— Шо, и часовню тоже я развалил, и заминированный труп подкинул? — уставился я на полковника.

— А часовня-то тут причём?

— Вот и я тоже не при делах. Ночью кто-то шумнул, часовой засёк, утром проверили и нашли подкидыша с сюрпризом. Слава богу войны, никто не пострадал. — Отмазываюсь я, хотя действительно не при делах, ну почти.

— Ладно. Спасибо за чай. — Поднимается гость из-за стола. — Возникнут проблемы, обращайся к Саидову, поможет. — Первым выходит он из помещения. Я следом. Провожаю полковника на передовую и приступаю к выполнению своих служебных обязанностей.

Я не знаю, что тому послужило причиной, но в дивизию начало поступать вооружение, в основном стрелковое, пулемёты системы «Максим» и противотанковые ружья. В результате часть ручных пулемётов в батальонах заменили на станковые, а излишки передали в артполк. Кое-что перепало и нам. Старшина Саидов подсуетился, нашёл где-то трофейный МГ-34 и впарил его нам. Огневикам перепали обычные ДП-27, зато с патронами у них проблем не было. У нас в принципе тоже, благодаря захваченным трофеям, да и Саидов выгреб из каптёрки всё, что нашёл в закромах запасливого хохла. И если трофейное вооружение и боеприпасы были пушкарям и другим специалистам без надобности, то я брал всё, что дают, тем более оно не числилось на балансе. В результате удалось захомячить как основное вооружение вермахта, так и экзотику.

Сапёрам также подкинули работы, привезли колючую проволоку, взрывчатку, противотанковые и противопехотные мины. Перепало и пушечным батареям нашего артполка, наконец-то начали подвозить бронебойные снаряды для 76-мм пушек. Шрапнель на удар, конечно, ещё в приоритете, но против троек с четвёрками она уже точно не катит. Разве что в борт или в гусеницу.

Разведку одолели задачей — взять «языка». Младший лейтенант Крайнов приходил, жаловался. Мол каждый день посылают «за зипунами», но немцы усилили охранение, особенно ночью. Да и наши сапёры постарались, добавили минных полей на переднем крае, заминировав все удобные проходы. Посоветовал ему не терять зря людей, а вести разведку наблюдением, как днём, так и ночью, выдвигаясь ближе к нейтралке, но без фанатизма. Скоро немецкие сапёры сами полезут нам в руки. Ни «Урки», ни «Змея Горыныча» у них нет, а разминировать проходы придётся.

В ночь с 16-го на 17 мая вся артиллерия нашей дивизии открыла огонь по противнику. То, что немцы стягивают войска ближе к передовой стало видно и безоружным взглядом, а вооружённым стереотрубами и биноклями подавно. На какие кнопки надавил полковник Васин, какие силы задействовал и куда сообщил, я даже не знаю. Но наше артиллерийское начальство два дня бегало как напонуженное, выбирая запасные позиции для артиллерийских батарей и готовя данные для стрельбы. Видать прилетело с самого верха, а не просто пришёл приказ из штаба армии.

Как только стемнело, всё пришло в движение. Артиллерийские и гаубичные батареи сменили позиции, а в полночь открыли огонь по немецким опорным пунктам. Наш второй дивизион по селу Андреевка, а первый по Александровке. Полковая артиллерия и батальонные миномёты работали в основном по переднему краю противника. Стреляли также два приданных дивизиона из тяжёлого артполка, но они работали по позициям немецкой артиллерии. Минут двадцать стоял грохот от выстрелов и разрывов, после чего всё стихло. Орудия стали перемещать на основные позиции, а на их место устанавливать макеты для немецкой авиации. Стреляли бы и дольше, но разрешили использовать только «полбыка» заранее привезённых на запасные позиции. Его и расстреляли. Когда артиллерия убралась восвояси, сапёры начали минировать все дороги в тылу передовых опорных пунктов, хаотично разбрасывая противотанковые мины в труднопроезжих и неожиданных местах. Своя пехота если и побежит, то не подорвётся, а вот немецкая броне и другая техника может. Так что наряду с настоящими устраивали и ложные минные поля. Осталось только дождаться немецкого наступления.

Дождались. Орднунг, несмотря на потери, рулит, поэтому немецкая артподготовка началась по плану и в четыре часа утра загрохотало уже на немецкой стороне и снаряды полетели к нам. А вместе со снарядами и самолёты противника. Что можно сказать про эту артподготовку? Лучше Лермонтова и не скажешь.

Земля тряслась — как наши груди,

Смешались в кучу кони, люди,

И залпы тысячи орудий

Слились в протяжный вой…

Кони с людями, конечно, не смешались, но земля тряслась, и мы вместе с ней, сидя в блиндаже. Я даже наблюдателя не стал выставлять. Какой в этом прок? Мы не на передовой, а немецкая пехота начнёт наступать не раньше, чем немецкая же артиллерия прекратит огонь или перенесёт его в глубину нашей обороны. Мы и не в глубине, а так, посерёдке, так что успеем выскочить, занять позиции и осмотреться. Есть риск, что всех накроет одним снарядом, но на войне, как на войне. Зато в Балке Копани сюрпризов теперь хватает, и пара сапёров сидит сейчас в нашем блиндаже — главный сюрприз на их совести. Мы же в случае чего прикроем заминированные участки от разминирования. Есть у нас методы, инструменты и патроны.

Всё хорошее когда-то кончается, закончилось и это светопреставление, выбираемся из укрытия и разбегаемся по опорному пункту. Нас мало, но мы вооружены и очень опасны. Поэтому позицию на левом фланге занимает расчёт ручного пулемёта (Джафаров с Ростовым). На правом — Чеботарь с Наливайко, у них карабины. Сапёры у нас в тылу, проверяют сеть с установленными фугасами. Основные силы со станковым пулемётом и парочкой автоматов в центре. Заградотряд, который будет «отстреливать» паникёров и дезертиров. Хотя сначала ловить, приводить в чувство, садить в оборону, а там видно будет. Когда немцы прекратят долбить по Дмитро-Даровке, пошлю Баранова восстановить связь с четвёртой батареей, пока смысла в этом не вижу, снаряды стопяток рвутся как в населённом пункте, так и на его юго-восточной окраине. Ведь не раз говорил и предупреждал этих мудаков-командиров, что нужно сменить огневые позиции батареи и окопаться на новом месте. Нет, не послушали, мол придётся снова проводить пристрелку, переделывать всю систему огня, теперь расхлёбываем. Четыре немецких артполка, это не хрен собачий, раздолбят всё качественно, особенно узлы сопротивления, которые засекли самолёты-разведчики. Вот и долбят.

На высоте 169,3 перед нами темно, всё в пыли и дыму от разрывов снарядов и мин. Но уже слышны пулемётные очереди и частая ружейная перестрелка. Значит немцы пошли в атаку. Вот сейчас самое время поставить заградительный огонь, но фиг вам. Проводные линии связи порвало, связисты ещё не очухались. А вот и ракеты с высоты полетели, просят огня. Всё-таки не зря я матерился и втирал хуй в голову комбатру и остальным летёхам, подстраховались, продублировали несколько основных сигналов. Огонь заградительный, обойдутся без корректировки, но это пока. Корбут — умница, не полез на свой ПНП на высоте. Занял наш неприметный окопчик между узлами сопротивления. Видно оттуда не всё, зато работать сподручней, артобстрел не мешает. Вижу, как из окопа корректировщиков выскочил связист и побежал проверять линию, хотя это должны делать телефонисты с батареи, но те почему-то телятся.

А вот и заградительный, наконец-то, хотя стреляет только три орудия, четвёртое видать накрыли. Но хоть что-то. Пора и мне действовать, а не созерцать.

— Олег, дуй по связи, проверь всю линию вплоть до огневой четвёртой батареи. Разузнай, что там и как и пулей обратно. — Отдаю я первый приказ в качестве командира опорного пункта.

— Есть, проверить связь. — Козыряет боец и, закинув карабин за спину, убегает.

С Корбутом у нас договорённость, если его прижмут на НП, то он будет отходить в нашу сторону, поэтому кроме наблюдения за общей ситуацией, кошусь и в сторону корректировщиков, иногда. А ситуация явно не в нашу пользу. Слышен уже рёв танковых двигателей, так что скоро начнётся драп нах остен, хотя в данном случае на север, но это плоскопараллельно. Вот и первые признаки начинающегося драпа — раненые в тыл потянулись, легкораненые, кто ходить может. Этих не трогаю, пускай уходят, если повезёт, может и жить останутся. А это уже не порядок…