Мама стала бы суетиться из-за него. Папа и Зак оценили бы его по достоинству. А Керриган пригрозила бы ему кастрацией, если бы он когда-нибудь причинил мне боль.

— Все делали все возможное, чтобы привлечь меня, но я была в отпуске с двумя парами. Я был пятым колесом. Так что через год на весенних каникулах я вернулась на Гавайи одна. Это было… одиноко. Наверное, я ожидала, что там будет более спокойно. Неделя, чтобы я могла читать, загорать и делать все, что захочу. Но я чувствовала себя как та грустная женщина, которая сидит одна в красивом ресторане и смиряется с тем фактом, что ее жизнь складывается не так, как она планировала.

Возможно, общество вынуждало молодых вступать в брак и создавать семью. А может, это был естественный путь для большинства людей, оказавшихся в Каламити. Я была единственным человеком в моем выпускном классе, который не был замужем — или разведен.

— Я познакомилась с парнем в баре на третий вечер моего пребывания на курорте. Он был хорош собой. Харизматичный.

Ронан хмыкнул.

— Хватит об этом.

Я повернулась к нему лицом, убирая темные волосы с его лба.

— Не такой красивый и харизматичный, как ты.

— Очевидно.

Я закатила глаза.

— Твое эго.

— Тебе оно нравится. — Он наклонился, чтобы поцеловать меня.

Да, нравится. Очень.

— Мы переспали. Остаток отпуска провели вместе. Но держались непринужденно. Мы не делились личными подробностями. Только именами, номерами комнат и телефонов. И выделяемыми организмом жидкостями.

Ронан застонал.

— Ты убиваешь меня, детка.

Я рассмеялась, благодарная за то, что он смог заставить меня улыбнуться.

— После поездки я вернулась домой, и жизнь стала нормальной. Я не ожидала и не хотела видеть его снова. Дело было не в нем.

Смысл был в сексе. И в том, чтобы провести несколько ночей с компаньоном на Гавайях.

— Через несколько недель у меня должны были прийти месячные, но не пришли. Я узнала, что беременна. Один из презервативов не сработал, и я позвонила ему. Он был… другим.

— Что значит, другим? Этот сукин сын был женат, не так ли?

— Насколько я знаю, нет. — Хотя в тот момент я не поверила ни единому слову из того, что сказал мне Картер. — Он вел себя так, будто не помнит меня. Прошли недели, а не годы. Но я была просто еще одной женщиной, которую он трахнул и забыл.

Напряжение в теле Ронана усилилось, но он продолжал молчать, прислушиваясь. Его руки обвились вокруг меня, удерживая так, словно он знал, что это только начало. Что мне понадобятся объятия, когда все всплывет наружу.

— Я никогда в жизни не чувствовала себя такой использованной, — прошептала я. — Такой дешевой.

— Ублюдок, — пробормотал он.

— Именно. Он заставил меня рассказать ему, откуда я его знаю. Это было смешно. Он заставил меня рассказать подробности нашего совместного времяпрепровождения, обрывки разговоров. И я чертовски уверена, что он помнил, но это было похоже на тест. Очевидно, я прошла его, потому что он, наконец, сказал: «О да. Я помню тебя».

Ронан фыркнул.

— Придурок.

— Он спросил меня, зачем я звоню. Типа, как я посмела воспользоваться номером телефона, который он мне дал. Я сказала ему, что беременна. — У меня подскочила температура, когда ярость закипела в жилах. Просто прокручивая в голове этот разговор, я пришла в ярость.

Телефонный разговор длился десять минут, максимум пятнадцать. Но каждая секунда этих минут запечатлелась в моей памяти. Каждое слово. Каждое оскорбление.

— Он сказал мне, что я лгу. Что это невозможно. А когда я настояла на том, что говорю правду, он сказал, что не хочет иметь к этому никакого отношения, пока я не сделаю тест на отцовство.

Мысль о том, что Рен может быть не его, заставила меня скривить губы.

Ронан сжал руки еще крепче, стало немного больно, но я была так взбешена, что позволила ему сжимать себя.

— Я повесила трубку. С тех пор я ничего о нем не слышала и не связывалась с ним. С этого момента Рен стала моей, и только моей. Я даже не указала его в ее свидетельстве о рождении.

— Хорошо.

Так ли это? Или я совершила огромную ошибку?

— У меня такое чувство, что я постоянно оглядываюсь через плечо. Жду, когда он появится и предъявит на нее права. Или того дня, когда до нее дойдут слухи о себе. — Я закрыла глаза, мои руки сжимали его футболку. — Я не хочу, чтобы она знала, что ее отец не хотел ее. Что он даже не признавал ее существования.

— Ларк. — Ронан разжал руки, чтобы обхватить мое лицо ладонями. — Он мудак. И если он когда-нибудь появится, мы будем отстаивать наши права. Он не получит ее. Никогда.

— Что, если он передумает?

— Мы будем сражаться.

Я подалась навстречу его прикосновению.

— Мы?

— Мы. — Он коротко кивнул мне. — Так вот почему ты спишь в ее комнате?

— Да, — призналась я. — Когда она была новорожденной, я просыпалась в страхе, что потеряла ее. Это был иррациональный, неконтролируемый страх. Как будто я не могла отличить его от реальности. Теперь я понимаю, что это из-за гормонов и недосыпания, но если я спала в ее комнате, то все было не так плохо. Теперь это вошло в привычку. Если я проснусь посреди ночи, то смогу снова заснуть, только если буду в ее комнате.

Его карие глаза смягчились, золотые прожилки в них были особенно яркими сегодня вечером.

— Ты не потеряешь ее.

— Не могу. — Мой голос дрогнул.

— Не потеряешь.

— Я надеюсь, что ты прав.

— Конечно, я прав. И, к счастью для тебя, ты спишь с выдающимся адвокатом.

Он был исключителен.

— Сегодня вечером ты окажешь мне услугу? — спросил он.

— Сексуальную услугу?

— Да. — Он улыбнулся, в его прекрасных глазах плясали огоньки. — Но после сексуальных услуг, да, во множественном числе, у меня есть еще одна просьба.

Я затаила дыхание, надеясь, что он не спросит номер телефона Картер. Я не хотела, чтобы кто-то совал нос не в свое дело.

— Что за просьба?

— Если проснешься, возьми меня с собой в комнату Рен.

Не остаться в постели. Не вести себя тихо, когда я буду уходить. Просто взять его с собой.

Черт. Если Ронан не будет осторожен, я полюблю его.

Эта мысль была далеко не такой пугающей, какой должна была быть.

Ронан

Поставив «Стингрей» в гараж, я пересек подъездную дорожку к дому Ларк.

На моем лице появилась улыбка, которая с каждым шагом становилась все шире. За последние четыре дня эта небольшая прогулка от моего дома к ее дому стала главным событием моего дня. И когда я открыл ее парадную дверь, я почувствовал себя… как дома.

Больше, чем в здании за моей спиной. Больше, чем в моем доме в Калифорнии. Больше, чем в доме, который я делил с Корой. А я любил тот чертов дом.

Но не так сильно, как дом Ларк.

Хэнк, сосед, вышел подстричь газон. Мы познакомились вчера вечером, когда я жарил бургеры на ужин на заднем дворике. Сегодня вечером я поднял руку, когда он заметил меня, и заслужил кивок. Затем я подошел к двери, не потрудившись позвонить в звонок или постучать. Я просто вошел внутрь и вдохнул этот аромат.

Лаванда. Дождь.

Мой.

Я снял ботинки в прихожей, где они подождут до утра, когда я отправлюсь к себе домой, чтобы принять душ и переодеться. Я наклонился, чтобы снять носки, затем вытащил подол рубашки из-за пояса брюк.

— Ларк, — позвал я.

Тишина.

Когда я вошел в гостиную, телевизор был включен, а игрушки лежали в манеже. Рен, ковыляя, вышла из кухни, и как только она заметила меня, ее ножки начали двигаться быстрее, а она завизжала, одарив меня широкой, слюнявой улыбкой, которая наполнила мое сердце.

— А вот и мой Светлячок. — Я подхватил ее на руки и подбросил в воздух. Затем поцеловал ее в щеку, когда она захихикала. — Как сегодня прошел день в детском саду?