Первое мая отметили ударным трудом, выполнив почти всё запланированное. Нам повезло, что никто не мешал, видимо начальство отмечало праздник. А так как никаких распоряжений не было, то и с инициативой я не лез, а готовился к бою. Конечно, одним неполным отделением обороняться в опорнике, рассчитанном минимум на взвод, будет не просто. Но я надеялся на то, что удастся припахать отходящих бойцов, и посадить их в оборону. Не факт, что из паникёров получатся стойкие оловянные солдатики, но глубокий окоп на пути отступления и твёрдая руководящая воля в паре с крепкими кулаками, могут придать уверенности кому угодно. Главное, вбить в растерявшихся эту самую уверенность и храбрость, отвагу и удачу, а потом они сами перестанут теряться в бою, и на все сто процентов выполнят свою главную и основную задачу. А к началу немецкого наступления мы этот ВОП оборудуем даже небольшими силами, так как когда начальство пропьётся, оно наверняка задумает какую-нибудь хрень типа захвата контрольного пленного, и придётся её выполнять. Но будем решать проблемы по мере их поступления, а сейчас по распорядку ужин, да и праздник нужно отметить. И не только ударным трудом.

Старшина подогнал флягу со спиртом, хотя и разбавленным водой, но вкусным, а не как обычно — смесь водки с ослиной мочой. Он либо подлизывается, либо всем такая пруха в честь праздника. А ещё и на ужин был приготовлен плов. Я не знаток, но мои вкусовые рецепторы обрадовались такому разнообразию, особенно после выпитого. Джафаров хоть и поморщился, сказав, что в Азербайджане так не готовят, но умял свою порцию с завидным аппетитом и ел правильно — руками, видимо так вкуснее. Все остальные стучали ложками по своим котелкам. Закончив ужинать, заварили травяной настой и продолжили чаепитие, сначала распевали песни разных народов на родных языках. А затем Полат вскочил и забацал лезгинку. Петь он не умел, в отличии от своего тёзки Бюль Бюля из Оглы, но отплясывал яростно, да ещё со штык-ножом в зубах. Без чёрного ворона на морозе тоже не обошлось, а закончился наш импровизированный концерт по заявкам, песней Михаила Старицкого «Нич яка мисячна», которую затянул Наливайко. Я даже чуть не всплакнул, вспоминая своих боевых друзей. Не хватало только аккомпанемента и девок, тогда бы мы веселились до утра, а так пришлось отбиться ещё до полуночи.

Несмотря на усталость, мне не спалось, и я сам назначил себя в караул, решив отстоять первую смену. Хоть мы и не на переднем крае, впереди занимает позиции целый стрелковый батальон, но балка на фланге самое удобное место для прохода немецких разведгрупп и диверсантов в наш тыл, так что приходится предохраняться. Вот и занимаю позицию в окопчике справа от входа в блиндаж, вооружившись автоматом, ракетницей и десятком гранат. Больше ничего лишнего, за исключением пистолета, который всегда при мне.

Стою в окопе, любуюсь на звёзды, слушаю тишину, хотя не совсем тишину, на переднем крае периодически вспыхивает перестрелка, из пулемётов строчат в основном фрицы, но и наши не отстают, пуляют в ответ. И хотя я не вижу куда и откуда стреляют, зато хорошо слышу, чей это пулемёт. И вообще, в основном надеюсь на слух. Если на передке немцы пускают осветительные ракеты, то балка остаётся в тени, полно тут и непросматриваемых мест. Непростреливаемых тоже хватает, почему и запас гранат предусмотрен, да и мины по периметру выставлены, правда сигнальные, в основном из консервных банок. Хотя пару гранатных запалов мы также не пожалели, установив растяжки с ними в самых труднодоступных местах. Свои туда точно ночью не сунутся, а чужих не жалко. В ночь на семнадцатое установим гранатные растяжки, а возможно и мины, если до командиров дойдёт, что балка на стыке с соседями — самое слабое место в обороне.

— Кстати! А почему дойдёт? Можно же довести. И чем скорее, тем лучше. — Подсказывает мне внутренний голос. Некоторое время уходит на обдумывание ситуации, и, не отходя от кассы, я начинаю ковать железо…

Промоина, в которой мы оборудовали блиндаж, впадала в овраг, расширяясь своим основанием к северу. И до его противоположного склона было метров сто, овраг в свою очередь также расширяясь к основанию, тянулся на восток до широченной Балки Копани. Я же собрался устроить провокацию и немного повоевать с северным склоном этого лога, отбивая воображаемую атаку разведгруппы противника. Может же мне что-то почудиться либо привидеться. Как там у Блока — «Ночь, улица, фонарь, аптека…», так и у меня — ночь, тропа, ракета и свет, но не тусклый и бессмысленный, а яркий и рациональный. Поэтому сначала прислушиваюсь и приглядываюсь, а не обнаружив ничего подозрительного, легонько кидаю в сторону противоположного склона трофейную колотушку. Укрываюсь в окопе, и после раздавшегося взрыва, запуливаю туда осветительную ракету и открываю огонь из автомата. То ли мне показалось, то ли и правда, в свете пролетевшей и уткнувшейся в противоположный склон ракеты мелькнула какая-то тень. Но поздно каяться, трамвай уже укатил. Целюсь в проходящую по дну оврага тропу, и стреляю короткими очередями, чтобы уж точно никаких рикошетов и случайных ранений. А то вдруг какой-нибудь идиот шарохается с пьяных шар неподалёку и ищет приключений на свою бестолковку.

Долго воевать я не стал, расстрелял примерно полмагазина и прекратил боевые действия. Нападение на часового успешно отбито, нападающие испугались и убежали. Кто это был, я не знаю, ищите, да обрящете, но с утра. А сегодня мне пора отдыхать, своих два часа я отстоял, всё что мог сделал. Да и отмазка железная, — «был дождь, туман, по небу плыли тучи…». Хотя караул пришлось усилить, и теперь на посту стоят по двое, зато никому не обидно, до рассвета весь личный состав отделения успеет подежурить.

Утром, быстренько пробежавшись по оврагу и подкинув улики (окурок и пустую пачку из-под немецких сигарет), озадачиваю личный состав и иду докладать начальству о ночном инциденте. А то почему-то никто не торопится узнавать о произошедшем, хотя разрывом гранаты и стрельбой здесь давно уже никого не напугаешь. Немцы приучили к ночным обстрелам разной степени интенсивности из пушек и гаубиц.

— Товарищ старший лейтенант, — докладываю я командиру дивизиона по прибытию в штаб. — Сегодня ночью в Балке Копани была обнаружена разведывательно-диверсионная группа противника. В ходе начавшегося огневого контакта группа была рассеяна и с потерями отступила.

— Почему сразу не доложили? Какими силами располагала разведгруппа? — озадаченно уставился на меня комдив, присев на измену.

— Не могу знать. Немцы очень быстро ретировались, видимо не ожидали, что в этом месте у нас окажется пост. А насчёт доклада, так некого было послать. Личный состав отделения был вынужден занять круговую оборону в ожидании нападения противника. Проверку произвели только утром, когда окончательно развиднелось и рассеялся туман.

— А твой часовой ничего не перепутал? Может ему что-то привиделось? — докопался до меня начальник штаба, единственный, кто выглядел бодро и свежо после вчерашнего.

— Я сам на посту стоял. Так что навряд ли. — Беру я на себя всю полноту ответственности за произошедшее.

— А почему сам? У тебя что, подчинённые закончились? — подозрительно выпучил на меня мутные глазоньки старлей.

— Люди устали за день, а мне не спалось. — Говорю я истинную правду, уставившись на него незамутнённым взглядом.

— Ладно. Пойдём к командиру стрелкового полка. Доложишь ему, что случилось. Всё-таки это их зона ответственности. — Надевает шинель командир дивизиона и первым выходит из хаты.

В результате я познакомился с начальником штаба 1143-го полка старшим лейтенантом Бойко, а с командиром взвода пешей разведки мы скорешились.

Поначалу командир разведчиков не выказал большой радости от знакомства со мной. От завтрака его оторвали — вызвали в штаб. Холодно представился, лихо козырнув на мое приветствие. Потом тоже. Так как пришлось куда-то идти, да ещё лазить по балкам и буеракам. Но когда один из его разведчиков нашёл окурок от немецкой сигареты, младший лейтенант Крайнов, что называется взял след. И нашёл. Причём не пустую пачку из-под сигарет (которую я подкинул), а труп человека в форме красноармейца. Он уже хотел было проверить карманы умершего, но чуйка всё-таки засвербела у меня в одном месте, поэтому пришлось действовать быстро, хоть и не совсем вежливо.