Джованни пожимает плечами.

— Или она достанется моим людям. Выбор за тобой, Кузнецов.

Я никогда не видела такого жестокого выражения на лице мужчины, как у Дамиана, когда он смотрит на Джованни. Я бы пришла в ужас, если бы кто-то так смотрел на меня, словно просчитывая все способы, которыми он мог бы меня пытать и убить, и выбирая один из них. Словно ему нравится выбирать, как выбирают пирожное в кафе.

Джованни указывает на меня.

— Иди поставь её у стола. С неё не нужно снимать наручники. Пусть руки остаются связанными.

Меня толкают вперёд, к столу. Сердце бьётся где-то в ушах, в животе всё сжимается от тошноты. Я в ужасе и не знаю, как с этим справиться. Джованни хочет доказательства нашего брака, если я сорвусь и заплачу, если я буду бояться Дамиана, разве это не будет доказательством того, что брак ненастоящий? Если это правда, то мне нужно вести себя соответственно.

Мне нужно играть по их правилам.

Дамиан медленно подходит ко мне, его движения не угрожают. Краем глаза я вижу, что охранники вокруг нас напряжены, но никто не вмешивается.

Он останавливается прямо передо мной и поднимает руку, чтобы коснуться моей щеки чуть ниже синяка. Он выглядит измученным, несмотря на всю свою ярость, таким же грязным и уставшим, как и я.

— Они причинили тебе вред? Ты ранена?

— Не сильно, — шепчу я. — Просто немного ударилась. На самом деле всё не так плохо.

Он натянуто улыбается, без тени юмора.

— Ты храбрее, чем я ожидал.

Я слабо улыбаюсь в ответ.

— На самом деле нет. Я просто не хочу умирать.

— Я не позволю тебе умереть. — Голос Дамиана низкий и суровый. — Я сказал, что буду защищать тебя, Сиена, даже от самого себя. Я не могу сдержать обещание, по крайней мере сейчас… но я буду защищать тебя. Я найду выход из этой ситуации, даже если…

— Даже если это выход, — заканчиваю я. — Они сказали, что отпустят нас, если мы сделаем это. Они говорят правду?

Дамиан с трудом сглатывает.

— Думаю, да. В интересах Руссо не начинать войну. Он посылает сигнал. Как Константин отреагирует после… — Он поджимает губы. — Я не знаю. Но я этого так не оставлю. Я не…

— Это слишком долго, — резко говорит Джованни из дальнего угла комнаты. — Давай уже, Кузнецов. Я сказал трахнуть её, а не разговаривать с ней.

Дамиан стискивает зубы. Я вижу, как в его глазах разгорается борьба. Он просчитывает шансы, ищет слабые места, пытается найти выход из ситуации, не связанный с требованиями Джованни. Но их больше, у них больше оружия, и мы в ловушке.

— Всё в порядке, — шепчу я, подходя ближе, так что наши тела почти соприкасаются. — Я справлюсь. Это… это нормально.

— Сиена… — он сжимает челюсти, и я вижу боль в его глазах, вижу его сопротивление. Он тоже этого не хочет. Он не хочет причинять мне боль.

Как бы я хотела прикоснуться к нему. Как бы я хотела сделать что-нибудь, чтобы всё стало лучше.

— Я справлюсь, — повторяю я, вкладывая в свой голос всю искренность, на которую способна. — Что бы тебе ни пришлось сделать, всё в порядке. Мы справимся с этим.

Боль в его глазах почти разбивает меня. Этот человек, которого я видела безжалостным и жестоким, который убивает без колебаний, защищая то, что принадлежит ему, выглядит так, словно его разрывают на части изнутри.

— Это не то, чего я хотел... — начинает он, затем замолкает, стиснув зубы. — Если бы у нас были… если бы я уступил, то никогда бы не стал… это не...

— Я знаю. — Я приподнимаюсь на цыпочки и приближаю губы к его уху. — Но это всё равно ты. Это всё равно мы.

Джованни нетерпеливо откашливается.

— Как бы это ни было трогательно, мне становится скучно. Начинайте представление, или я расценю это как отказ и снова посажу тебя на цепь, Кузнецов. Ты сможешь посмотреть, как мои люди наслаждаются тем, чего ты не хочешь.

От этой угрозы у меня по коже бегут мурашки, но я не подаю виду. Вместо этого я смотрю прямо на Дамиана.

— Всё в порядке, — снова шепчу я.

Дамиан двигает челюстью, и я вижу, как напрягаются его мышцы, когда он смотрит на меня.

— Я не... — он прочищает горло. — Я не знаю, смогу ли...

Я придвигаюсь к нему на дюйм, достаточно близко, чтобы наши тела соприкоснулись. Я смотрю, как он вдыхает, раздувая ноздри, и от взгляда, которым он одаривает меня, когда я прислоняюсь к нему, я почти забываю о том, что происходит, и в комнате остаёмся только мы.

Почти.

Я тихо, прерывисто вздыхаю, когда касаюсь его губ своими.

— Это я, Дамиан, — шепчу я. — Я знаю, что ты хочешь меня. Я видела, как сильно ты хочешь меня. Ты притворяешься, что это не так, но...

Его руки опускаются мне на талию. Он притягивает меня к себе, наклоняет голову и прижимается губами к моим губам, но в этом нет ни огня, ни страсти. Это не похоже на поцелуй в моей спальне, когда он пожирал меня, словно я была его последним блюдом, словно он больше никогда не попробует то, чего так сильно хочет. Я каждой клеточкой своего тела чувствую, что он не хочет этого делать.

— Блядь. — Дамиан прерывает поцелуй и отступает на дюйм. Он долго стоит на месте, словно не знает, что делать, и я понимаю, в чём проблема.

Мне не нужно возбуждаться, чтобы меня трахнули. Но Дамиану нужно возбудиться. И эта ситуация его явно не заводит.

Джованни требуется всего секунда, чтобы понять, что происходит.

— Что я говорил о том, что нельзя затягивать, Кузнецов? — Кричит он с другого конца комнаты. — Не можешь возбудиться ради своей жены? — Он усмехается, как будто всё это его очень забавляет. — Встань перед ним на колени, девочка. Возьми его в рот. Мне нужно объяснять тебе, как трахать своего «мужа»? — Он снова смеётся. — Должно быть, это не настоящий брак, раз твоя жена даже не берёт твой член в рот, чтобы ты возбудился.

Дамиан так сильно сжимает челюсти, что я боюсь, как бы у него не треснули зубы. Его глаза темнеют от ярости, каждый мускул напряжен, но я знаю, что так продолжаться не может. Я не хочу этого делать, но я также не хочу, чтобы Джованни положил этому конец и отдал меня своим людям вместо себя.

Закусив губу, я опускаюсь на колени на твёрдый бетонный пол. Я поднимаю взгляд на Дамиана, на лице которого внезапно появляется выражение паники.

— Сиена...

— Помоги мне, — шепчу я, глядя на него широко раскрытыми глазами. — У меня руки в наручниках. Мне нужно, чтобы ты... мне нужно, чтобы ты достал свой член.

У Дамиана дёргается челюсть. Я вижу, как он обдумывает варианты, ищет выход. И я вижу кое-что ещё: в его глазах мелькает чувство вины, и они темнеют по другой причине… Ему нравится видеть меня вот так, на коленях. Я вижу, как его член внезапно набухает и твердеет, когда он смотрит на меня сверху вниз, и я знаю, что он ненавидит себя за это.

Но у нас нет другого выбора.

Его руки опускаются к ремню, он расстёгивает его и медленно, неохотно спускает молнию, будучи таким же пленником собственных желаний, как и я для этих мужчин. Когда он протягивает руку и высвобождает свой член, я вижу, что он уже наполовину возбуждён, а его член быстро увеличивается в размерах, пока он смотрит на меня, стоящую перед ним на коленях.

— Сиена... — он снова повторяет моё имя, и в его голосе слышны вина, нужда и сожаление. — Моя милая девочка...

Я встречаюсь с ним взглядом, не отводя глаз, наклоняюсь и обхватываю губами головку его набухающего члена.

Я чувствую, как реагирует его тело, как по его мышцам пробегает волна удовольствия, когда я провожу языком под твердеющим стволом, плотно обхватив его губами и не сводя с него глаз. Из его стиснутых зубов вырывается стон, и он кладёт руку мне на затылок. Я опускаюсь ниже, заглатывая его до самого горла, как он меня научил, и чувствую, как он напрягается и твердеет у меня во рту.

Джованни смеётся позади нас и хлопает в ладоши.

— Хорошо. Хорошо. Ты правильно выбрал, Дамиан. Похоже, она знает, как сосать член. Такая хорошенькая, стоит на коленях…

— Заткнись на хрен, — рычит Дамиан, но его бёдра дёргаются, и он глубже проникает в мой рот. Он стонет, его пальцы сжимают мой затылок, и я знаю, что он борется с тем, что чувствует. Борется с тем, как ему хорошо, как сильно он хочет продолжать. — Сиена, моя дикая кошечка...