— Он упомянул, что я должен посмотреть видео еще раз, имея в виду все домашние фильмы, которые твой брат снял, пока я был под его добросовестной опекой. — Сол подпрыгивает на носках, снова защищаясь, в то время как Рэнд совершает неконтролируемые замахи. — Представь мое удивление, когда я получил в свои руки зашифрованные видеозаписи того времени. Я смог посмотреть их на этой неделе и приехал, чтобы узнать… в то время как мой второй глаз был завязан, ты на самом деле был тем, кто поджег меня. Ты заставил меня гореть, пока твой брат смеялся.

Сол снова делает выпад, заставляя Рэнда отшатнуться назад и приблизиться к краю канала. Прозрачно-голубые глаза Рэнда расширяются от ужаса.

— Он… он создал меня!

Так быстро, что я едва не пропускаю это, меч Сола каким-то образом оказывается под подбородком Рэнда.

— Не. Лги. Для. Меня. Я видел ликование на твоем лице. Ты переоценил себя, только когда по-идиотски поджег мои веревки, и я смог освободиться. Каково это - знать, что из-за твоей глупости погиб твой брат?

— О чем ты говоришь? — спрашивает Рэнд, тщетно пытаясь придать своему голосу твердость. Его кулак сжимает рукоять меча.

Сол выкручивает руку, и Рэнд шипит, когда капля крови скатывается по центру его шеи.

— Я говорю о том, как смог задушить твоего брата своей собственной веревкой, потому что ты сжег ее. Забавно, что даже после того, как ты по глупости поджег мой переплет, если бы ты не был гребаным трусом и не сбежал, ты мог бы спасти Лорана. Мне едва удалось прикончить его, когда мы были только вдвоем. Что, если бы ты остался и спас своего брата? — слова Сола сочатся ядом. — Может быть, Шателайны все-таки разрушили бы Новый Орлеан.

Крик Рэнда - его единственное предупреждение, когда он бросается к Солу. Я прижимаю руки к щекам и едва сдерживаюсь, чтобы полностью не закрыть глаза. Слезы ярости текут по щелям между моими пальцами, но я не издаю ни звука, боясь, что Рэнд каким-то образом возьмет верх над Солом. С каждым словом Сола мой гнев на Рэнда все сильнее закипает у меня под кожей. Я даже оглядываюсь вокруг, чтобы посмотреть, нет ли оружия, которое я могла бы взять, чтобы закончить работу, но знаю, что Сол никогда бы мне этого не простил.

Рэнд забрал моего отца, но он пытал Сола и замышлял уничтожить всю семью Бордо и империю. И теперь он угрожает сделать все это снова. Это вендетта Сола, и я смирилась с тем, что случится с человеком, который предал меня.

Раздавшееся проклятие отвлекает мое внимание от стойки с оружием и возвращает к бою, когда Сол спотыкается об одну из брошенных веревок. Рэнд прыгает на него и яростно наносит удар. Сол приземляется кувырком и дергает за одну из веревок у ног Рэнда. Это движение выбивает ноги Рэнда из-под него. Он падает гораздо менее грациозно, в то время как Сол завершает свое падение обратным броском, который ловко возвращает его на ноги с мечом в руке. Прежде чем Рэнд успевает подняться с колен, Сол оказывается на нем, приставив лезвие к его горлу чуть выше кадыка.

— Подожди! — Рэнд вскрикивает как раз в тот момент, когда еще одна струйка крови стекает из нового тонкого, как бумага, пореза на его шее. — П-подожди! Я признаюсь. Вместо этого я сделаю признание.

— Для этого уже слишком поздно...

— Нет, пожалуйста! Я сделаю это! Т-твоя тень! Он на дне Миссисипи!

Лицо Сола превращается в неприкрытую ярость.

— Ты, мать твою...

Рэнд взвизгивает и уворачивается. Его пронзительный крик обрывается, когда он пытается торговаться с моим демоном.

— Стой! Я... Я также могу сказать тебе, с кем я работаю!

Я могу видеть всю широту эмоций Сола, благодаря тому, что его лицо открыто: замешательство, сочувствие, все еще смешанное с заслуженной ненавистью, которая сочится и из моей собственной кожи.

Сол переводит взгляд на меня.

— Что скажешь, Скарлетт? Я сказал ранее, что это твой выбор, я серьезно. Смерть или признание...

Рэнд яростно размахивает мечом.

— Сол, берегись! — крикнул я.

У меня кровь стынет в жилах, но Сол слишком быстр. Он уклоняется от безрассудной атаки, которая оставляет тонкий порез на его руке, но его собственный клинок пронзает нападавшего насквозь.

Раздается тошнотворный глухой удар, когда голова Рэнда ударяется о землю. Она медленно откатывается от его тела, пока не останавливается лицом вверх, выражение ужаса навсегда застыло на его чертах.

Как будто он увидел привидение.

Или призрака.

Я прикрываю рот, чтобы заглушить крик. Грудь Сола вздымается под белой рубашкой, забрызганной кровью. Он сглатывает и снова смотрит на меня.

— Ты в порядке, Скарлетт?

— Я... Я в порядке? — бормочу я. — С тобой все в порядке?

Я открываю дверь и бегу к нему. Как только оказываюсь в нескольких футах от него, Сол заключает меня в объятия, и я прижимаюсь к нему. Мои руки теребят его одежду, но он, кажется, в порядке.

— Не беспокойся обо мне, маленькая муза. У меня всего лишь царапина.

Воздух, застрявший в моих легких, медленно выходит из меня, когда я осматриваю его руку, подтверждая, что лезвие лишь задело его. Я бросаю взгляд на отрубленную голову, безмолвно кричащую у наших ног. Мой желудок сжимается, но я проглатываю желчь, чтобы сосредоточиться.

— Что, если бы я потеряла тебя, Сол?

— Jamais, mon amour, — быстро отвечает он и целует меня в макушку. — Ты никогда не потеряешь меня. Я - тень, которая всегда будет защищать тебя.

Какое-то время мы стоим в тишине, слышен только плеск воды на краю комнаты. Грохот пульса в моих ушах почти заглушает звук. Когда мое сердцебиение наконец замедляется, он ослабляет хватку.

— Он действительно умер, да?

— Бесчестные трусы всегда сами решают свою судьбу. Рэнд Шателайн решил пойти по стопам своего брата. Смерть от руки Призрака Французского квартала. Это... Это наконец-то закончилось. Шателайнов больше нет.

Я хватаю его за свободную руку и встречаюсь взглядом с его сверкающими полуночными глазами.

— Что нам теперь делать?

— Сейчас? — он вдыхает и выдыхает одним медленным, глубоким вдохом, как будто груз его прошлого наконец-то сброшен. Легкая, умиротворяющая улыбка медленно растекается по его губам, освещая даже правую сторону лица. — Теперь я могу подарить тебе солнечный свет.

Повторение

ОНА БЫ ТЕБЕ ПОНРАВИЛАСЬ

Сол

Жар исходит от камня, заставляя меня вспотеть под маской. Я продолжаю осторожно проводить мягкой щетинкой по гравюре, лежащей передо мной, тщательно очищая щели, чтобы убедиться, что элементы больше не скапливаются до того, как потребуется следующая настоящая чистка. Закончив, я бросаю щетку в ведро, прежде чем встать и отряхнуть пыль с коленей.

Я кладу руку на каменный занавес и пристально смотрю на выгравированное имя моего отца.

— О, Соломон, он блестит, — кричит моя мать со своего места на скамейке в нескольких футах позади меня. — Спасибо. Твой отец был бы так горд.

Ее слова ободрения вызывают у меня улыбку, и моя грудь расширяется, когда ее хрупкое сопрано начинает петь «La Vie en rose», песню, под которую они с моим отцом танцевали на своей свадьбе, ту самую, которую она пела нам каждый вечер. Это по-прежнему возвращает ее к настоящему больше, чем любой другой инструмент заземления, который мы использовали.

Мягкая рука, которую я уже знаю лучше, чем свою собственную, ложится в мою.

— Я не знала его, но я знаю тебя. И я горжусь тобой. Но думаю, что он был бы таким же, — успокаивает меня Скарлетт, и я киваю.

— Он был бы таким.

Она целует меня в левую щеку, и впервые в жизни я жалею, что не в правую. Прикосновение ее губ к моей чувствительной коже - чистое блаженство. Она снова сжимает мою руку и наклоняется, чтобы взять ведро, оставляя меня с отцом.