— Врёшь, мусор. — Вызверилась на меня Анфиска.

— А ты проверь. — Уставился я на неё немигающим взглядом, смотря только в один зрачок.

— Не врёшь, падла. Знаешь! — с надрывом произносит она.

— Да. Знаю. — Поднимаюсь я с нар и иду к выходу. — Прощай, милка. Надеюсь, мы больше не пересечёмся. — Стучу я кулаком в обитую жестью дверь.

— Сука, он даже моё настоящее имя знал. — В сердцах произносит она. — И не надейся, кацап. Ещё встретимся! — кричит уже вслед мне Анфиска или всё-таки Милка.

— Она ваша, товарищ капитан государственной безопасности. Колите. — Предоставляю я полковнику Васину «право первой брачной ночи» с этой маньячкой. Ну а бонусом ещё и женскую истерику.

— А не простой ты парень, сержант. Нам с тобой много о чём поговорить придётся. — В задумчивости смотрит на меня Васин.

— Успеем ещё наговориться. А вас там горячая собеседница дожидается. Не ждите, когда остынет. — Устало отвечаю я.

— Ладно. После договорим, тем более время ещё будет.

— Лейтенант Тихий, проводи сержанта до дома, пускай отдыхает. Как проводишь, вернёшься.

— Есть проводить, — козыряет лейтенант, который уже где-то обзавёлся фуражкой. Видимо чтобы к пустой голове руку не прикладывать. — За мной, сержант!

Иду. А куда мне деваться. Без денег и документов меня хрен кто отсюда выпустит. Так и останусь в этих застенках до скончания века. Зато когда вернулись «домой», с кухни доносился такой аромат, что даже лейтенант не удержался, и не раздеваясь, практически на ходу выхлебал полную тарелку куриного супа, и только после этого побежал обратно. Чего уж говорить обо мне. Так что первую тарелку с наваристым бульоном я проглотил не заметив. Зато во вторую Светуля добавила мне как потрохов, так и мяса, зачерпнув ещё и самую гущу со дна кастрюли, так что обедали мы вдвоём, а Иваныч что-то творил по хозяйству. Света сказала, что он самый первый пообедал, не выдержав издевательства над организмом, а она нас ждала.

Запив всё съеденное настоящим чаем, потому что больше ничего не влезло, вытираю рот салфеткой и поблагодарив хозяюшку за обалденный обед на словах, ещё и целую её прямо в губы. Это вместо десерта, если что. Светуля сопротивляться не стала, поэтому поцелуй затянулся. Не знаю, чем бы он закончился, так как деваха сомлела, но со стороны кухонной двери раздался громкий кашель водителя тире охранника.

— А мы тут плюшками балуемся. — Отлипаю я от Светули или она от меня. — Может с нами? Чайку? Как ты на это смотришь, Иваныч?

— Для кого Иваныч, а для кого и Яков Иваныч. — Сразу дистанцируется он от панибратских отношений.

— Хорошо. — Встаю я со своего места. — Тогда может покурим, Яков Иванович. Где у вас тут покурить можно?

— Ну пошли, покурим, соколик. На крылечко.

— Для кого соколик, а для кого и товарищ сержант. — Кидаю я ответку.

— Пошли, сержант. — Хмыкнув и накинув ватник, первым выходит водила. Одеваюсь и выхожу за ним.

— Угощайся, Яков Иванович. — Протягиваю я ему открытый портсигар, когда мы обосновались на высоком крыльце.

— Благодарствую. — Буркнул он, достав папироску. Прикуриваем от одной спички и дружно затягиваемся.

— А ловко ты сегодня от этих оторвался. — Желая потрафить шофёру, начинаю я разговор.

— Ну так, чай не первый десяток лет уже за баранкой.

— Небось ещё царя возил?

— Кх-Кх! — поперхнулся дымом Иваныч. — Царя не возил, а вот товарища Каутского доводилось.

— А под капотом небось лошадок пятьдесят пасётся? — Киваю я на обычную с виду «эмку», не став углубляться в историю.

— Мелко плаваешь, сержант. Семьдесят шесть. — Ухмыляется водила.

— Да ну? Неужто все шесть горшков?

— А то. Двигатель совсем новый — Газ-11.

— А я слыхал эти движки на танки ставят?

— И на танки тоже, но нам с товарищем полковником эта машина перепала. — Присел на своего любимого конька шофер, «и тут Остапа понесло». Не перебиваю, а внимательно слушаю и поддакиваю в нужных местах не съезжая с темы. Так что курим мы как минимум полчаса, в результате я уже не соколик, а Николай или короче, ну а Иваныч уже без Якова.

— Эх, в баньку бы сейчас, а потом по сто грамм да под селёдочку. — Потягиваюсь я, когда Иваныч иссяк.

— Под селёдочку, да после баньки, можно и по двести. — Поддерживает меня он.

— А с хорошей компанией и пузырёк не грех раздавить. Только где взять? — сокрушённо вздыхаю я.

— Здесь с этим строго, с баней тоже сегодня не выйдет, а вот колонку разжечь, да воду для ванной согреть, это можно.

— А тут что, даже ванная есть?

— А ты думал? Конечно есть. И водопровод.

— Так чего мы стоим? Пойдём. Покажешь. Как тут всё работает. Сюрприз нашей медсестричке устроим.

Когда мы закончили возиться с колонкой для подогрева воды, работающей по принципу самовара на дровах, пришёл сияющий полковник Васин и попросил Свету его накормить.

— Говорят тут супец бесподобный, сполоснув руки, проходит он к столу. А мне не только поесть, но и кое-с-кем поговорить не мешает.

Дело оставалось за малым. Так как суп стоял на плите и был ещё тёплым, а повариха, она же официантка обслужила «клиента» и покачивая бёдрами, удалилась.

— Надо будет, нальёте ещё, кастрюля на шостке. — Слегка обидевшись, закрыла Светуля кухонную дверь с той стороны.

— Ну, как шпионка, в признанке? — присаживаюсь я на табурет напротив начальника.

— В полной. Уже два карандаша исписала и ещё продолжает. — С набитым ртом отвечает довольный Васин и продолжает есть. Не мешаю, но одна мысль крутится у меня в голове и я всё никак не могу её ухватить за кончик.

— А я тогда зачем вам понадобился?

— Да возникла пара вопросов, которые срочно нужно выяснить и разъяснить.

— А Милка сейчас где?

— Что? Какая милка?

— Ну Анфиска эта, шпионка. Она в камере?

— В допросной. А что?

— А допросная где находится?

— В подвале. Я не понял. В чём дело, сержант?

— Да я и сам пока не пойму. Одна она там?

— Зачем одна? Лейтенант Тихий за ней приглядывает.

— Шпионка в наручниках? — удаётся мне наконец ухватить непослушную мысль.

— А зачем? Она ж баба, а у Тихого не забалуешь.

— Она не баба. Она диверсантка! — Уже чуть ли не кричу я, вскакивая с табурета.

— И что???…

— Да трындец вашему Тихому лейтенанту! — Популярно объясняю я, выскакивая из кухни.

Не одеваясь выбегаю из дома, полковник и Иваныч следом за мной. У входа в соседнее здание останавливаюсь. Поджидаю напарников чтобы меня в горячке не пристрелили. Пробежал-то всего ничего, а запыхался. Здоровьишка видать совсем не осталось.

— За мной! — Идёт впереди капитан ГБ, держа в вытянутой руке открытое удостоверение.

— Сержант, срочно звони в подвал, пусть проверят допросную. — Отдаёт он распоряжение дежурному на входе и мы бежим по коридору к выходу из подвала.

Как не матерился полковник Васин, подгоняя тюремного цирика, но в подвал мы попали, только пройдя все бюрократические процедуры со сверкой номера табельного оружия написанного в удостоверении и на «стволе». Я бы мог проскочить быстрее, так как пистолета у меня не было, но у меня и удостоверения тоже не было. А на все стенания Васина гэбэшный сержант отвечал односложно. — Инструкция. Не положено. — И хоть ты кол ему на голове теши. Интересно, как они тогда в бомбоубежище попадают, если также, то это писец. Немцы уже отбомбятся и улетят, а в подвале только пара человек укроется.

— Товарищу капитан государственной безопасности, за время моего дежурства ни яких происшествий не случилось… — Подбегает с докладом местный ключник, когда мы все втроём наконец прорвались в подвал.

— Что в допросной? — прерывает его доклад Васин.

— Усё у порядке. Я как только получил сигнал, сразу проверил. Задержанная на месте, пишет. Ваш человек тоже… работает. — Замялся он в самом конце.

— В камеру заходил?

— Нияк нет. У волчка глядел. — Показывает он на нужную дверь.

Первым подскакиваю к двери и тоже гляжу «у волчка». Этот номер местного отеля был в два раза больше обычного, но из мебели только массивный стол по центру и два табурета, прикрученных к полу. Анфиска или Милка что-то увлечённо писала, периодически посасывая карандаш. Не прикусывала кончик, как это делают девочки-отличницы и не только они, размышляя над сложносочинёнными предложениями и деепричастными оборотами. А мило засовывала его за щёчку и облизывала губы при этом. Лейтенант Тихий лежал головой на сложенных на столе руках и делал вид, что не спит. Две пачки листов бумаги также лежали на столе, одна из них чистая, вторая, судя по всему, уже исписанная.