Я прошептала подпись вслух, гадая, не подслушивает ли где-то мой демон, когда я произношу те части, которые знаю по-английски, и коверкаю французский. Курсы французской дикции и языка научили меня достаточно читать, говорить на разговорном и петь, но уверенности в своих знаниях у меня нет. Я всегда перепроверяла себя, когда читала что-то новое.

Я прижала письмо к груди, и аромат кожи и виски моего демона донесся до моих ноздрей, успокаивая меня. Хотя я знала, что здесь никого нет, клянусь, я чувствовала на себе его горячий взгляд. Или что он обладал бы им... если бы был настоящим. Я оглянулась по сторонам, и ничто не убедило меня в том, что я не сошла с ума, только моя захламленная и немного грязная гардеробная.

Я вздохнула и благоговейно убрала письмо вместе со всеми остальными в нижний ящик своей музыкальной шкатулки, а затем извлекла из конверта второе письмо. Ноты.

Красивые слова первых писем прекрасны, но его музыка божественна. В каждом конверте плотная кремовая бумага с написанными от руки песнями, которые я редко слышала или никогда не слышала. Те, что мне незнакомы, всегда звучали в идеальной тональности, как будто мой демон музыки написал их специально для меня. Иногда я даже слышала фортепианную музыку и его глубокий бас, проникающий в мою комнату. Или... по крайней мере, мне так казалось.

Эта музыка — все, что у меня есть от него. Если бы не письма, я бы подумала, что все это выдумала.

Тот факт, что в своих записях он называет себя демоном, явно должен меня пугать. Но именно так я назвала его вслух, когда прочитала первое письмо без подписи. Все, о чем я могла тогда думать, — это ангелы и демоны, о которых пел мой отец. Должно быть, мой демон услышал меня, потому что в следующем письме было имя, которое он использует сейчас. Это должно пугать меня, и это безумие — возможно, в буквальном смысле, — но мой мозг не может избавиться от мысли, что, кем бы ни был мой таинственный друг по переписке, он хороший. Или, по крайней мере, он хорош для меня. Иногда это единственное, что имеет значение.

Я начала напевать про себя ноты, а затем взяла дневник с прикроватной тумбочки. Я наморщила нос, пытаясь вспомнить, какие слова я нацарапала, чтобы они подходили к ритму. Как только я добралась до нужной страницы, то увидела, что уголок уже загнут.

— Это странно, — пробормотала я.

Загибать страницы — не для меня, я все время делала закладки, даже в музыкальных книгах. Но иногда я писала в сонном оцепенении посреди ночи, так что, может быть, я сделала это тогда?

Ощущение того, что я не совсем одна, только усилилось, и я осмотрела комнату. Это не обязательно неприятное ощущение. Я бы даже сказала, что это почти как ангел-хранитель, присматривающий за мной. Здесь только моя тумбочка, открытая дверь в ванную и зеркало в полный рост у изножья кровати. Ничего необычного.

Может быть, мой демон музыки наблюдает за мной.

Усмехнувшись, я еще раз прокрутила в голове текст песни и мысленно соединила его с музыкальными нотами из письма. Через меня прошел прилив сил, уникальный и отличный от того, что я испытывала, когда выступала. Я всегда хотела петь свои собственные песни, как это делал мой отец. Но у меня никогда не хватало смелости.

Выступление в одиночку означало, что все шоу зависит от меня. Нет дублера, не на кого положиться, если я ошибусь. А что, если у меня случится маниакальный или депрессивный приступ и я не смогу выступить? Страх, сомнения и неуверенность сдерживали меня, но написание текстов приносило мне радость, как ничто другое.

Я напевала слова, читая ноты. Вскоре я увлекаюсь нежными взлетами и падениями мелодии, пока меня не вывело из задумчивости жужжание.

Я повернула голову и только через секунду поняла, что это звонил мой телефон, лежащий на стойке с косметикой в другой комнате. Как только я ответила, Джейми закричал мне в ухо сквозь фоновую музыку.

— Скарлетт! Какого черта? Где ты, детка?

Я бросила взгляд на часы на стене. Я потерялась в музыке больше чем на час.

— Дерьмо. Прости, Джейми, я скоро буду.

— Хорошо. Этот твой щенок действует мне на нервы. Если он сделает еще хоть одно грубое замечание официантке, я его выпорю.

Я фыркнула.

— Нельзя пинать щенков, Джейми. Все это знают.

— Думаю, для него мир сделал бы исключение, — проворчал Джейми.

Я бросила дневник обратно на кровать.

— Не волнуйся. Я спущусь через секунду.

— Хорошо.

Джейми повесил трубку, не сказав больше ни слова. Он никогда не говорит «пока», как нормальный человек.

Я засунула телефон в карман, который богиня-швея пришила к белому платью «Джульетты». Подправив макияж, я готова идти, но тут что-то в зеркале в полный рост привлекло мое внимание. Рама выглядела так, будто разошлась по шву, и я вставила ее обратно.

— Придется его заменить, — пробормотала я себе под нос, хватая белую кружевную маскарадную маску.

Мой взгляд остановился на белой розе, лежащей на косметическом столике, и прежде чем я успела остановить себя, я взяла ножницы из одного из ящиков и срезала длинный стебель. Продевая одну из швейных булавок через плотную ткань платья, я уколола палец.

— Черт.

Кровь полилась, и я сунула палец в рот, чтобы промокнуть ее, пока она не попала на платье. К счастью, до того как уколоться, я уже успела в основном прикрепить булавку и мне удалось надеть розу одной рукой. Перед уходом я еще раз посмотрела в зеркало и выругалась.

На розе есть едва заметный мазок крови, после того, как я укололась. Гранатовые крапинки — единственный цвет, который я ношу, и он совершенно не выделялся, но это все еще выглядело красиво, поэтому я не сняла цветок. Если не считать крови, белые лепестки почти сливались с моим белым платьем, но мне все равно. Если я не могу работать над текстом музыки своего демона, как мне хотелось бы, то, по крайней мере, я могу носить розу, которую он мне подарил.

Остановившись на пороге, я с тоской посмотрела через дверь своей спальни на ноты, подложенные в дневник, лежащий на кровати. Я бы с удовольствием осталась дома и просто поработала над новым произведением, которое прислал мне мой призрачный друг по переписке, но я обещала Джейми пойти на вечеринку в этот раз.

В кармане раздался гудок, и я поняла, что он снова звонит мне. Он практически единственный, кто это делал. Поэтому, бросив последний взгляд на свой дневник, я решила поработать над ним позже и закрыла дверь, не потрудившись запереть ее. Музыкальная консерватория Бордо — одно из самых безопасных мест во Французском квартале, если не самое безопасное.

Пока я шла по тусклым коридорам в «Маску», я использовала поиск в Интернете, чтобы перевести подпись к письму: «tu me verras bientôt». Это новая подпись, которой он никогда раньше не подписывался, и мне стало любопытно.

Но когда появились слова, я замерла на месте. Уставившись на яркий экран, сердце подкатило к горлу, а тревожные звонки отчаянно пытались — и безуспешно — пересилить надежду и волнение, разливающиеся по моим венам.

«Скоро мы увидимся».

Сцена 3

МАСКА

Скарлетт

С такой толпой внутри «Маски» трудно представить, что на Бурбон-стрит кто-то остался. К счастью, Джейми уже обеспечил нам столик рядом с остальными актерами. Как только я вошла, он вскочил со стула рядом с Рэндом и дико замахал рукой, подтверждая все мои сомнения по поводу того, пил ли он еще.

— Скарло! Сюда!

Из динамиков доносились джазовые и блюзовые версии популярных песен, но я все равно услышала Джейми.

Тускло освещенная комната представляла собой лабиринт из эклектичной мебели, окружающий танцпол и пустующую сцену. Маленькие лампы светились у каждого столика, освещая посетителей, сидящих на бархатных диванах и стульях. Как только я добралась до нашей секции, Рэнд занял мне место рядом со своим, но Джейми потянул меня за руку, чтобы я села рядом с ним в бархатную кабинку напротив Рэнда.