Это. Это просто кажется чертовски правильным.

Чья-то рука хлопает меня по плечу, выводя из задумчивости, и я вижу вокалиста с коктейлем и широкой улыбкой на обветренном темнокожем лице.

— Черт возьми, девочка. У тебя неслабый голос.

— Она также точная копия Гаса Дэя. Очевидно, она похорошела. — Саксофонист подмигивает слезящимся голубым глазом. — Какая-нибудь родственница?

— Он… он был моим отцом, — заканчиваю я. — Вы знали его?

Множество эмоций отражается на лице певца.

— Да, мы знали его. Играли с ним довольно много раз. Жаль, что он связался не с той компанией, но, по крайней мере, ты вычислила правильную. — Его слова заставляют меня нахмуриться, но когда он продолжает, я теряю всякий ход мыслей. — Если ты когда-нибудь захочешь снова спеть с нами, просто дай нам знать. Для ребенка Гаса Дэя всегда найдется место.

К моим глазам подступают слезы, но я улыбаюсь и киваю. Весь этот опыт был ошеломляющим, и я не могу решить, то ли убежать со сцены вместе с Солом, то ли умолять сыграть еще одну песню, то ли крикнуть «да» солисту во все горло. Но я просто стою там, как идиотка, пока сильная рука не обвивает мою талию. Я инстинктивно оборачиваюсь на аромат виски и кожи, ища покоя, который, я знаю, он мне приносит.

— Договорись об этом с мадам Джи, Зиг, и мы поговорим о другом шоу, — предлагает Сол, прежде чем помахать ему рукой и помочь мне сойти со сцены. — Может быть, на вечеринку «Красное, белое и черное» в следующие выходные.

— Будет сделано, мистер Бордо.

Я машу группе на прощание, когда Сол уводит меня. Вокалист вызывает еще один взрыв аплодисментов. Одобрительные возгласы поднимают меня, заставляя чувствовать себя невесомой с большей гордостью, чем все без исключения шоу, которые я давала на оперной сцене, вместе взятые.

Толпа затихает позади, когда Сол ведет меня по коридорам. Темнота резко контрастирует с прожектором, который только что светил на меня сверху, и мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы разглядеть, прежде чем мы подходим к затемненной нише. Как только мы останавливаемся, я открываю рот, чтобы поблагодарить его, но теплый вкус «Сазерака» останавливает меня.

Губы Сола прижимаются к моим, и одна рука ложится мне на спину, в то время как другая баюкает мою голову. Я таю в его объятиях, постанывая ему в рот.

Он прерывает поцелуй со смешком.

— Поцелуй меня в ответ, Скарлетт.

Мне требуется его подсказка, чтобы понять, что я просто стою там, ошарашенная, как будто была на сцене. Я тут же обнимаю его за плечи и прижимаюсь к нему.

— Черт возьми, да, — рычит он мне в рот и погружает язык внутрь. Я смакую теплый вкус виски с сахаром, когда пробую его в ответ. Мои руки зарываются в его волосы, а его рука на моей талии притягивает меня крепче.

— Там, наверху, ты была всем, Скарлетт. Черт возьми, ты как будто ожила. — Его губы скользят по линии моего подбородка. Его маска не такая жесткая на моем лице, как я ожидала, но я все равно с ней осторожна. Очевидно, он пока не хочет снимать ее, даже для поцелуя, и мои пульсирующие внутренние мышцы взбунтуются, если я все испорчу.

Его нос скользит по чувствительной коже на моей шее, прежде чем прикусить ключицу. Я вскрикиваю, но мне нравится небольшой укол боли.

Мои пальцы все еще запутались в его волосах, поэтому я осмеливаюсь поднять его и поднести к своим губам. Он настойчиво рычит, когда я это делаю, и опустошает мой рот своим, прежде чем я отстраняюсь.

— Ты нужен мне, Сол.

Он не колеблется, даже когда я заканчиваю умолять его, прежде чем он заключает меня в свои объятия. Я смутно осознаю, что мое платье рвется в месте разреза, но мне уже все равно, когда он поднимает меня. Он держит меня, как невесту, которую переносят через порог, как он делал, когда нес меня в свой подземный дом прошлой ночью.

— Не отпускай, Скарлетт.

— Никогда, — шепчу я в ответ.

Я обвиваю руками его шею, и он толкает стену рядом с нами, открывая потайную дверь.

Акт 3

Сцена 16

МЯТЫЙ БАРХАТ

Скарлетт

Мы входим в один из Запретных туннелей, построенных по заказу прадеда Сола.

Лампочки Эдисона обеспечивают достаточную видимость для меня. Мы скользим по коридорам тихо, как призраки, преодолевая повороты и лестницы. Я не могу сориентироваться, пока не слышу шум воды и не обнаруживаю, что мы каким-то образом уже вернулись к нему домой. Он возится со своим телефоном, и дверь с шипением открывается.

Не теряя больше ни секунды, он врывается в дверь и закрывает ее за нами, заблокировав доступ к своему телефону. Он хлопает ладонью по выключателю на стене, и по всему его дому загораются все тусклые лампы Эдисона. Теперь, когда я вижу желание, отраженное на его лице, он нужен мне еще больше, и я нападаю на него прежде, чем он успевает увести нас дальше в фойе.

Он вытаскивает что-то из-за пояса, и это ударяется о столик в прихожей. Его пиджак мешает мне, поэтому я запихиваю его обратно, чтобы он мог сбросить его на пол. Я развязываю его галстук и бросаю на землю, но когда тянусь к его рубашке, он хватает меня за руку и накидывает ее себе на шею. Я прижимаюсь к нему, пока он обхватывает мои ноги вокруг своей талии.

Его руки обхватывают мои ягодицы, прежде чем переместиться к ленточным бретелькам, стянутым по моей спине. Он распускает их, и вырез с открытыми плечами падает между нами, цепляясь за его грудь прежде, чем обнажить мою.

Он захватывает мои губы, и его пальцы впиваются в мышцы моих ягодиц в восхитительно болезненном массаже. Пока он ведет нас по коридору, я целую его в губы, прикусываю нижнюю губу и чмокаю в левую щеку, все, что угодно, лишь бы быть ближе к нему. Мое сердце бешено колотится, и мое нутро наполняется желанием. Его твердый пресс сжимается рядом с моим трепещущим клитором, когда он двигается.

Его шаги тихие, а я стою спиной к спальне, поэтому не понимаю, что мы там, пока он не раздвигает шторы. Движение настолько сильное, что они отлетают от перил, к которым прикреплены, и приземляются на кровать, смешивая бархатные занавески с одеялом. Не поправляя их, он швыряет меня поверх всего этого на кровать.

У меня вырывается вскрик, прежде чем перейти в хихиканье, и по привычке мои руки взлетают к платью, чтобы прикрыть грудь. Он забирается на кровать и раздвигает мои колени своими, вызывая еще один разрыв подо мной.

— Мое платье будет испорчено, — игриво надуваю я губы.

— Я куплю тебе еще. — Он целует меня в губы, прежде чем обхватить предплечьями мою голову с обеих сторон. Его пальцы нежно снимают с меня маскарадную маску, прежде чем он исследует мой рот.

— А что, если я захочу это платье? — поддразниваю я его в губы. — Оно единственное в своем роде.

— Что ж, тогда ты всегда можешь хранить память о нем, как о той ночи, когда я разорвал его на части, чтобы заставить тебя кончить на мой язык.

Его пальцы обвиваются вокруг моего атласного выреза и тянут его вниз, обнажая мою грудь. Внезапный приступ застенчивости угрожает вызвать комок в моем горле, пока он не берет полный контроль в свои руки. Его длинные пальцы, как у пианиста, обхватывают мои груди и прижимают их друг к другу, пока он целует меня вниз по груди и вокруг каждого соска.

— Ты знаешь, каким возбужденным я был всю ночь, зная, что на тебе не было лифчика под этой тонкой тканью? То, как каждый мужчина пускал слюни при виде тебя, заставляло меня гордиться… и убивало.

— Я не видела, чтобы кто-нибудь пускал на меня слюни, Сол.

Я приподнимаю бедра, пока его язык кружит вокруг моего соска. Он втягивает его вершинку и ласкает другую своим пальцем, так нежно, что от легкого прикосновения моя сердцевина трепещет.