Опять? Нормально не поешь! Тот номер с благословением младенцев больше не прокатит, надо по-абекурейски что-то выдать, чтобы все поняли!
— Желаю, чтобы все! — первое приходит на ум, но цитировать Шарикова из «Собачьего сердца», как-то неуместно, люди старались, вон какую самобранку накрыли! Подумав минутку в полной тишине, встаю и изрекаю,
— Пусть в стенах этого дома всегда кипит жизнь, стол будет так же богат, хозяева здоровы и счастливы! — потом всё же крещу живописное пиршество в воздухе и присаживаюсь на место.
— Благодарим, Великая! — отзывается Тео, Мирея сияет, как начищенный пятак, а Костик отрывает аппетитную, вроде бы куриную ногу и кладёт на мою тарелку,
— Отведай каплуна, Дадиан!
— Что за птица такая? — спрашиваю на русском, он на нём же отвечает,
— Кастрированный петух, любимая, пробовала, когда-нибудь? — м-да, наверное, вкусно, но звучит не очень.
— Как-то не судьба, у нас всё больше бройлеры.
Оказывается, правда, вкуснота. Вообще, всё вкуснота: и домашний сыр, и печёные овощи, и офигенные томаты, коих я фанат в летний сезон, и даже десятилетнее вино, хотя в алкоголе я ничего не смыслю.
Немного утолив голод, наблюдаю за сотрапезниками: старик справляется сам на удивление успешно, ему всего наставили под нос, и мимо рта он не проносит. Мири погрязла в детках, в её тарелке еда так и стынет нетронутой, а она всё подсовывает сидящим по обе руки кукушатам в ненасытные рты то кусочки мяса, то сыра, то помидор.
Наконец, карапузы с сытыми лоснящимися щёчками и осоловелыми глазками сползают со стульев, Мири уводит их спать. Мужчины мечут пищу — только в путь, запивают вином, хохочут, что-то вспоминая, но по серьёзным глазам видно, это всего лишь пауза. Каждый обдумывает своё, они растеряны, и мысли их не веселы…
Застолье затягивается, к его концу возвращается хозяйка и только принимается за ужин. Джакопо подрёмывает прямо в кресле, так и не донеся последний кусок до рта, я, честно говоря, тоже уже еле держусь. Тело припекает от избыточной дозы солнца, особенно рукам досталось, и очень хочется спать.
Друзья сытые и хмельные, наконец-то, закругляются. Тео, на правах хозяина распределяет нас на ночлег,
— Наисветлейшая, не побрезгуй постелью в нашем доме! Тебе самая лучшая комната, самая мягкая кровать! Высочество придётся отправить во флигель, там сейчас чудесно, — успокаивает Костика, — ещё час-два, и станет совсем прохладно!
— Берти, а мне со тобой во флигель нельзя? — что-то страшновато одной в чужом месте.
— Понимаешь, Матео, — выступает в качестве переводчика Костик, — Наисветлейшая приказывает мне быть всю ночь подле её ног и, не смыкая глаз, охранять священный покой и сон, — ещё вздыхает с сожалением, стервец!
Хозяин, явно жалея друга, самоотверженно предлагает помощь,
— Наимудрейшая, господин устал, может быть я смогу его заменить? Это ведь я — стражник, а он — герцог, — крутой поворот, но Костя не оценил широкого жеста, я даже слова молвить не успела,
— Наимудрейшая будет спать со мной! — вот дурила! Но он поправляется, — в смысле, она спать, а я, как верный пёс сторожить покой! Это великая честь и уступить её тебе, дружище, не могу!
— На всё воля Великой Дадиан, — сочувствует хозяин, и предлагает альтернативу, — может, тогда всё же лучше в доме? Какая разница, где ты будешь караулить сон богини?
— Выбирай флигель, Тань, — советует Костик. Некрасиво, конечно, трепаться на непонятном хозяину языке, но по-другому никак. И я выбираю,
— Флигель. Самую лучшую комнату и кровать оставим хозяевам…
* * *
— Почему в доме нельзя было остаться? — пытаю Костика, когда выходим на воздух. Ночная тьма накрыла мир плотным покрывалом из чёрного бархата расцвеченного тут и там бриллиантами звёзд.
— Потому что не желаю, чтобы кто-нибудь услышал или увидел, как я собираюсь охранять тебя всю ночь, — смеётся любимый тихим шёпотом, захватив меня в плен огромных рук, словно мелкую пташку в силки. А мне и не хочется вырываться, я полюбила этот уютный плен, он для меня и дом, и семья, и рай. И всё равно где, по ту или по эту сторону Вселенной.
Кстати, о Вселенной в её планетарном масштабе! Чего-то не хватает в Абекурской ночи,
— Где Луна? Костя, помнишь тот круглый блин в небе, который таял кривой сосулькой с каждой ночью, а потом начинал снова нарастать? Ты не мог не заметить, в хорошую погоду его всегда видно!
— Здесь такого светила нет и не было, только звёзды, любимая! — шепчет, — а ты — ярче всех! — вот льстец!..
Тео, уяснив, что богиня в дополнительной заботе не нуждается, отстал, снабдив нас оригинальным фонарём, внутри которого горит толстенная свеча, и отправил во флигель.
Мирея, залившись стыдливым румянцем, предложила свою ночную рубашку. Такая прелесть: тонкая ткань, расшитая по подолу кружевом, на широких, с воланом по краю, бретелях, белоснежная! Конечно же новая! Велика, но так кстати!
— Спасибо, милая, — кидаюсь на грудь хозяйки в благодарном порыве. Её проняло до слёз! А мне каково?! Я же не смогу ничем отплатить! Стыдно…
Костик утаскивает меня из объятий и куда-то зовёт, но точно не во флигель,
— Пошли, что покажу! — я уже еле ползу, но он тут всё знает, по пустяку не позвал бы.
Тащусь на автопилоте, любимый держит крепко, не давая оступиться и грохнуться в потёмках. Обогнув очередную группу кустов, он наконец-то останавливается, а я чуть не натыкаюсь на его спину. Но любимый вовремя перехватывает моё бренное тело, пропустив немного вперёд и освещает фонарём впереди себя.
— Как это? — не сразу понимаю, что звёзды внизу не настоящие, а лишь отражение ночного тёмного неба в такой же чёрной, как небо воде,
— Купель. За день вода нагрелась, но здесь тенёк, так что в самый раз, чтобы освежиться, смыть дорожную пыль и пот. Не желаешь окунуться, богинюшка?
— Опять?! — желаю, конечно, но Берти ещё тот подкольщик, цепляет меня всё время, а я ничего не могу с этим поделать!
— Но мы же одни, — мурчит на ушко, вот котяра!
Быстро освобождаемся от одежды и спускаемся в маленький овальный бассейн. Его стенки выложены гладким камнем, а дно ровное, как плита. Водичка — прелесть! Устраиваемся друг против друга, в неровном свете фонаря замечаю, что любимый мужчина, погрузившись по грудь, откинул голову на бортик и наслаждается покоем. Такой величественный, такой красивый, вот он реально на бога тянет больше, чем я. Вспоминаю, как впервые увидела его измученным и грязным худым скелетом, как отправила в душевую, как травила паразитов… Жуть!
А он оказался особой королевских кровей и довольно уверенно чувствует себя в этом образе. Хотя, ему ещё требуется доказать свой статус! Не мне, я уже поверила, а вот остальные?
— Берти, — прерываю минутку релакса.
— Что, любимая? — спрашивает, не меняя позы.
— Что дальше? Твои планы?
— Выспимся, как следует, — зевает, тоже притомился, — пробудем до обеда, возьмём коня у Тео, чтобы пешком не топать, как сегодня, и отправимся назад в твой мир. Ты останешься, а я вернусь, надо разбираться со всем этим дерьмом.
— Хочешь меня выгнать? — от его идеи душа сжалась в комок.
— Ты сама говорила, что должна вернуться. Как разберусь со всеми проблемами, так за тобой и приду, — ох, не нравится мне эта идея. Переплываю на его сторону, подгребаю поближе,
— А, может, я буду тебе здесь полезна? — не представляю, что делать без него дома? Сидеть и дожидаться у моря погоды, пока он тут добивается правды? А если моя помощь потребуется? А я далеко и ничего не знаю? Я ж с ума сойду! Или прожду напрасно, а он так и не вернётся за мной?! А я всё буду сидеть и тосковать, и так и состарюсь в одиночестве…
— Это не твой мир, любимая, — подхватывает меня подмышки и легко втаскивает на себя, зачерпывает пригоршнями воду и поливает плечи, — я подарю тебе его весь целиком и полностью, но когда он станет безопасен.
Лежу на широкой груди, откинув голову на его плечо, любуюсь бархатным бриллиантовым небом и понимаю, что он прекрасно знает и, наверное, давно, что никакая я не богиня, а простая девчонка, поэтому и старается спрятать туда, где не обидят. Похоже, ситуация действительно серьёзная. Но мне дома без него делать нечего и откладывать любовь на потом, не могу,