У меня звенит в ушах от его пощёчины. Последняя фраза не имеет никакого смысла. Я смотрю на него, у меня кружится голова от пощёчины, и я пытаюсь вдохнуть. Кажется, я не могу этого сделать, весь воздух застрял в моих лёгких, грудь болезненно сжимается.
— Просто отпусти меня, — шепчу я. — Пожалуйста, я... должно быть, произошло какое-то недоразумение. Дуг привёл не ту девушку. Здесь должен был быть кто-то другой... — Тот, кто согласился на это. Кто-то, кто готов снимать такое порно. В клубе есть девушки, которые согласились бы на это. — Кармен согласилась бы, я это точно знаю. Она, наверное, получила бы от этого удовольствие. Но я чувствую, что сейчас упаду в обморок. Я даже не думаю, что смогла бы переспать с одним парнем на камеру, не говоря уже о том, чтобы...
— Послушай-ка. — Пальцы Шона снова впиваются в мои щёки, он крепко сжимает мой подбородок.
— Либо ты делаешь это и ведёшь себя так, будто тебе это чертовски нравится, либо будут последствия.
— Я никогда… — сглатываю я, дрожа так сильно, что, кажется, вот-вот застучат зубы. — Я никогда раньше этого не делала. Не трахалась на камеру. Меня раньше ни о чём таком не просили…
— Руководство сменилось, — резко отвечает Шон. — Тебе этого объяснения достаточно? — Теперь это входит в твои должностные обязанности. Так что, когда я скажу этим двоим отпустить тебя, ты будешь стоять здесь, как хорошая девочка, позволишь им правильно настроить освещение, а потом будешь вести себя так, будто тебя трахают во все дырки, и это лучший день в твоей жизни со дня твоего рождения. Ты меня поняла?
Не думаю, что у меня есть выбор. Я смотрю на него, не желая кивать и соглашаться, но когда он отпускает моё лицо и жестом приказывает двум другим мужчинам отойти, я не могу пошевелиться. Я не могу сдвинуться с места ни на дюйм, не говоря уже о том, чтобы побежать к двери. Я вижу, как съёмочная группа начинает настраивать освещение, и снова чувствую себя застывшей, как олень в свете фар.
— Хорошо, — говорит незнакомый голос. — А теперь мы начнём. Когда заиграет музыка, я хочу, чтобы ты начала танцевать. Раздевайся так, как будто это приватное шоу. Двое мужчин у дивана пока должны быть голыми, продолжая себя ласкать, да, мы хотим, чтобы их члены были твёрдыми, а затем парень в боксерах, ты следующий. Двое из вас одеты, вы заходите последними, как будто это приватное шоу. Мы хотим, чтобы участники выходили по очереди. Три, два…
Я напрягаюсь, готовясь к первой ноте, к моменту, когда от меня потребуют начать, и не уверена, что смогу. Смогу ли я пошевелиться, смогу ли вообще что-то сделать, и я в ужасе от того, что будет, если не смогу, и от того, что будет, если смогу.
Я никогда в жизни так не боялась.
Я слышу музыку, первые ноты наполняют воздух и заставляют меня вздрогнуть, а затем раздаётся другой звук, от которого я подпрыгиваю и издаю резкий, испуганный, пронзительный крик.
Я знаю этот звук. Любой, кто живёт в таком районе, как мой, знает. Это был выстрел.
Не успеваю я перевести дух, подумать или отреагировать, как раздаются новые выстрелы. Треск за треском, звук разрывает воздух за пределами комнаты, и я слышу звон металла, крики, топот сапог, гортанный мужской крик боли...
Я отступаю, обхватив себя руками, и оглядываюсь в поисках места, куда можно спрятаться. Места, куда можно убежать. Есть только один выход, и он ведёт туда, откуда доносятся выстрелы...
Дверь распахивается, и я снова кричу.
Начинается хаос. Я слышу, как ругаются мужчины позади меня, не знаю, кто именно: съёмочная группа, осветитель или, может быть, те, кто думал, что сможет меня трахнуть, или все сразу. Кто-то толкает меня, пробегая мимо, в комнате раздаются новые выстрелы, и я падаю на колени, когда один из осветительных приборов падает на пол рядом со мной, разбиваясь вдребезги и рассыпая осколки по твёрдому бетонному полу.
— Блядь… — раздаётся гортанный, сдавленный звук, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть мужчину с лицом бульдога, того самого, который сказал, что трахнет меня в задницу, распростёртого на бетоне. Под его телом растекается лужа крови, ещё больше крови вытекает из его головы.
Я смотрю на него, оцепенев от шока, не в силах осознать всё происходящее вокруг. Я должна чувствовать что-то помимо облегчения и странного чувства удовлетворения... разве нет? Но всё, о чём я могу думать, глядя в его невидящие глаза и на его обмякшее тело, это то, что он собирался меня изнасиловать. Он знал, что я этого не хочу, но всё равно собирался получить удовольствие, трахая меня. Он собирался получить удовольствие, причиняя мне боль.
Я рада, что он мёртв.
Поток ругательств с другого конца комнаты заставляет меня снова обернуться, и я вижу, как трое мужчин в военной форме ставят Шона на колени. Я в ужасе смотрю, как один из них приставляет пистолет к его затылку и нажимает на курок.
Моя кровь застывает в жилах, когда я смотрю, как он падает на бетон, а вокруг него собирается лужа крови. От холодной жестокости происходящего у меня скручивает желудок, и меня чуть не выворачивает, горло сжимается, когда я пытаюсь подняться на ноги. Люди все ещё стреляют, повсюду кровь, и я в центре всего этого, отступаю в поисках спасения. Здесь нет ничего, кроме двери, через которую я вошла, и внезапно я чувствую, что мои ноги снова могут двигаться, и меня охватывает холодный ужас.
Я бегу. Слепо. Я бегу к двери, пригибаясь и держась ближе к стене. В ушах звенит от выстрелов. Я почти у цели... и тут в дверном проёме появляется мужчина и преграждает мне путь.
Он тянется ко мне, когда я пытаюсь протиснуться мимо него, и его рука обвивается вокруг моей талии, как это сделал Шон, и у меня сжимается сердце, меня охватывает паника. Мне не нравился Шон, он был придурком, но теперь он мёртв. Хладнокровно убит…Я начинаю дико размахивать руками, цепляясь за мужчину, который держит меня, мужчину, которого я…
Мужчину, которого я уже видела раньше.
Когда я поднимаю на него взгляд, наступает краткий миг просветления. Светлые волосы, широкие плечи, татуировки на шее, темно-синие глаза…
Это тот мужчина, которого я видела с Константином. Тихий, задумчивый, опасный мужчина. Тот, кто, по словам Кармен, трахал её как зверь.
Этого воспоминания достаточно, чтобы я снова обезумела от страха, начала царапаться и брыкаться, а мужчина схватил меня за шею и встряхнул так сильно, что у меня клацнули зубы.
— Прекрати! — Он снова встряхивает меня. — Перестань сопротивляться. Я пытаюсь тебе помочь. — Он прижимает меня к себе и оглядывает комнату. Я замечаю, что в другой руке у него пистолет, а руки и одежда забрызганы кровью. Я слежу за его взглядом, тяжело дыша, и вижу, что все, кто был в комнате со мной, мертвы, кроме ворвавшихся мужчин в чёрных одеждах. Съёмочная группа, пятеро мужчин, которым платили за то, чтобы они меня трахали, Шон… все.
На мгновение мне становится жаль съёмочную группу. Они, наверное, не знали, что их наняли для работы, на которой не хотел присутствовать главный герой шоу. Но остальные…
Может, мне и должно быть жаль, что они мертвы. Но мне не жаль.
— Пойдём со мной, — торопливо говорит мужчина. — Держись рядом. Если я тебя отпущу, ты собираешься…
Я вырываюсь из его хватки, надеясь, что он ослабил хватку, и он разочарованно рычит.
— Я пытаюсь защитить тебя, девочка! — Он снова трясёт меня, тянет за собой, отступая от двери, резко оборачивается, поднимает пистолет и осматривает коридор. — Пойдём со мной. Я вытащу тебя отсюда.
— Кто ты... — я замолкаю, и мой голос срывается на пронзительный крик ужаса, когда я чуть не спотыкаюсь о чьё-то стройное тело в коридоре. Ярко-розовый топ, пыльный светлый хвост... это та девушка, которая пришла сюда со мной, та, чьего имени я не знала. Меня снова охватывает чувство вины... я даже не спросила.
Мужчина уже тащит меня по коридору.
— Дамиан, — коротко говорит он резким голосом с сильным акцентом. Он русский, это я могу сказать точно, и это логично, если он работает с Константином на Братву. — Дамиан Кузнецов. Тебе этого достаточно?