— Вы были в окружении, товарищ сержант?

— Я воевал в окружении, вместе с полком. Уничтожая живую силу и технику врага. — Выделяю я интонацией слово «воевал», сделав на нём ударение.

Комиссар как-то сразу сник, посмурнел, глаза у него потухли.

— Можете быть свободны, товарищ Доможиров. И следите за своим языком, а то «слово не воробей — вылетит не догонишь». — Заговорил он пословицами.

— Слово не воробей, а «Всякого интенданта через три года исполнения должности можно расстреливать без суда. Всегда есть за что.» — Цитируя я Суворова.

— Что вы сказали, товарищ сержант? — уставился на меня комиссар.

— Это не я сказал, а Александр Васильевич. — Не отвожу я свой взгляд, пытаясь понять, кто передо мной сидит.

— Про Александра Васильевича Суворова я в курсе. Но я так понимаю, — это был намёк?

— Почему же намёк. Без расхищения социалистической собственности, а также продуктов питания здесь не обходится. Потому и каша жидня, и в супе из жиров только соль, и той мало.

— Есть доказательства? — загорелись глаза у комиссара.

— Я эти доказательства каждый день с тонюсеньким кусочком хлеба съедаю.

— Ну, это не доказательства. Всем сейчас трудно, просто такие нормы отпуска продуктов сейчас установлены.

— Хорошо. Давайте поговорим о нормах. Листок бумаги и карандаш у вас найдётся, товарищ батальонный комиссар? Чтобы наглядно продемонстрировать эти нормы. — Пододвигаю я свой стул ближе к столу, а получив требуемое, составляю небольшую табличку, комментируя написанное.

— Согласно нормативным документам расходная выдача продуктов на одни сутки для раненых составляет:

— хлеба ржаного и пшеничного — 600 грамм

— крупы разной — 100 грамм

— мяса — 120 грамм

— рыбы — 50 грамм

— масло коровье — 40 грамм

— овощи свежие или переработанные — 750 грамм

— молоко — 200 грамм

— макароны — 20 грамм

— сахар — 50 грамм

— фруктовый сок — 100 грамм

— Остальное по мелочи, творог, сметана, чай, кофе, махорка. — Заканчиваю я рисовать буквы.

— Что-то не ощущаю я этого суточного рациона в своём желудке. Особенно мяса, рыбы, молока. Какой-то жир в супе иногда плавает, но масла я ни разу не видел, и в жидкой каше его тоже нет, судя по вкусу. Ваш главный интендант случайно не еврей? — констатирую я факты и задаю вопрос.

— А причём здесь национальность? — задаёт встречный вопрос комиссар.

— Значит угадал. И завскладом хохол. Про окружные склады я вообще молчу. Там с чёрного хода нужно поставить два станковых пулемёта, ручные боюсь не справятся, стволы перегреются. — Намекаю я на расхитителей народного добра.

— Но я же сам лично контролирую отпуск продуктов на кухню. То, что есть на складе, выдают по расходной ведомости. — Почему-то оправдывается комиссар.

— Каждый день? — уточняю я.

— Нет, конечно. У меня и другие дела есть. Начальник АХЧ этим заведует. — Косвенно подтверждает мою версию военком госпиталя.

— А закладку продуктов в котлы? — продолжаю я владеть инициативой.

— Иногда бываю на кухне, но там всё в порядке. — Уверяет меня собеседник.

— Поварих, посудомоек, когда они уходят домой, проверяете? — Теперь мне уже самому стало интересно, где найти вора или воров.

— Как можно. Это же наши, советские люди. И обыскивать женщин? Я не царский сатрап. — Комиссар аж побагровел.

— А обкрадывать бойцов Красной Армии, которые пролили свою кровь за Родину, это как называется, товарищ батальонный комиссар? Если как вы говорите, все продукты выдаются по норме, а после сытного обеда в животе только вода булькает, — то куда они пропадают? — припечатываю я его фактами.

— Я бы тоже хотел это выяснить. Но как это сделать? — Доверчиво смотрит на меня собеседник.

— Остап Бендер знал 400 сравнительно честных способов отъема денег у населения. А ваши вороватые интенданты наверняка знают гораздо больше, так как это касается отъёма продуктов.

— Назовите хотя бы несколько. Просветите меня. — Загорелся идеей комиссар.

— Например липовые накладные. Товар получают по одним, сдают на склад по другим. Разницу себе в карман. — Называю я первый способ.

— Интересно. Но с этим мне точно не справиться.

— Весы. Когда уже на местном складе принимают по одним, а отпускают на кухню по другим. Или весы одни, а комплект гирек разный. Как соль, так и сахар, очень хорошо впитывают влагу. И если получив мешок сахара, оставить его на сутки в тёплом помещении рядом с водой, то его масса увеличится.

Побеседовав по душам с комиссаром до самого обеда и, рассказав ему свою фронтовую биографию, разумеется в пределах разумного, я упомянул и про 401 способ мухлежа с продуктами. Расстались мы почти что друзьями и в конце разговора я попросил его не рубить с плеча, а сперва присмотреться к подозреваемым. Может действительно на окружных складах — шаром покати и всё отправляют на фронт, хотя… Какие-то нормы отпуска всё равно должны соблюдаться. Не до разносолов, война, но кому-то явно придётся лоб зелёнкой намазать. Воруешь, но меру-то знай, хотя этим мразям всегда мало. А вот прощание вышло скандальным. Комиссар брызгал слюной, а я пулей выскочил из кабинета, чуть не зашибив тяжёлой дверью какую-то любопытную особу в белом халате, которая быстро убежала по коридору в сторону лестницы. Преследовать я её не стал, лица тоже не видел, зато нижнюю часть спины хорошо разглядел и запомнил, так что при случае опознаю. Опознать можно было бы и по шишке на лбу, но из-за ранения я стал какой-то не совсем уклюжий, так что шпиёнка с крепким и фигуристым телом вовремя успела отскочить от двери и не оглядываясь, сделала ноги.

В расстроенных чувствах я отправился в столовую и, проглотив миску баланды из прокисшей капусты, которой провоняло всё помещение, после обязательного перекура завалился на шконку в своей палате. Местечко мне досталось козырное, у окна, так что повернувшись спиной ко всем, можно было уединиться. Не потому что огорчился, просто надо было хорошенько подумать, чтобы никто не мешал. Народ, увидев моё удручённое состояние и отпустив несколько дежурных острот, отстал, и я смог воспользоваться своим одиночеством и поразмышлять.

Поразмышлял я почти что до ужина. Ну как поразмышлял. Уснул, и вся недолга. Вот только сложилось у меня перед сном стойкое впечатление, что что-то тут не так, а в голове крутилась одна мысль о том, что что-то я упустил. Да ещё и сны эти эротические, как в песне у Высоцкого, про клеенки цвета беж, и нахальные шпионки в Бангладеш. То ли намёк на что-то, то ли сперматогенез на мозги давит, так как такое множество раздетых женщин я уже давно не видал. Не в том смысле, что голых, а без верхней неуклюжей одежды. Так что выспался, да и в голове прояснилось. Вот только что буду делать ночью? Не знаю. Но что-нибудь придумаю. Эвакогоспиталь располагался в одной из школ города. Двухэтажное кирпичное здание со всеми необходимыми пристройками, ну и наша палата для рядового состава находилась в одном из классов на первом этаже. Палата для «офицеров» находилась в другом таком же, кстати ничем не отличаясь от нашей, только у нас лежали солдаты и сержанты, а у них офицеры и «прапорщики». Да и кормили их немного лучше. То, чем пичкали нас — простых смертных, офицерам выдавали в качестве гарнира к рыбе или мясу. Получали они и шайбу масла на завтрак. А вот генералов лечили в другом госпитале, поэтому тут так плохо и кормили. Лежали бы у нас генералы, мы бы жрали от пуза, или наоборот, ещё меньше. Мне повезло, я был ходячим, и хотя режим мне прописали постельный, но ходить в туалет типа сортир, курить, а также в столовую, никто мне не запрещал. На обход конечно всех загоняли в палату, да и ночью сестра-сиделка ворчала, чтобы зря не слонялись, но я зря и не слонялся, спал. Зато сегодня кое-что попробую провернуть.

Проглотив на ужин какой-то клейстер из муки и ячневой сечки, запиваю всё это безобразие чуть тёплым армейским чаем и иду с мужиками в курилку. Если бы не горбушка ржаного хлеба, посыпанная солью, эту гадость было бы не возможно глотать. Ну а чай. Я так подразумеваю, что грузины вывели специальный сорт, и назвали его — «Армейский», потому что, неважно, сколько его засыпано в заварник или в кружку, ни купец, ни чифир с этой соломы не заваривается, напиток только меняет цвет, зато вкус остаётся тот же самый. Но у нас в части, (когда я служил срочку) хоть сахара не жалели или сгущёнки, тут же просто отвар из берёзовых веников с грузинской землёй.