Главный вход — если это можно было так назвать — представлял собой узкий проход в высокой стене из сваренных вместе кузовов грузовиков и бетонных блоков. Над проходом развевался грязный флаг с тем же символом кулака. Рядом стояли несколько угрюмых личностей в самодельной броне из покрышек и листового металла, вооруженных чем попало — от копий с наконечниками из дорожных знаков до ржавых автоматов, которые выглядели так, будто могли взорваться в руках при первом же выстреле. Это был «КПП» — Контрольно-Пропускной Пункт «Комитета Самообороны Росиньи-Вертикаль».

Зеда остановили двое — широкоплечий детина с кабаньей мордой и шрамом через всю щеку, вооруженный огромным ржавым тесаком, и тощий, вертлявый тип с обрезом двустволки, нервно подрагивавшим в его руках.

— Па हॉं! (Стой!) — рявкнул широкоплечий, его голос был таким же грубым, как и его внешность. — Quem é você e o que quer aqui, estrangeiro? (Кто ты такой и что тебе здесь нужно, чужак?)

Зед остановился, не делая резких движений. Он молча дал им себя рассмотреть — потрепанный, но крепкий, с холодным, внимательным взглядом и мачете у пояса, которое выглядело так, будто знало свое дело.

— Торговец, — спокойно ответил он на смеси английского и португальского. — Ищу еду, воду. Может, работу. (Trader. Looking for food, water. Maybe work.)

Тощий с обрезом ткнул стволом в сторону «Ассистента» на руке Зеда.

— Que porra é essa? (Что это за хрень?)

— Часы, — пожал плечами Зед. — Показывают время. Иногда. (A watch. Tells time. Sometimes.)

Широкоплечий хмыкнул.

— Ревист उसको! (Обыскать его!)

Тощий подошел ближе, его обрез все еще был направлен Зеду в грудь. Он неумело похлопал Зеда по карманам, забрал несколько «тампиньяс» — «налог на вход», как он это назвал — и с опаской покосился на мачете.

— Нож оставь здесь. Или плати «залог за мир». (Leave the knife here. Or pay a «peace bond.»)

Зед спокойно вытащил еще несколько крышек. Спорить с вооруженными идиотами на их территории было не лучшей стратегией. По крайней мере, пока. Он отдал крышки, и ему нехотя махнули рукой, пропуская внутрь.

Первое, что ударило по нему, когда он шагнул за импровизированные ворота — это звуки и запахи. Непрекращающийся гул голосов — крики торговцев, плач детей, пьяная ругань, смех. Откуда-то из глубины фавелы доносились искаженные ритмы самбы, смешиваясь со стуком молотков и визгом какой-то самодельной пилы. Воздух был густым, пропитанным запахами готовящейся еды (чаще всего чего-то горелого и неопознаваемого), немытых тел, нечистот, дыма от костров и какой-то едкой химии.

Он оказался в узком, извилистом проходе, зажатом между стенами лачуг, которые громоздились друг на друга, уходя вверх, в серое небо. Солнечный свет сюда почти не проникал. Повсюду были люди — толкались, спешили, сидели на корточках у стен, торговали с разложенных на земле тряпок всяким хламом. Дети, чумазые и оборванные, носились под ногами, как стайки крыс.

«Мило, — подумал Зед, медленно продвигаясь вглубь этого человеческого муравейника. Его рука не отпускала рукоять мачете, даже несмотря на уплаченный „залог“. — Почти как дома. Только дома стены были белые и стерильные, а тут… более текстурные».

Он был здесь чужаком, и это чувствовалось в каждом настороженном взгляде, в каждом смолкшем при его приближении разговоре. Легкая добыча для местных хищников. Или интересный объект для тех, кто посильнее. Ему нужно было как можно быстрее найти то, за чем он сюда пришел — еду, возможно, немного информации о полицейском участке от кого-то менее безумного, чем Паук — и убираться.

Он свернул в один из боковых проходов, чуть шире остальных, который, казалось, вел к чему-то похожему на рыночную площадь. Шум здесь был еще сильнее. Он видел импровизированные прилавки, где торговали оружием, инструментами, одеждой, снятой с мертвецов, и едой, от вида которой его и так неспокойный желудок сжимался еще сильнее.

Росинья-Вертикаль. Город-в-городе, живущий по своим жестоким законам. И Зед только что шагнул в самое его сердце. Выбраться отсюда невредимым будет не проще, чем пересечь минное поле. Но он был здесь. А значит, нужно было действовать.

Глава 12: Бар «Кашаса Пули» и Уши Стен

Блуждая по многоуровневым трущобам Росиньи-Вертикаль, Зед искал не столько достопримечательности, сколько место, где можно было бы раздобыть еды и, что еще важнее, информации. Слухи и сплетни, как и крысы, лучше всего чувствовали себя в грязных, темных дырах, где люди заливали свои страхи и отчаяние дешевым пойлом. Рано или поздно он должен был наткнуться на такое место.

И он наткнулся. Вывеска была нарисована от руки на куске ржавого железа: череп с перекрещенными бутылками и надпись «Кашаса Пули». Название говорило само за себя. Из темного проема, служившего входом, несло перегаром, потом, дешевым табаком и жареным мясом сомнительного происхождения. Изнутри доносился пьяный гомон и дребезжащие, искаженные звуки самбы, лившиеся из старого, чудом работающего радио.

Зед нырнул внутрь. Помещение было небольшим, битком набитым разношерстной публикой. С потолка, увешанного какими-то сетями и обрывками проводов, свисала одна тусклая лампочка, едва освещавшая грубо сколоченные столы и импровизированную барную стойку. За стойкой колдовал одноглазый, покрытый шрамами детина с выражением вселенской усталости на лице. Посетители — угрюмые бойцы местного ополчения, стайка оборванных девиц с пустыми глазами, несколько личностей, от которых за версту несло проблемами — все как один проводили Зеда цепкими, оценивающими взглядами. Чужак. Свежее мясо. Или новая угроза.

Он протолкался к стойке, стараясь держать спину прикрытой и иметь хороший обзор зала.

— Кашасу, — бросил он бармену, выкладывая на стойку пару «тампиньяс».

Бармен молча налил в мутный стакан обжигающе пахнущей жидкости. Зед сделал небольшой глоток. На вкус — как ракетное топливо, смешанное с ацетоном.

«Но хотя бы дезинфицирует», — подумал он, чувствуя, как огненная волна прокатилась по пищеводу. Он не стал ни с кем заговаривать. Просто прислонился к стойке, медленно потягивая свою отраву и слушая. Уши стен в таких местах часто рассказывали больше, чем самые болтливые языки.

Обрывки разговоров на дикой смеси португальского, местного сленга и редких английских слов долетали до него. Споры о ценах на воду, о последней вылазке какой-то банды, о том, кто кого кинул на рынке. Имена. Клички. Названия группировок. «Техно-Сертанежуш опять копаются у старой подстанции…» «…эти психи с Корковаду, Падальщики, снова кого-то утащили…» «…говорят, БОПЕ Мутадо собирает людей для большого рейда…»

Зед впитывал информацию, как губка, отсеивая мусор и складывая в голове мозаику местной криминальной и политической жизни. Полицейский участок упоминался несколько раз — как проклятое место, куда лучше не соваться, или как потенциальный источник большой добычи, если хватит глупости или смелости.

Внезапно обычный шумовой фон бара нарушили повышенные тона. За одним из столиков в углу трое местных — здоровенных, тупоголовых бойцов из тех, что составляли костяк любой бандитской шайки — что-то не поделили с четвертым, невзрачным на вид мужичком в рваной куртке. Спор быстро перерастал в перепалку.

— Você me deve, seu rato! (Ты мне должен, крыса!) — рявкнул один из троицы, самый крупный, с татуировкой паука на бычьей шее.

— Eu não tenho nada! (У меня ничего нет!) — испуганно лепетал мужичок, вжимаясь в стену.

Ситуация накалялась. Крупный схватил мужичка за грудки. Посыпались удары. Остальные посетители бара либо с интересом наблюдали, либо старательно делали вид, что ничего не происходит. Бармен лишь тяжело вздохнул и демонстративно начал протирать и так не слишком чистый стакан.

Зед не собирался вмешиваться. Не его дело. Но тут один из нападавших, отшвырнув свою жертву, пошатнулся и налетел прямо на него, обдав запахом дешевой кашасы и немытого тела. Стакан Зеда полетел на пол, разбившись вдребезги.