Хотя моя логика говорит, что я не могла написать их сама, приятно осознавать, что кто-то на самом деле стоит за ними. Мой мозг играл со мной злые шутки дольше, чем я получала лекарства, и даже при том, что у меня месяцами не было приступов, достаточная неуверенность в себе может заставить даже самый сильный разум усомниться в реальности. Но сегодня вечером я получила окончательное доказательство того, что я все еще в своем уме. У меня также есть доказательства того, что у меня есть реальный друг по переписке, который, по общему признанию, является тайным поклонником-преследователем, но, тем не менее, я все еще в здравом уме.

Как только заканчиваю смывать сценический макияж в своей ванной комнате, я возвращаюсь к стойке с косметикой, чтобы найти свои таблетки… только их там нет.

Я осматриваю свой стол, проклиная себя за беспорядок, который я всегда поддерживаю, и стону от перспективы попытаться найти свое лекарство среди множества бутылочек с тональным кремом, палеток с тенями для век и аксессуаров для волос. По этой причине я всегда кладу их в одно определенное место, но последствия показа отвлекли меня от рутины. Когда я заканчиваю поиски на поверхности, мои ящики оказываются такими же бесполезными. Я превращаю свой организованный хаос в торнадо катастрофы, пока, наконец, не сдаюсь. Смирившись, я обращаюсь к своему последнему средству. Старым лекарствам.

Весь прошлый год я пыталась обуздать своих внутренних демонов, с тех пор как попала в больницу из-за приступа маниакального расстройства. Даже после того, как мне поставили диагноз «биполярное расстройство», мне все еще казалось, что мой психиатр гадает, какие лекарства мне подойдут. Некоторые были хуже других, отправляя меня прямиком в сон, заставляя набирать вес или превращая меня в разъяренную стерву. Одно из них даже изменило мои голосовые связки, и я немедленно прекратила прием, несмотря на то, что оно работало во всех остальных аспектах. Мы с моим психиатром наконец-то подобрали комбинацию лекарств, которая мне подходит.

Обычно я бы не стала возвращаться к старым лекарствам, особенно к тем, от которых мне становится хуже. Но после всех событий сегодняшнего вечера я не могу отрицать, что у меня приподнятое настроение, и я хочу прекратить этот маниакальный эпизод до того, как он начнется.

Мои мысли скачут, я полна энергии, и желание спуститься вниз и совершить что-нибудь безрассудное — например, я не знаю, встретиться лицом к лицу с Солом и его пронзительным полуночным взглядом — почти непреодолимо. Все это могло быть совершенно безобидными, нормальными эмоциями.

Но это могло бы стать началом конца моего здравомыслия.

Особенно учитывая, какой триумф я испытала по поводу самоубийства Жака? От меня не ускользнуло, что как человек, который испытывал ужасающие мысли о самоубийстве в течение почти месяца после смерти моего отца, я должна испытывать больше сострадания к тому, кто, вероятно, покончил с ними.

Может быть, завтра я обрету сочувствие, но все еще чувствую, как его руки так нагло ощупывали меня на прошлой неделе, как будто он делал это сотни раз до этого. Что, если это было вовсе не самоубийство? Я не могу не думать, что он, возможно, получил по заслугам от кого-то менее трусливого, чем я.

Эта последняя самодовольная мысль заставляет меня сделать паузу, укрепляя мое решение принять сегодня вечером старое лекарство и позвонить своему врачу по поводу получения новых рецептов завтра. Наркотик вырубает меня и вызывает странные сны, но сонливость на следующий день лучше, чем оказаться в психушке после того, как не удалось предотвратить маниакальный приступ.

Что угодно, только не это.

Я иду в свою маленькую спальню и роюсь в прикроватной тумбочке среди множества старых оранжевых бутылочек с лекарствами, которые мне следовало выбросить несколько месяцев назад. Мой страх снова заболеть из-за именно такой ситуации заставил меня хранить их на дне ящика стола, поэтому, как только я нахожу нужную, то кладу таблетку в рот и делаю глоток из бутылки с водой, которая стоит на моей тумбочке.

Я быстро заканчиваю свою ночную рутину, зная, что у меня мало времени до того, как наркотик в буквальном смысле заставит меня потерять сознание, где бы я ни стояла.

Однажды, несколько месяцев назад, я свернулась калачиком на полу своей комнаты в общежитии, не заботясь и не осознавая, что делаю, чтобы затащить свою задницу в постель. Слава богу, у Джейми есть ключ. Я написала ему сообщение ранее ночью, и он, должно быть, поднял меня и отнес в постель. На следующее утро я была уютно укрыта одеялом, но была слишком смущена, чтобы спорить с ним по этому поводу, а он слишком джентльмен, чтобы заговорить об этом.

Я натягиваю тонкую белую футболку и забираюсь с Kindle под простое розовое одеяло, горя желанием прочитать хотя бы одну главу, прежде чем отключусь. Пока я не вспомнила, что остановилась на страстной сцене.

Вот черт.

Это особенно сексуальная сцена между королем вампиров — моим любимым — и женщиной, которую он технически похитил. Еще несколько строк, и я уже извиваюсь под простынями, пытаясь сопротивляться желанию жить опосредованно через героиню добиваться собственного удовольствия. Но я слаба, и вскоре моя свободная рука скользит вниз по телу к хлопчатобумажным трусикам.

Полуночные глаза моргают в моем видении, когда потребность создать свою собственную фантазию берет верх.

— Сол... — Я выдыхаю.

Мои соски твердеют, требуя внимания, и я отвечаю на их зов другой рукой, позволяя своему Kindle упасть на кровать, пока пощипываю каждый бугорок поверх ткани своей рубашки. Возбуждение смачивает мои трусики, и кончики пальцев, наконец, находят дорогу к резинке и ныряют под нее, чтобы найти клитор. Вершину, находящуюся между большим и указательным пальцами покалывает, когда я мысленно представляю широкую и мощную фигуру Сола, проходящего через мое зеркало.

Часть меня - очень маленькая, глупая, ханжеская сторона - уговаривает остановиться, говоря, что что-то не так. Но более здравомыслящая часть меня знает, что лекарство только начинает действовать, вероятно, потому, что я давно его не принимала. И после этого осознанного сновидения я собираюсь завалиться спать и проснуться с похмельем ровно в восемь утра.

Мой указательный палец нацеливается на этот маленький пучок нервов. Если бы у меня было больше времени, я бы достала свой вибратор, но не знаю, сколько у меня времени, пока не засну. Указательным и средним пальцами я быстро глажу свой клитор, пока не нахожу ритм, от которого по моему телу пробегает дрожь. Моя левая рука обхватывает и дразнит обе груди, и мое тело колышется под одеялом, когда я начинаю мчаться к финишу, мучительно близкому, но просто недосягаемому. В моем воображении Сол смотрит на меня из зеркала, и я тянусь к нему.

— Приди, пожалуйста. Помоги мне. Ты мне нужен, — умоляю я своего таинственного призрака.

Его движения кажутся неуверенными, когда он подходит ближе. Или он скользит?

— Ты настоящий? — где-то в глубине души я понимаю, что разговариваю с пустой комнатой, и хихикаю. — Ты мой демон музыки? Или Призрак Французского квартала?

Нет, он плод моего воображения, вот кто он.

Мои глаза расширяются, когда он открывает рот.

— Я - твой Сол. — Его голос глубокий и насыщенный, точно такой же, как сегодня вечером. Он говорил едва слышным шепотом, но это громко отзывалось в моем сознании.

Я знаю, что его зовут Сол, но мое сердце бешено колотится в груди при мысли, что он - моя душа. Он - выдумка, которую я придумала, чтобы исцелиться от травмы потери отца. Может быть, этот голос именно такой. Моей души.

— Душа моя, — шепчу я в ответ. — Спой мне, Сол. Мой демон музыки.

Он не поет, но откуда-то доносится музыка, и я знаю, что это песня, которую мой демон написал для меня. Его рука излучает тусклый свет, словно вызывая откуда-то музыку. Сияние отражается от его белой, как кость, маски. Несмотря на то, что она закрывает половину его лица, она не может скрыть щетину, покрывающую его сильную челюсть. Мои глаза скользят по его телу, останавливаясь на расстегнутом воротнике и закатанных рукавах черной рубашки. Его темные брюки почти не скрывают твердеющую выпуклость за молнией, и мне нравится тот факт, что он и не пытается скрыть это от меня.