— За день до того, как я отправился к Коре, мы с несколькими ребятами из команды пошли поужинать, чтобы отпраздновать это событие. У Коры была фотография, на которой я разговариваю со своей клиенткой. Мы сидели, прижавшись друг к другу, потому что в забронированном нами зале было шумно. Единственный способ, благодаря которому она могла сделать это фото, — это если бы она была в ресторане. Но со стороны это выглядело интимно. И почти никто не знал, что моя клиентка только что обручилась.

— Итак, она увидела тебя и твою клиентку. На ней было обручальное кольцо, и она подумала, что ты снова женишься.

Я кивнул.

— Кора вылила все это на меня. Я сказал ей, что это не ее собачье дело и что она бредит. Но она мне не поверила. Она начала кричать и бить меня. Я сказал ей, что ухожу, чтобы позвать кого-нибудь другого, раз ей нужна помощь по дому. Тогда она схватила нож и набросилась на меня. Она целилась мне в сердце. Я отразил удар, но она все равно умудрилась оставить глубокую рану.

Ларк выдохнула.

Даже сейчас, спустя месяцы, мне все еще было странно рассказывать эту историю. Она казалась реальной только по утрам, когда я стоял перед раковиной, обернув полотенце вокруг талии, а шрам — выпуклый и розовый — смотрел на меня из зеркала в ванной.

Я потянулся к пуговице под горлом и расстегнул ее вместе с пятью нижними. Затем я потянул ткань в сторону, открывая семидюймовый разрез на груди.

— Ронан. — Ларк поднесла руку ко рту, уставившись на шрам.

— Кора была под кайфом. Кокаин. Я должен был заметить это, когда зашел внутрь, но не заметил.

— У нее были проблемы с наркотиками?

— Когда мы были женаты — нет. — Я снова застегнул рубашку, оставив две верхние пуговицы расстегнутыми. — По словам ее матери, после развода Кора вела себя странно. Становилось все хуже и хуже, хотя никто не подозревал о наркотиках. Все думали, что она борется с тревогой и депрессией. А я был слишком занят, чтобы заметить это.

Выражение лица Ларк смягчилось.

— Я не думаю, что тебе стоит брать вину на себя. Вы не были женаты. Вы не жили вместе. Откуда ты мог знать?

— Мы были вместе долгое время. С первого курса колледжа.

— Это все равно не делает тебя ответственным.

— Да, но я знал Кору. Я знал, что она ревнивый человек. Всегда была ревнивой. Признаки были. Если бы я был внимательнее, я бы их заметил.

Поздно вечером приходили сообщения с вопросом, что я делаю. Звонки ранним утром с приглашением встретиться за чашечкой кофе. Они почти всегда совпадали со свиданием. Затем были объятия, которые затягивались надолго. Поцелуи в губы, от которых мне становилось не по себе. Но я отмахивался от всего этого, как от привычки, которая существует между бывшими супругами.

— Я должен был помочь ей. — Вместо этого я был слишком занят, живя своей собственной жизнью. Наслаждался своей свободой. После развода я впервые за много лет смог вздохнуть свободно. И я понял, что не любил Кору так, как мужчина должен любить женщину.

Всем своим чертовым сердцем.

Черт возьми, в тот момент я сомневался, что создан для такой любви.

— Где сейчас Кора? — спросила Ларк.

— Проходит лечение. В тюрьме. — Произносить эти слова было больно. Они были такими же сюрреалистичными, как и вся остальная история.

— Мне жаль, — сказала Ларк.

— Мне тоже. Я должен был помочь ей.

— Может, ты и помог.

Я не был уверен, что тюрьма кому-то поможет, но я мог надеяться.

— Может быть.

— Вот почему ты приехал в Каламити.

— Да. — Это моя большая перемена. — Спасибо, что выслушала.

— Спасибо, что рассказал мне. — Она взглянула на Рен, которая лежала на полу, засунув большой палец в рот. — Я лучше отнесу ее в ванну.

— Конечно. — Наверное, это был сигнал, что мне пора домой. Вместо этого, когда она встала с дивана, чтобы забрать дочь, я подошел к столу и убрал стаканы с молоком, оставшиеся после ужина.

Когда я вошел на кухню, из коридора донеслись плеск и звук льющейся воды. Посудомоечная машина была полна чистой посуды, поэтому я опустошил ее, роясь в шкафчиках и выдвижных ящиках, пока почти все не было убрано. Затем я вытер столешницы и вынес мусор в мусорное ведро на улицу.

Все, что угодно, лишь бы отсрочить свой уход.

Когда я вернулся в дом, Ларк вышла из холла вместе с Рен. Она оглядела кухню.

— Ты прибрался. Тебе не обязательно было это делать.

— Я не хотел уходить. Пока нет. — Может быть, я раскрыл слишком много карт, но, учитывая, что прошлое вышло наружу, я не был готов идти домой и оставаться один.

— Баба. — Рен указал на холодильник.

— Ладно. — Ларк наклонилась, опуская Рен на пол.

Как только ее пальцы коснулись пола, Рен начала хныкать и бегать за матерью.

— Вверх. Вверх.

— Я не могу нести тебя и готовить тебе бутылочку. — Ларк открыла холодильник, чтобы достать галлон молока.

— Иди сюда, Светлячок. — Я присел на корточки, подзывая ее.

Рен уставилась на меня так, словно я был незнакомцем и не был здесь весь вечер. Приятно осознавать, что перерыв и время принять ванну немного отвлекли нас друг от друга. Но я просто подождал, пока она, осторожно ступая, не подошла достаточно близко, чтобы взять ее на руки.

— Пижама с единорогом. У меня дома тоже есть такая. Безумно, правда? — Я пощекотал ей животик, чем заслужил улыбку. Когда я взглянул на Ларк, она с улыбкой на лице наполняла бутылку.

Прошло много времени с тех пор, как я так усердно старался заставить улыбнуться двух женщин.

— Мы собираемся посмотреть телевизор прижавшись друг к другу, — сказала Ларк, завинчивая крышку на бутылке.

Черт. Я все еще не был готов уйти.

— Я не буду вам мешать.

Ларк подошла и протянула бутылочку Рен. Но она не забрала свою дочь у меня из рук. Она просто смотрела на меня своими пленительными глазами, завлекая меня все глубже и глубже.

— Или… ты можешь остаться. Только не занимай диван.

Черт возьми, да.

— Ничего не обещаю.

Ларк

Ронан был как торнадо, который крутил меня по кругу.

От замешательства к ненависти, от вожделения к восхищению и к этой зарождающейся влюбленности. Он заставлял мою голову кружится. И почему-то мне нравилось это безумное, безрассудное кружение.

Ронан мне нравился.

Смотреть телевизор было бессмысленно. Я выбрала «Суперсемейку» на Дисней, потому что я любила ее так же, как и Рен.

Ронан хихикнул над одной из шуток, привлекая мое внимание.

Я уже и не помнила, сколько раз искоса поглядывала в его сторону. Но на этот раз, в отличие от других моих целомудренных взглядов, этот был выжидающим.

Матерь божья, он был сексуален. Я и мечтать не могла о более красивом мужчине. А его уверенность, его бесцеремонное поведение были невероятно сексуальными.

Мы беззастенчиво смотрели друг на друга, как два человека, пытающиеся прочитать мысли друг друга.

Мог ли он догадаться, о чем я думаю? Мог ли он видеть, как учащенно бьется мое сердце? Знал ли он, как сильно я хотела еще одного поцелуя?

В его карих глазах было столько желания, что я почувствовала, как оно разливается по моим венам.

О боже. Что происходит? На улице темнело, и лучи заходящего солнца тускнели. Щетина на остром подбородке Ронана была более заметна в полумраке. Его губы казались более полными и мягкими. Полоска кожи у него под горлом, где он оставил незастегнутыми пару пуговиц, была не чем иным, как дразнящим зрелищем, заставляя меня смотреть, как он выглядит без рубашки.

Голова Рен упала мне на руку. Ее глаза были закрыты. Ее бутылочка была пуста, и она едва удерживала ее в своей маленькой ручонке.

— Я лучше уложу ее спать.

Ронан промурлыкал что-то густое и плавное, от чего у меня мурашки побежали по коже.

Прежде чем совершить какую-нибудь глупость, например, попросить его остаться, я встала с дивана и направилась в коридор.