— Это не просто ужасно. Это… — он замолчал, не находя слов.

— Это Ад, — закончил за него Асмодей. — И то, что вы видели раньше, было лишь его веселой обёрткой. Как рождественский подарок, который взрывается в лицо.

Василий сжал зубы. Внутри все клокотало, но не от страха — от ярости. Гнев, смешанный с чем-то более древним. Жаждой справедливости? Местью?

— Ты привёл нас сюда, зная, что нас ждёт?

Асмодей вздохнул, как человек, которому уже надоели вопросы.

— Демоница, которая владеет этим поместьем, — моя бывшая невеста. Она… должна быть снисходительна ко мне. По крайней мере когда-то была.

— Снисходительна? — Борис язвительно фыркнул, кивая в сторону распятых. — По ним этого не видно.

— По крайней мере, в худшем случае, она точно не убьёт нас сразу, — Асмодей пожал плечами. — Мы успеем придумать, как обернуть ситуацию в свою пользу.

Василий посмотрел на ворота, потом на души детей, потом на Асмодея.

— В худшем случае мы просто уничтожим демоницу.

— О, нет-нет, — Асмодей покачал головой. — Вот тут ты не понимаешь. Люцилла не просто демоница. Она — одна из Владычиц Скорби. Ее сила в страдании других. И если вы попытаетесь играть в героев…

Он не договорил. Ворота с глухим скрежетом начали открываться сами, будто кто-то внутри давно ждал их.

Изнутри потянулся холодный, пропитанный болью ветер. Он пах как старое горе и новые раны.

— …то станете частью ее коллекции.

Тьма за воротами сгущалась, будто живая.

Борис вздохнул, как будто собирался на работу в понедельник утром.

— Ну что, адвокаты… Вперёд, в самое пекло?

Василий сделал шаг.

— Вперёд.

Территория поместья была усеяна тенями, которые шептались, смеялись и плакали, переплетаясь в жутком хороводе. Воздух был густым от запаха ладана и тления, а под ногами хрустели кости, будто гравий.

Малина шла позади всех, её крылья нервно подрагивали, как у мотылька, пытающегося улететь от пламени.

— Зачем нам вообще так рисковать? — спросила она, глядя на спину Асмодея. — Мы могли бы спокойно разбираться с мелкими долгами, не лезть в пасть к таким тварям.

Асмодей не обернулся, но его голос прозвучал четко, как удар клинка:

— Потому что тогда вы ничем не отличались бы от обычных чертей. А мелких чертей сильные демоны давят, даже не замечая. Если хотите осуществить свои планы — вам нужна сила. А сила в Аду приходит только двумя путями: покровительство или победа над врагом.

— И чтобы испытать судьбу, мы сразу полезли к одной из самых опасных Владычиц? — Малина скривила губы, но в её голосе уже не было сарказма, только холодная констатация факта.

Дворец Владычицы Скорби возвышался перед ними — черный, как ночь без звёзд, с башнями, увенчанными остриями, на которых висели окаменевшие в страданиях призраки. Дверь, массивная и покрытая рунами, казалась последним рубежом перед настоящим кошмаром.

Борис остановился и посмотрел на Василия.

— У нас нет четкого плана.

Василий задержал взгляд на двери, потом на своих руках — уже не совсем человеческих, но и не демонических до конца.

— Планы — для тех, кто может позволить себе ждать, — сказал он и толкнул дверь. — Мы же меняем правила.

Дверь со скрипом поддалась, открывая темноту, которая, казалось, ждала их миллионы лет.

И они шагнули внутрь.

Дворец Люциллы был воплощением извращённой эстетики. Стены, выточенные из чёрного обсидиана, отражали свет тысяч блуждающих огней, застывших в воздухе, словно пойманные в ловушку души. Пол, выложенный мозаикой из костей, скрипел под ногами, а с потолка свисали живые люстры – демонические существа с вырванными позвоночниками, из которых лился мертвенный свет.

По мере продвижения вглубь дворца, воздух становился гуще, пропитанный сладковатым запахом разложения и дорогих духов. Вдоль коридоров стояли статуи, застывшие в мучительных позах – некогда живые существа, превращённые в камень собственными страхами.

Кто-то когда-то говорил, что дом — это крепость. Для Люциллы же это галерея ужасов. И они вошли в её экспозицию.

Каждый шаг по коридорам дворца звучал как удар надгробной плиты.

И вот прозвучал радостный голос хозяйки:

— Асмодей... Как трогательно видеть тебя вновь. И в таком... жалком состоянии.

Голос Люциллы был звонким, как хрустальный бокал, наполненный кровью. Сладострастным, как первый оргазм после вечности одиночества. Он обвил каждого из них, как шёлковая верёвка, которая вот-вот затянется на горле.

Асмодей, стиснув зубы так, что едва не раскрошил эмаль, поднял голову, в его глазе метались молнии, которые даже здесь, в сердце Ада, говорили, что он может быть опасен.

— Люцилла. Где ты? — его голос стал ядовитым.

Ответ пришёл сразу же, как будто она уже ждала этого вопроса веками:

— Я жду тебя в своем тронном зале, мой павший принц. Вместе с твоими... компаньонами-игрушками.

Слово "игрушками" она произнесла так, будто хотела смаковать каждый слог, будто пробовала его на вкус, прежде чем проглотить.

С каждым шагом внутрь дворца Адвокатов дьявола окружали видения — не просто картины, а плотная, живая реальность, созданная силой Люциллы. Она знала, как играть с разумом. Она была мастером этой игры.

Василий видел себя старым, одиноким, лежащим на полу, забытым всеми, даже самим временем. Его тело было покрыто ранами, а в глазах — только пустота. Никто не пришёл. Даже смерть не взяла его. Просто оставила гнить.

Борис, обычно невозмутимый и дерзкий, оказался заперт в клетке, маленькой и холодной, где его лишили всего — свободы, формы, голоса. Он мяукал, просил, царапал решётку. Но никто не слышал. Он был ничем.

Малина и Серафина тоже столкнулись со своими страхами лицом к лицу: Малина — с собственной беспомощностью, когда её крылья оказались сломаны, а магия — истощена. Серафина — с зеркалом, в котором отражалась женщина, которую она ненавидела больше всех на свете… потому что это была она сама.

Но они шли вперёд.

Не потому что были героями.

А потому что хотели стать сильнее.

И потому что если остановиться — страх станет хозяином их тел.

Тронный зал открылся перед ними во всей своей ужасающей красоте. Огромное пространство, увенчанное куполом, сплетённым из переплетённых тел — живых? Мёртвых? Кто знает. В центре возвышался трон — не из золота, не из алмазов, а из скрученных душ. Они стонали, плакали, просили, но не могли двигаться.

И на нём восседала она — Владычица Скорби Люцилла.

Её красота была противоестественной, как идеал, доведённый до безумия. Длинные серебристые волосы струились по плечам, как жидкий металл, будто она могла ими задушить или искупать в блаженстве. Кожа отливала перламутром, словно у глубоководного существа, которое никогда не видело солнца, но знает, как убить одним легким движением.

Глаза — два бездонных озера расплавленного золота — смотрели на них с холодным интеллектом и безумием, перемешанными в коктейль, от которого хотелось сойти с ума.

— Даже ангелы не сравнились бы с тобой... — невольно вырвалось у Василия.

Малина и Серафина синхронно ткнули его в бок. Точно, как две ведьмы, внезапно объединившиеся против одного общего врага — мужского глупого восхищения.

Лицо Люциллы расплылось в блаженной улыбке. Она медленно скрестила ноги, и тонкая ткань её платья скользнула вниз, обнажая безупречные бедра. Не вызов. Не секс. Это было что-то большее. Это была демонстрация власти. Контроля.

— "Вы настолько жалкие... что это даже возбуждает меня," – её голос дрожал от наслаждения. – "Особенно ты, Асмодей. Наконец-то ты занял положение, которое заслуживаешь."

Её пальцы впились в подлокотники трона, тело слегка выгнулось. Казалось, она вот-вот достигнет пика наслаждения, просто наблюдая за ними.

Люцилла получала удовольствие от страха, от слабости, от того, как гости пытались сохранять лицо, но чувствовали, как внутри всё трескается.