Ролан все же закружил ее, подняв за талию. Платье ее касалось его лица, совсем чуть чуть, но ему казалось, что они летят в облаках, и облака клубятся повсюду. Он сжал ее талию чуть сильнее, чем требовали приличия. И немного ближе притянул к себе. Нужно было рвануть ее к себе, впиться поцелуем в ее губы, и не отпускать, как бы она ни сопротивлялась. Но Диана выбрала не его. Он видел, как она каждый день протягивала руку де Савуару. Он не может обмануть Анри. Он подождет. Когда-нибудь, когда он сможет положить к ее ногам не только несметные богатства, но и титул, он обязательно прижмет ее к себе, и будет держать крепко, пока не умрет. Сейчас же она принадлежит другому. Ему хотелось кричать, я люблю тебя, Диана! Я схожу с ума, понимая, что отдаю тебя ему! Но он молчал, исполняя те па, которые они разучивали столько дней.

В конце концов он не выдержал, резко отстранился и отошел к дереву. Диана вся сникла, понимая, что и танцевать он с ней больше не хочет. Она снова села на землю, оперлась спиной о ствол дерева. Ролан сел чуть в отдалении. Лица его она не видела.

— Вы же уедете, да? — спросила она.

— Сразу, как Луи женится.

Они помолчали.

— Хотите дам вам один совет? — спросил он.

Диана усмехнулась, потом ответила:

— Дайте.

Ролан помолчал, подбирая слова:

— Не выходите замуж за Савуара. Ни к чему хорошему это не приведет.

Диана вскинула голову.

— Я дала слово.

— Заберите обратно. Человек, снедаемый ревностью, не может стать хорошим мужем.

Диана резко встала. Платье ее струилось в тусклом отсвете звезд.

— Нас, наверное, уже ищут, — сказала она вместо ответа, — И Савуар тоже. Мне надо идти.

И она пошла по дорожке не оглядываясь и исчезла за небольшой дверцей. Только мелькнула в свете свечей и растворилась.

Ролан положил голову на руки. Он не мог ни плакать, ни молчать. Из горла его вырвался похожий на рыдания хрип. Он сжал голову руками, потом размахнулся и больно ударился затылком о ствол дерева.

Закрыв дверь, Диана прижалась к ней спиной. Она больше не могла сдерживать слезы, но и показаться на людях в таком состоянии не могла. Кусая губы и пытаясь успокоиться, она зажмурилась, но от этого слезы потекли еще сильнее. Ее всю трясло от рыданий, и, пытаясь сдержать крик, она прикусила свою руку. Почему судьба так жестока? Она столько времени хотела влюбить в себя этого несносного человека, что, не достигнув успеха, влюбилась в него сама. Почему она не могла выбрать любого другого? Любого, кто за одну ее улыбку готов был пойти на эшафот? Того же Савуара, который так любит ее? Почему бы ей не любить Анри де Савуара?

Боясь, что будет застигнута в таком состоянии, она бросилась бежать по галереям, пока не оказалась в своей комнате. Там она закрыла дверь на защелку и предалась своему горю.

Прошел месяц с тех пор, как Луи навсегда расстался с Марией Манчини. Ролан, Виктор де Шерше и де Савуар стояли в дверях, когда ее карета тронулась, а Луи остался стоять на ступенях дворца. Кони рванули, а он так и стоял, опустив руки и смотря ей в след. А потом сорвался и бросился следом, что было совершенно не достойно его положения. Карета остановилась, он открыл дверцу, и прощание затянулось еще на несколько минут. Потом король отпустил свою возлюбленную, сам взбежав по ступеням наверх, пройдя мимо друзей и исчезнув в своих покоях. Ролан последовал за ним, и стал свидетелем весьма нелицеприятной сцены, когда Луи кидал в стену разные вещи, разбил зеркало тяжелой статуэткой, бросился на кровать и приказал ему убираться ко всем чертям. Ролан вышел, закрыл дверь, и долгое время стоял, прислонившись к ней спиной, никого не пуская в королевские покои. Луи должен был прийти в себя, и для этого ему требовалось время.

Бурная переписка, завязавшаяся между разлученными влюбленными, когда из Парижа в Ла Рошель летели гонцы по два раза в день, неся послания, сильно раздражала кардинала. Луи ходил сам не свой, и все время проводил в ожидании писем. Надеясь, что со временем он успокоится, Мазарини пытался отвлечь его охотой и увеселеньями, но Луи не реагировал ни на что, и механически выполнял все, что требовалось от него. Разговоры не помогали, Луи ложился спать с портретом Марии, и просыпался с ее именем на губах. Ему не хватало их долгих бесед, ее глаз, с нежностью смотрящих на нее, ее рук, которые он так любил держать в своих руках. Он знал, что Мария любит его, но от этого становилось еще больнее. И только письма, написанные рукой возлюбленной, еще хранящие аромат ее благовоний, были яркими пятнами в его жизни. Луи впал в апатию, стремился к уединению и не желал делать лишних движений. Он мог сидеть и весь день ждать, когда же очередной гонец привезет ему письмо, перечитывая те, что у него уже были. Королева-мать, видя состояние сына, перевезла двор в Фонтебло, в надежде, что возможность каждый день гулять в большом парке поможет ему. Луи на самом деле уходил в парк. Один или с Роланом де Сен-Клер, он бродил по аллеям, и мог часами рассказывать Ролану о Марии, делясь самым сокровенным, в надежде, что тот поймет его, сам испытав боль от несчастной любви.

Ролан ненавидел эти прогулки. Не будучи сентиментален, он предпочитал молчать и прятать свои чувства как можно глубже. Луи же заставлял его говорить и бередить и так кровоточащую рану. После этих разговоров Ролан долго не мог прийти в себя, а необходимость ежедневно видеть Савуара под руку с Дианой, делала его жизнь при дворе сплошной пыткой.

После незабвенного Ариосто Анри де Савуар запретил Диане общаться с Роланом де Сен-Клер. Ролана он так же умолял держаться от его невесты как можно дальше.

— Ролан, я не хочу верить тому, что видел, — говорил Анри, сбиваясь и смущаясь, — но я своими глазами видел между вами страсть! Прошу тебя, я верю тебе, я хочу верить ей! Умоляю тебя, не подходи к Диане. Иначе я не ручаюсь за то, что не натворю каких-нибудь дел!

Ролан пожал плечами и, как обычно, придержал коня, пропуская Анри вперед. Он не хотел, чтобы Анри страдал, а он сам... все равно у него нет шанса и не будет никогда. Ролан согласился, что лучше держаться от Дианы как можно дальше. Так будет лучше для всех. Он дал слово, что между ними ничего нет. Он дал слово, что между ними ничего не будет в будущем. Анри заглянул ему в глаза:

— Я схожу с ума, Ролан, видя вас рядом. Вы такая красивая пара. И мне все время кажется, что Диана смотрит на тебя иначе, чем на других.

— У тебя разыгралось воображение, — Ролан начинал злиться.

— Возможно. Я спрашиваю ее, но она категорически отказывается говорить об этом.

— Ее оскорбляет твое недоверие?

— Да. Но я ничего не могу поделать с ревностью.

Ролан тоже ничего не мог поделать с ревностью. Но он был сильнее, и хорошо умел скрывать свои чувства.

Что бы он сделал, если бы она любила его?

По ночам, окончательно потеряв сон, он часто думал об этом. Если бы Диана, как Анджелика, положила руки ему на грудь, и поднявшись на цыпочки, тянулась бы к его губам, он бы не посмотрел на запрет кардинала. Он отправился бы за Карибы, и окопался на каком-нибудь острове, и никто бы не смог отобрать у него Диану. Никогда. Он бы исчез вместе с ней, сменил имя, он бы ничего не испугался, и даже Анри не смог бы его остановить. Наверное, это даже хорошо, что ее любовь — только игра воображения Анри. Ролан знал, как ведет себя влюбленная женщина. Она бы не стала тянуть, она бы нашла способ дать ему знать о своих чувствах. Диана же неизменно оставалась холодна с ним. После их последнего разговора, под дубом, она ни разу не обратилась к нему без необходимости. Ни разу не посмотрела в его сторону. Она не писала записок и не ждала его в темноте парка. Она не любила его. Диана де Вермандуа оставалась верна себе — ее рука принадлежала де Савуару, а сердце было свободно.