— Так некому готовить.

— Почему?

— С ночи, всех кто жив остался, в караул загребли. А я повар.

— Пароль то хоть знаешь?

— Знаю. Рязань.

— Давно здесь работаешь?

— Месяц уже.

— Присягу-то принимал?

— Нет. Меня как только призвали, сразу на кухню определили.

— А русский язык откуда так хорошо знаешь?

— Давно здесь живу.

— А кто всем этим бардаком-то сейчас командует?

— Тот же кто и был — комендант.

— А с московским полковником что случилось?

— Так задержали его, до выяснения. Говорят, что это он нападение на нашу базу организовал. — Шёпотом продолжает Саид.

— Закуришь? — достав портсигар, спрашиваю у Саида.

— Нельзя на посту. — Вспоминает он обязанности часового, поднимаясь с корточек и забрасывая винтовку на плечо. — Разрешите идти, товарищ лейтенант госбезопасности? — отпрашивается он у Тихого.

— Идите, товарищ красноармеец. — Задумчиво отвечает лейтенант.

— Рахмат за угощение, товарищ сержант. — Благодарит он меня.

— Ас-салям алейкум. — Немного не в тему отвечаю я.

Хитрый бабай уходит, а за импровизированным столом с немытой посудой остаёмся только я, Иваныч и лейтенант. Все остальные за время нашего разговора рассосались и перекуривали неподалёку.

— Что делать будем, товарищ лейтенант? — спрашиваю я.

— Быстро собираемся и уходим. — Не задумываясь, отвечает Тихий. — В колонну по одному становись! — командует он бойцам. И мы сваливаем к машине.

Сгрузив всех убитых в теньке на обочине, заводим колымагу и, с трудом развернувшись на узкой подъездной дороге, едем в сторону города. Неожиданно из кустов прямо на дорогу выскакивает знакомая фигурка, и Иванычу приходится жать на все педали, чтобы её не задавить. Хорошо, что мы не успели разогнаться, а то бы точно переехали бестолковую. Зарёванную Светулю посадили в кабину, а Тихий перебрался к нам в кузов. В центре Рязани лейтенант со Светкой выходят, а мы едем дальше в непонятном направлении. Примерно через полчаса Иваныч останавливается в неприметном переулке и глушит мотор.

— К машине! — командует теперь он. — Разрешаю покурить и оправиться. — А то мы в дороге не накурились. Но раз приказали, поливаем ближайший забор и, отойдя в сторонку, закуриваем. Не все, а только страдающие от никотиновой зависимости. Я уже настрадался, так что пытаю Иваныча, насчёт их дальнейших планов. Так как на планы рядового состава начальству обычно плевать.

— Ну что, Иваныч, как там нащёт баньки, ты ж обещал? — захожу я издалека.

— А ты разве сегодня не напарился? — отвечает он.

— Напарился. Но хотелось бы и помыться, да соточку накатить под хорошую закусь, ну и поговорить апосля. — Делаю я тонкий намёк.

— Подмогни-ка, сержант, — открывает он левую створку капота, делая вид, что проверяет мотор. — Спрашивай, только быстро, — вполголоса говорит он, когда я подошёл ближе.

— Дальше, что делать будем? — пристраиваюсь я рядом.

— Лейтенант придёт, у него и спросишь.

— Со Светкой что случилось?

— Полковник её в подполе спрятал, когда его арестовывать пришли, а потом она через пролом в заборе и выскользнула, в лесу пряталась, нас ждала.

— Что вообще происходит?

— Не знаю. Местные что-то задумали.

— Мне-то пофиг. Народ волнуется. Успокоить вохровцев надо, а то как бы не забузили.

— Лейтенант с Москвой связываться пошёл. Так что сидим, ждём инструкций. А людей успокой, ты же парень не глупый. Соври что-нибудь.

— Ладно. Попробую.

— А я тебе то и говорю, что аккумулятор совсем сдох. Иди-ка, крутни ручкой. — Снова повышает голос Иваныч.

Делать нечего, ищу кривой стартер и иду заводить машину. Завёл. Правда не сразу. Видать водила что-то там нахимичил с зажиганием. Так что когда подходил к стоящим кругом бойцам, от меня шёл пар, зато согрелся.

— Ну что там, товарищ сержант, скоро поедем? — спрашивает меня разговорчивый Потап.

— Поедешь тут с ними, этими шоферюгами. — Ругаюсь я. — Старшина намедни обещал меня в баньке попарить. Вот и попарил. — Вытираю я испарину, выступившую на лбу.

— А всё-таки, когда мы на остров вернёмся? — отсмеявшись вместе со всеми, не отстаёт он.

— Ты же видел, не пускают на остров. Учения у них. Всё в бдительность наиграться не могут. Обдристанцы хреновы, в рот им компот, кило печенья. Хочешь, иди. Но когда твою тушку свинцом нафаршируют, потом не жалуйся, что тебя не предупреждали.

Тихий вернулся один, примерно через час. Скорее всего спрятав Светулю на конспиративной квартире. Она всё-таки ценный свидетель в случае чего, и класть все яйца в одну корзину лейтенант не хотел. В версию, про бритвой по горлу и в колодец, не хотелось думать уже мне. Хотя убитый диверс и намекал на подобный исход но…

— По местам! — командует лейтенант, подойдя ближе. Так что подаю пример и первым лезу в кузов, все остальные за мной. Снова куда-то едем, а после остановки новая команда.

— К машине!

Строимся возле борта и ждём дальнейших указаний. Никаких громких речей лейтенант Тихий не произносит, а поблагодарив за службу, отправляет всех вохровцев в расположение городского НКВД пешком, назначив старшим разговорчивого Потапа. А вот наша команда отчаливает на колёсах. Далее мы прячем почти всё оружие и снаряжение диверсов и не только их, на каком-то заброшенном, разбомбленном складе. Почти всё потому, что я вдумчиво пошарил в трофеях, отжав себе пару коротких стволов, с боекомплектом и кобурами, прибрав это в свой вещмешок. И наконец приезжаем на конспиративную квартиру, оставив грузовик в двух кварталах от неприметного дома.

Светуля встречает нас в коридоре квартиры, двухэтажного барака, чем-то напуганная и возбуждённая. Время видимо ещё есть, поэтому удаётся немного поспать, а ближе к вечеру Тихий с Иванычем уходят «на дело», оставив меня на охране драгоценного тела. Вот хрен знает, что они тут за комбинации крутят, все такие таинственные и неразговорчивые, но сдаётся мне, что добром это всё не кончится. И конец уже близко. А вот чей. Так что проверяю и заряжаю всё оружие, которое удалось пронести в квартиру, не привлекая внимания. Вот только создаётся у меня впечатление, что я кое-что упустил, так что незаметно выглядываю в окно и замечаю топтуна во дворе. Дёргаться уже поздно, все два окна выходят во двор, а на деревянной лестнице раздаётся топот шагов и лязг затворов, ну вот и настал мой последний и решительный…

Отступаю по коридору в дальнюю комнату или зал, взводя по очереди затворы пистолетов. Один «вальтер» в левом кармане, второй в руке, так что десяток наверняка уложу, если меня не закидают гранатами. Дверной проём расположен удобно, за ним я и укрываюсь, направив на входную дверь правую руку с оружием. Я ожидал, что позвонят и противный голос начнёт орать — «Откройте, вы нас заливаете!». Но нет, решительный и громкий стук в дверь, взвожу курок и… На голову мне обрушивается потолок, яркая вспышка в мозгу, и я проваливаюсь в темноту, услышав сквозь затухающее сознание громкий выстрел…

Не знаю, сколько я провалялся, но в сознание начинаю приходить медленно, причём не понимая, где я нахожусь. Сначала почувствовал запах. Затем ощутил твёрдую поверхность, на которой лежал, ну и слух стал постепенно возвращаться ко мне. От оружия меня избавили. Во всяком случае ни в руке, ни в кармане шароварных штанов ничего не было. Хотя руки и не связаны, что уже в плюс. Ноги тоже свободны. Зато состояние-нестояния ощущается даже лёжа, так как голова в области затылка и темени сильно болит. Лежу я, судя по запаху, в комнате. В кухне по другому воняет. Стараюсь не показать, что очнулся, весь обратившись в слух, буквально нутром ощущая, что в помещении кто-то есть.

— Вставай уже. Я же вижу, что ты очнулся. Веки задёргались. — Слышу я чей-то знакомый голос, но никак не могу вспомнить, откуда я его знаю.

С трудом разлепляю глаза, а так как лежал я на боку, то первое, что увидел, это сапоги, стоящие в двух метрах от моей головы. Стояли они не одни, а как в анекдоте про магазинного вора — Чебурашку, в них кто-то был. (- Ген, сапоги берём? Берём. А в них мусор. Так вытряхни. Как же я его вытряхну, если он меня за уши держит?) Вот и эти прохоря были на ком-то надеты, и этот кто-то сидел на стуле возле окна. Помогать он мне не спешил, но и не мешал, так что всё сам. Отталкиваюсь руками от пола и, привалившись спиной к кожаному дивану, утверждаюсь на пятой точке. И когда комната перестала крутиться вокруг меня, аккуратно ощупываю шишку на темени и разглядываю собеседника.