Как будто мое тело винило меня в своей судьбе, фантомный зуд вспыхивает на покрытой шрамами коже правой руки. Но все мое внимание сосредоточено на том, чтобы бросить вызов Рэнду. Я задел его за живое, но он знал, что сейчас я неприкосновенен. Никто из нас не виноват в том, что его брат подписал перемирие, но при этом активно его нарушал, чем и заслужил наказание. Если Рэнд решит отомстить, он нарушит слово своего мертвого брата. Не говоря уже о том, что если Рэнд нападет на меня первым, то я смогу ответить равной кровью. В соответствии с перемирием, заключенным его братом, разумеется.

Неодобрение моего брата ощутимо. Не то чтобы он доверял Рэнду. Бен просто хотел, чтобы эта встреча закончилась без драмы. Но это первый раз, когда наши семьи разговаривали за последние десять лет. Это должно было быть неприятно.

Бен никогда не был любителем нелицеприятных подробностей о том, что нужно, чтобы город был безопасным, процветающим и преданным. Я привык к этой части. Он пожимал руки. Я использовал кулаки. Его конек - это хитрость и сделки, защита наших людей с помощью финансовых и юридических средств. Я отвечал за безопасность и управлял с помощью физической силы и знаний. Мои тени работали в тандеме с госпожой Гастоно из подпольного бара. Вместе нам нет равных в сборе секретов по всему Французскому кварталу и за его пределами. Шантаж работал так же хорошо, как и кулаки. А иногда и лучше.

— Бордо не ездят на запад от скоростной автомагистрали, — напомнил ему Бен. — Шателайн не ездят на восток или в Порт Нола. Отель во Французском квартале не сработает, потому что наши люди не ведут дела на противоположных сторонах. Только без приглашения и только если одна сторона причиняет вред другой.

Я ухмыльнулся.

— И подумать только, мне даже не пришлось ждать приглашения или покидать Садовый квартал, чтобы восстановить справедливость после того, как твой гребаный брат похитил меня...

— Дело в том, — снова вклинился Бен. — Перемирие было заключено, чтобы защитить нас самих. Наши матери пытались сгладить вековую вражду наших семей, отправив нас троих в одну и ту же школу-интернат, и это потерпело неудачу. Лоран может быть мертв, но мы все знаем, что Сол - живое доказательство того, что наши семьи теперь квиты.

Правая сторона моего лица горела под маской, и Рэнд поморщился, хотя я не уверен, от его потери или от моей. То, что мы были друзьями в детстве - до того, как меня использовали в качестве разменной монеты - не означало, что эта преданность пережила смерть его родного брата, каким бы чудовищем ни был старший Шателайн.

Рэнд сокрушенно вздохнул, и я вернулся к попыткам отключиться, чтобы послушать арию. Но в его голосе есть гнусавость, которую мне трудно игнорировать.

— Я знаю. Я не был в курсе событий десять лет, но мы не всегда были соперниками. Я подумал, что мог бы, по крайней мере, представить ее вам, если вы заинтересованы.

— Откуда, черт возьми, ты знаешь Скарлетт Дэй? — вопрос вырывается из меня прежде, чем я успеваю осознать, что говорю.

Губы Рэнда изогнулись в гордой улыбке.

— Разве вы не знали? Мы с Летти давно знакомы. Можно сказать, что мы с детства влюблены друг в друга.

Каждое его слово заставляло меня крепче сжимать пустой бокал в руке. Обдумывая, что ответить, я расслабил пальцы, один за другим. Если я разобью еще один предмет антикварной посуды, мадам Джи снимет с меня кожу и приготовит, и на этот раз мне даже не достанется мертвый Шателайн.

— Как? — наконец ответил я, все еще не в силах разобраться с новостями. — Мы все трое на несколько лет старше и учились во Франции, а семья Скарлетт родом из Аппалачи.

Рэнд поднял бровь, и я почувствовал, как Бен напрягся рядом со мной. Я перестарался.

— Вы много знаете о моей Летти, не так ли?

Мне очень хотелось разбить бокал о его довольное лицо, но я нетерпеливо ждал его объяснений.

— Отец Скарлетт был странствующим музыкантом. Она ездила с ним повсюду, в том числе когда он выступал с летними гастролями во Французском квартале. Я удивлен, что у нее вообще есть деньги, чтобы оплатить эту школу. Вы, Бордо, не из дешевых.

— У нас в Бордо много стипендий, — предложил Бен в ответ на мое неодобрение. — Мисс Дэй получила стипендию после смерти отца.

— Верно, его убили. Бедная Скарлетт.

На его лице появилась озабоченность, когда он снова бросил на нее короткий взгляд, но я не позволю ему так легко отделаться.

— Его убили в Садовом квартале, — ответил я, приподняв левую бровь. Но Рэнд, казалось, не заметил моего обвинительного тона. — На вашей территории.

— Это ужасно. Мой отец и брат полюбили его, когда увидели, как он играет, ну, знаете, до того, как их бы отселили к западу от скоростного шоссе. Я познакомился с ней на одном из его концертов как-то летом, и потом мы были неразлучны, пока мне не пришлось уехать в школу. Жаль, что их нет рядом, чтобы увидеть ее, — он бросил на меня пристальный взгляд, а затем с тоской посмотрел на Скарлетт на сцене. — Они бы с удовольствием посмотрели, как процветает малышка Летти. Она тоже этого заслуживает.

Когда Рэнд повернулся в своем бархатном кресле, чтобы снова посмотреть на нас обоих, глаза Бена замерцали на мне сквозь маску. Он сжал пальцы и пошел дальше.

— Эта вражда унесла многих из наших семей. Вот почему наше перемирие так необходимо. И почему мы вынуждены отказаться от отеля Шателайн во Французском квартале. Не считая того, что ваши здания разрушат историю, нашим семьям лучше вести бизнес в разных концах города. Как мы и договаривались.

Тонкие губы Рэнда сжались в прямую линию, и он вернул взгляд на сцену. В напряжении его глаз отражался взгляд, схожий с голодом, который я чувствовал внутри. Я устремил взгляд в сторону его головы. Если бы он знал, что висело в хранилищах под сценой, то стер бы это ошарашенное выражение с его лица. Скарлетт Дэй - моя. Одному из его людей пришлось узнать это на собственном опыте.

Рэнд повернулся к нам спиной и изучал содержимое пятого ящика.

— Мне всегда казалось любопытным, что ваша семья проводила встречи именно здесь. Но должен сказать, что с таким шоу, как «Мисс Дэй», я понимаю, почему вы хотите использовать оперный театр в качестве нейтральной площадки.

И потому я никогда не покидаю его.

Моя семья называла Новый французский оперный дом своим домом с тех пор, как в 1920 году мы купили обугленный участок его прежнего тезки. Первоначальный дом сгорел почти дотла, а когда владельцы не смогли получить страховку, участок опустел. Моя прабабушка очень переживала из-за гибели первоначального здания Французской оперы, а мужчины из Бордо никогда не могли отказать своим женам. Бен - идеальный пример со своей женой Мэгги, дочерью мадам Джи.

Но мой прадед не только хотел порадовать свою жену, он увидел золотую возможность, когда вступил в силу запрет. Он купил участок земли, на котором находился старый Французский оперный театр, и перестроил его почти точную копию с улучшенными мерами безопасности. Они продали старый особняк Бордо в Садовом квартале, и Джеремайя Бордо превратил Новый французский оперный дом в консерваторию для студентов-искусствоведов, чтобы моя прабабушка могла преподавать и жить своей страстью на полную катушку. Он даже спроектировал общежития для студентов и семейное крыло, в котором сейчас жили Бен и Мэгги.

Но под ним он использовал в своих интересах возвышенность Французского квартала и создал защищенный от наводнений лабиринт подвалов и туннелей, чтобы использовать его во время сухого закона. Он управлял своей нелегальной винокурней через построенное внизу заведение «Маска». Предки мадам Джи заключили с ним сделку, и с тех пор они владели и управляли этим заведением. Маскарад, устроенный в те времена, защищал посетителей от возможного судебного преследования, если их когда-нибудь поймают - а их никогда не ловили. Теперь она защищала меня.

Как только меня выписали из ожогового отделения больницы, когда я был подростком, я покинул семейное крыло наверху и переоборудовал подвалы и туннели под собственный дом. Теперь мои единственные места обитания - подвалы, туннели, оперный театр и «Маска». Я никуда не выходил без маски, так что это мой дом. Здесь мне наиболее комфортно, и мой позор не выставлялся на всеобщее обозрение.