Почему я была такой дурой? Я чуть не пустила слюни от его красоты. Я чуть не упала в обморок от такого внимания, как ко мне, так и к моей дочери.

Между тем, он, вероятно, слышал сплетни о том, что я шлюха. Это точно. Неудивительно, что он продолжал приглашать меня на свидания. Как удобно для него, что я живу по соседству.

— Парни тупые, — сказала я Рен, неся ее в ванную.

— Дии. — Она подняла руки, и кусочки травы рассыпались по всей столешнице, когда я открыла кран.

— Грязь, — сказала я, глубоко вздохнув. Затем я подняла травинку. — Трава.

Она что-то пробормотала, прежде чем попыталась засунуть грязную руку в рот.

— О, нет, ты этого не сделаешь. — Я подхватила ее на руки, развернула к раковине, где вымыла ей руки.

Рен извивалась и суетилась, злясь на то, что я разрушила всю ее тяжелую работу.

— Нет, нет, нет.

— Прости, малышка.

Разве жизнь не была бы проще, если бы взрослые могли ерзать и суетиться? Обнажать свои эмоции, а не прятать их внутри? Может быть, хорошая истерика с криком помогла бы мне почувствовать себя лучше. Или, может быть, все, что мне было нужно, — это бокал вина.

Поэтому я отнесла Рен в ее манеж в гостиной, оставив с игрушками и мультиками, которые я включила, чтобы заглушить фоновый шум. Затем я удалилась в свою спальню, чтобы переодеться в спортивные штаны и футболку.

Я приготовила себе салат, а Рен — макароны. Затем, после того как искупала ее, мы отправились в ее спальню, чтобы почитать книгу и пообниматься в ее кресле-качалке.

Окна ее спальни выходили на дом Ронана. С этого места, с кресла, стоящего прямо у стекла, я могла видеть его гараж.

Одним из условий проекта Керриган было расположение гаражей боком, чтобы они не выходили на улицу. По ее мнению, изогнутые подъездные дорожки повышают привлекательность бордюров. Она не ошиблась. Но сегодня вечером я действительно жалела, что мне досталось место в первом ряду.

Он вошел в дверь, ведущую внутрь дома, со стопкой сплющенных картонных коробок под мышкой. Он бросил их в кузов блестящего черного грузовика и вернулся в дом.

Два года назад я бы бросила этому парню кость. Мне было бы все равно, если бы он стал расспрашивать обо мне, потому что я бы тоже поспрашивала о нем.

Слишком многое изменилось за последние пару лет. Слишком многое изменилось со времен Гавайев.

Поэтому я поцеловала Рен в волосы, когда она зевнула.

Затем я потянулась к жалюзи, закрываясь от заходящего солнца.

И Ронана Тэтчера.

Ронан

Признать свое поражение было все равно что проглотить лезвие бритвы.

Но слова Ларк прозвучали громко и ясно. Нравилось мне это или нет, ответом было категорическое «нет».

Последние пять дней я дулся. Лелея свою уязвленную гордость. Прокручивая в голове наши разговоры, чтобы понять, что я пропустил. Между нами проскочила искра. Она ведь тоже это почувствовала, не так ли? Или это было односторонне?

Почему каждый раз, когда она отвергала меня, она нравилась мне все больше и больше? Неуловимость Ларк была такой же гипнотической, как и ее захватывающие дух глаза.

— Черт, — пробормотал я, облокотившись на стол и закрыв лицо руками. Что, черт возьми, со мной не так? Почему я не мог выбросить ее из головы?

Все выходные я ловил себя на том, что заглядываю в окна в надежде что-нибудь увидеть. Это было неловко. Мне нужны были жалюзи.

К вечеру воскресенья я был так зол — на Ларк, на себя, — что отправился на пятимильную пробежку, чтобы выпустить пар. Даже физические упражнения не помогли мне выбросить ее из головы. Как и душ после этого, когда я сжал свой ноющий член в кулак, желая, чтобы это желание исчезло.

Я надеялся, что, придя сегодня в офис, выбравшись из тупика, я смогу преодолеть это. И все же я был здесь, размышляя об этой женщине.

Забудь о ней.

С этого момента я больше не буду тосковать по своей соседке. У меня сейчас были более важные дела, например, мой бизнес. Поэтому я встал из-за стола и вышел из своего кабинета, чтобы встретиться с Гертрудой.

— Здравствуй.

— Здравствуй. — Она отвернулась от стола, закрывая книгу в мягкой обложке, которую читала.

— Кто-нибудь звонил?

— С тех пор, как вы спросили меня об этом, — она взглянула на часы, — двенадцать минут назад, — ни разу.

Я фыркнул.

Возможно, моя зацикленность на Ларк была связана не с женщиной, а с тем фактом, что я, черт возьми, сходил с ума, не имея достаточного количества работы.

Нет, дело было в женщине.

Но скука не помогала.

— Ты сегодня особенно раздражительный, — сказала Гертруда.

— Ты сегодня особенно прямолинейна, — проворчал я. — Мне скучно, ясно? Я не привык сидеть сложа руки.

Она нахмурилась.

— Мы открыты всего неделю. Дай этому время.

Я нахмурился и подошел к окну, сначала уставившись на улицу. Гертруда могла думать, что бизнес был единственной причиной моего разочарования. Было жалко так страдать из-за женщины. Так ли чувствовали себя уродливые мужчины?

Три раза. Ларк отвергла меня три гребаных раза. Все, о чем я просил, — это ужин. Может быть, выпить и дать мне возможность познакомиться с ней поближе. Черт возьми, на данный момент я бы согласился на любое время суток.

Не то чтобы я искал серьезных отношений. И уж точно я не искал любви. Не сейчас. Только не после эпической катастрофы, которой стал мой брак. Не после того, как я пришел к выводу, что любовь — это ни что иное, как проклятая ложь, которую мы внушаем себе, чтобы не быть одинокими.

Лично мне нравилось жить одному. Я не испытывал никаких угрызений совести по поводу тихого дома. Но мне нравились женщины. Мне нравился секс. Мне нравилась Ларк.

Забудь о ней.

Возможно, дело было не во мне, а в этом городе. Возможно, переезд сюда, где все было так по-другому, был ошибкой.

— Ронан, — сказала Гертруда.

Я отвернулся от стекла.

— Что?

— У тебя сердитый вид.

— Хм?

— Ты стоишь у окна и смотришь исподлобья. Ты отпугиваешь клиентов еще до того, как они войдут в дверь.

— О. — Я нахмурился и, подойдя к дивану, присел на краешек. — Есть электронные письма?

Она приподняла брови.

— Я расцениваю это как «нет».

— Почему бы тебе не убраться отсюда? Я побуду поблизости и сообщу тебе, если кто-нибудь позвонит, напишет электронное письмо или зайдет.

— Нет. Я не хочу уходить. — Даже если день будет идти мучительно медленно.

Работа для нашего первого клиента, мужчины, который обратился к нам с просьбой открыть его «ООО», была завершена. В пятницу к нам обратилась женщина, которая искала адвоката, который помог бы ей с разводом. Конечно, это был неоспоримый развод, так что не потребовалось никаких усилий, просто согласовать все с адвокатом мужа и подготовить документы для судебного решения. Но я был очень рад помочь, потому что любая работа лучше, чем ничего. И, может быть, если бы я мог чем-то занять свои мысли, они перестали бы возвращаться к Ларк.

Вот только сегодня было ужасно тихо. У нас не было никакой активности. Никакой.

Возможно, я зря выбрал Каламити. Я мог бы выбрать один из более крупных городов Монтаны, таких как Бозмен или Миссула. Место, где сплетни не распространялись так широко.

Блять. Это было моим падением, не так ли? Когда я упомянул, что спрашивал о ней.

Я мог поклясться, что Ларк была близка к тому, чтобы согласиться. Пока я все не испортил.

— Ронан, ты опять сердишься, — пробормотала Гертруда, смотря в книгу.

— Нет, это не так. — Да, это так. Я почувствовал, как у меня между бровями залегла морщинка.

Гертруда поджала губы, не отводя взгляда.

Это было выражение, которое я видел на лице Коры бесчисленное количество раз. Я ненавидел это чертово выражение.

Отлично. Я думал не только о Ларк, но и о Коре. Черт возьми.