— Значит, ты хочешь сказать, что смотрела только на меня, ma belle muse? — от его порочной улыбки у меня самой болят щеки.

Он облизывает другой мой сосок, прежде чем оставить влажные поцелуи ртом ниже, туда, где платье все еще облегает талию. Этот чарующий глаз цвета полуночи подмигивает мне в ответ, вызывая дрожь по моему позвоночнику. Я прикусываю губу, когда он хватает меня за подол на верхней части бедра и разрывает платье посередине. Он не дает мне ни секунды на реакцию, прежде чем медленно, дюйм за дюймом, стягивает мои стринги вниз.

Я закрываю глаза, когда его дыхание скользит по чувствительной коже моих бедер. По всему телу пробегают мурашки, и мое сердце замирает от ощущения покалывания. Я извиваюсь под ним, пока он не обхватывает мои ноги руками. Мое дыхание учащается, когда он раздвигает их шире и полностью устраивает свои широкие плечи между ними. Тепло поднимается из моего нутра, когда он обхватывает руками бедра и большими пальцами раздвигает меня. Несмотря на то, что мне нужно, чтобы он был рядом, моя рука рефлекторно пытается прикрыть мою киску.

Он впивается зубами в мои пальцы, заставляя меня с визгом отдернуть руку.

— Сол!

Его мрачный смешок обдувает теплым воздухом мое самое чувствительное место.

— Тебе не удастся спрятаться от меня, моя прелестная муза. В следующий раз мое предупреждение не будет таким мягким.

Я сглатываю и зажмуриваю глаза, отказываясь смотреть на него, когда признаюсь.

— Я… Я никогда… Я никогда не была с...

— Я знаю, — отвечает он в ответ, и я ловлю его взгляд.

— Ты знаешь? Откуда, черт возьми, ты знаешь, что я никогда ничего не делала, кроме как целовалась с парнями... Ой!

Укус на внутренней стороне бедра заставляет меня приподняться на локтях, чтобы отругать его, но он смывает его, и мне становится легче.

— Не говори о других мужчинах. Никогда, — рычит он.

— Хорошо, но это не ответ на мой вопрос. — Мои глаза прищуриваются, когда я смотрю на него.

Он, кажется, колеблется, прежде чем просунуть широкое плечо глубже под мою ногу и обхватить руками верхнюю часть моих бедер, словно пытаясь удержать меня от побега.

— Ты сказала мне об этом прошлой ночью. Когда я заставил тебя...

— Когда я была под таблетками и думала, что ты мне приснился? — воспоминание вспыхивает в моей голове, и я хмурюсь, размышляя, стоит ли мне вообще заниматься этим с ним в данный момент.

— Нет... Когда ты так отчаянно хотела кончить, я освободил тебя от сексуальной неудовлетворенности. Это то, что делают хорошие любовники во сне.

Это заставляет меня откровенно рассмеяться.

— Признаюсь, у меня никогда не было таких хороших снов, как этот.

— Больше никаких снов, маленькая муза. Только воспоминания. Я позабочусь о том, чтобы ты никогда не забыла, как я впервые попробовал тебя на вкус.

Я открываю рот, чтобы продолжить разговор, мои нервы сдают, но одно прикосновение языка моего призрака — и мне конец.

Он начинает с центра и впитывает возбуждение, которое, я знаю, скопилось у моего входа, поглаживая весь путь до моего клитора. Его теплый язык обводит бугорок, и я стону. Мои ногти цепляются за что-нибудь, за что угодно, за точку опоры, и я нахожу бархат в своих объятиях. Надеюсь, дело в одеяле, а не в занавесках, но еще одно прикосновение его языка заставляет меня забыть об этом вообще.

Сол убирает одну руку, в то время как другая подпирает мою ягодицу, приближая меня как можно ближе, чтобы попробовать на вкус. Его язык проникает внутрь меня, посылая мурашки удовольствия по коже. Мои ноги сжимают его голову, мышцы напрягаются от удовольствия, но он держит мою левую ногу раздвинутой подальше от своей маски. Он проводит языком по моему клитору, прижимаясь к нему, и я ахаю, когда что-то проникает в мое отверстие. Я опускаю взгляд на него и вижу, что его длинный палец дразнит мою сердцевину, прося войти.

— Да, Сол. Пожалуйста, мне нужен твой палец внутри меня.

Возможно, я обманывала себя, думая, что в то время была под действием таблеток, но помню, как Сол направлял мои пальцы, чтобы найти то идеальное местечко внутри меня. Если он возбудил меня, даже не прикоснувшись, я могу возбудиться, когда он сделает это самостоятельно.

Мои руки сжимают ткань, и кольца занавески щелкают друг о друга. Перекладины балдахина скрипят над нами, но Сола, кажется, это не беспокоит.

Его длинный проворный палец поглаживает мои внутренние мышцы, а язык кружит вокруг моего клитора, пока давление внутри меня не достигает предела возбуждения.

— Да, Сол, пожалуйста. Прямо сейчас... — Я шепчу снова и снова, наслаждаясь тем, как каждое поощрение, кажется, подстегивает его двигаться быстрее.

Потребность кончить нарастает и нарастает, толкая меня на грань блаженства, пока он не посасывает мой клитор губами и не фокусирует на мне свой полуночный взгляд. Я натягиваю бархат плотнее, пока не раздается резкий щелчок по стенам. Его имя срывается с моих губ, когда я наконец достигаю этой вершины и падаю вниз, вниз, обратно на землю.

Внезапно дерево надо мной трескается, и что-то рушится, угрожая раздавить меня. Я кричу сквозь свой оргазм, блаженство и ужас борются в адреналине, наполняющем мои вены, но Сол прыгает на меня сверху, защищая. Одна из перекладин балдахина кровати падает с глухим стуком, и он ворчит надо мной. Несмотря на всю эту суматоху, мое тело все еще сотрясается от эйфории, а его палец остается сосредоточенным на том месте внутри, позволяя мне наслаждаться второстепенными нотами моего оргазма, даже когда он укрывает меня.

Когда я, наконец, со вздохом опускаюсь на землю, я понимаю, что Сол полностью защитил меня. Мои руки вцепляются в лацканы его белой рубашки, и мы оказываемся окружены, должно быть, фунтами тяжелого бархата. Когда он нежно убирает палец с моего центра, у меня перехватывает дыхание от того, как каждый сустав касается моих чувствительных мышц. Он ловит мой вздох своими губами в обжигающем поцелуе. Моя рука гладит непокрытую левую сторону его лица, но когда я дотягиваюсь до правой, его рука хватает мою.

— Не надо. — В его голосе звучит угроза, но в нем есть и мольба, от которой у меня сжимается сердце.

— Я не буду, — быстро обещаю я, меняя траекторию движения левой руки, чтобы вместо этого запустить ее в его волосы. В темноте я почти забыла, что на нем вообще была маска из-за ее мягкого материала. Он стонет в ответ мне в рот, когда я дергаю за его темные, мягкие пряди, и маска прижимается к моему лицу, когда наш страстный поцелуй переходит в нежность.

Когда бархатное облако, окутывающее нас, начинает становиться удушающе горячим, он прерывает поцелуй и садится. Ткань натягивается на его мощное тело, позволяя воздуху ласкать мои щеки. Он сбрасывает его со спины, и только тогда, в тусклом свете комнаты, я понимаю, что сделала.

— Ах! Я сломала твою кровать!

— Только балдахин и занавески. Их всегда можно починить. — Он наклоняется, чтобы снова поцеловать меня, и смеется у моих губ. — Кроме того, для мужчины нет большего достижения, чем расстелить постель и заставить женщину кончить в его объятиях.

Я хихикаю и шлепаю его по плечу. Он ловко уворачивается и встает, чтобы убрать толстую стопку штор и одну балку, которая упала ему на спину, осторожно, чтобы не задеть меня в процессе.

— С тобой все в порядке?

— Я переживал и похуже, — бормочет он. — Даже синяка не останется.

Мои глаза сужаются, когда я наблюдаю, как двигаются мышцы его спины под рубашкой, как будто я могу увидеть возможный синяк, формирующийся прямо под тканью. Но меня завораживают чернила, растекающиеся под тонкой хлопчатобумажной рубашкой.

Прохладный воздух скользит по моей обнаженной груди, вырывая меня из задумчивости и вызывая озноб. Я сажусь и собираю платье, внезапно замечая, что он полностью одет, в то время как я беззащитна. Неуверенность согревает мои щеки, когда я пытаюсь прикрыться лоскутками атласа, и знаю, что моя бледная кожа сейчас, должно быть, покраснела как свекла.