перегнул палку, так что…
Она кладёт ладонь мне на плечо, останавливая.
— Нет, Уокер. Ты не перегнул. Просто тебе нужно понять, как тяжело Эвелин даётся помощь со стороны.
— Я уже начинаю понимать, что ей это нелегко даётся.
Келси фыркает:
— Это мягко сказано. Надеюсь, она будет над этим работать — с тобой. Но… она рассказала мне кое-что ещё о той ночи.
Я настораживаюсь: — Что?
— Что ты вошёл к ней в комнату без рубашки.
Я поднимаю брови.
— Она тебе это рассказала?
— Ага, — улыбается Келси всё шире. — И ещё сказала, что у неё это вызвало… кое-какие чувства. — Она игриво шевелит бровями и смеётся. — Если бы моя лучшая подруга знала, что я тебе сейчас скажу, она бы меня убила. Но… она отреагировала на тот поцелуй, Уокер. И на ту ночь, когда ты зашёл к ней раздетым… Она что-то чувствует. Так что тебе стоит надавить. Проверить, совпадают ли её чувства с твоими — или смогут ли совпасть со временем.
Я скрещиваю руки на груди.
— Зачем ты мне это говоришь, Келси?
Келси копирует мою позу:
— Потому что я знаю, что ты к ней неравнодушен. И если вдруг Эвелин испытывает то же самое, тебе стоит воспользоваться этим шансом. Это твоя возможность добиться того, чего ты хочешь.
Я раскрываю рот, собираясь что-то сказать, но Келси опережает меня:
— Я всё поняла ещё тогда, в Jameson, в тот вечер, когда она начала разговаривать со Шмитти. Я видела это в твоих глазах, хотя ты сам тогда, наверное, ещё не осознавал. Она тебе нравилась, но, когда между ней и Шмитти все стало серьезно, ты отступил. Ты начал избегать их, и мы с Уайаттом сошлись во мнении, что это потому, что ты понял, что упустил свой шанс.
— Ладно… — сердце бешено колотится, пока я слушаю, как моя невестка излагает хронологию моих чувств к Эвелин — словно я сам её не знаю. Но это также даёт понять: я не особо хорошо скрывал свои чувства от окружающих. А значит, возможно, Эвелин тоже догадывается?
— А потом она забеременела, и…
— Думаю, тут можно не продолжать.
Она сжимает губы и кивает:
— Прости. Но вот что я скажу. Я обожаю свою подругу, но она упрямая до безобразия — особенно когда дело касается близости с людьми. Я не буду рассказывать, почему — это не моя история. Но вот что — если бы я могла выбрать для неё мужчину, это был бы ты, — шепчет она, будто заклинание в пустоту.
Я вздыхаю и сажусь на ближайший тюк сена, опираясь локтями на колени:
— Келси… я ведь сделал это не ради неё. Я сделал это ради Кайденс. — Хотя мысль о чём-то большем между мной и Эвелин не раз приходила мне в голову. Ну, до среды точно.
— Я знаю. Но раз уж ты уже втянут в это, почему бы не сделать что-то и для себя? Постарайся разрушить её стены, покажи ей, что на тебя можно положиться. Она никогда не могла полагаться ни на кого, кроме меня, Уокер. Но ты о ней заботишься, так что борись за неё. Добивайся её. То, что для одного человека означает «я не был готов», для другого означает «я понял это в ту же секунду, как только увидел ее». Возможно, ты не понял этого в ту минуту, когда встретил Эвелин, но ты давно знал, что хочешь от нее большего, чем дружба. Так что теперь у тебя есть шанс, Уокер. Не испорть его.
В груди разгорается надежда, пока Келси смотрит на меня сверху вниз.