Для Минов бегство юаньского двора в Монголию явилось одновременно неожиданной удачей и угрозой. Северный Китай был покорен минскими завоевателями без длительного сопротивления, которое могло бы истощить ресурсы новой династии и обескровить ее войска. Несмотря на это, монголы, оставшиеся в степи, являлись потенциальной угрозой для власти Мин на севере. Сохранение правителей из династии Юань представляло также идеологическую проблему, поскольку последние могли утверждать, что минские императоры не обладают исключительным правом на престол. Династия Юань, несмотря на то, что была иноземной, после объединения Китая стала отвечать требованиям конфуцианской идеологии в отношении легитимности. Поскольку Мин была не в состоянии уничтожить наследников Юань или принудить их к отречению, претензии монголов имели под собой определенное моральное обоснование, которое в соответствии с китайской традицией воспринималось достаточно серьезно. С точки зрения реальной политики подобная угроза была ничтожной, так как у монголов не было достаточно сил для того, чтобы вновь захватить Китай, однако для целого ряда минских правителей она сохраняла актуальность (особенно после унизительного поражения, нанесенного династии ойратами в 1449 г. при Туму). Атаки монголов на Китай часто рассматривались как попытки возродить империю Юань много лет спустя после того, как кочевники отказались от претензий такого рода.
Стратегическая политика императора Хун-у на севере была преимущественно оборонительной. Для династии, происходившей из долины Янцзы и имевшей столицу на юге, северная граница являлась периферийным, малозначительным регионом. Минские нападения на войска Юань в Монголии не были попытками аннексировать степные территории, но были направлены на уничтожение военного могущества прежней династии и охрану границы от монгольских вторжений. В 1372 г. войска Мин двинулись в сторону Каракорума тремя колоннами, но монголы нанесли мощный удар по первой из них, и две другие отступили. Вторая кампания, начатая 8 лет спустя, также закончилась поражением. Однако в 1388 г. Мин одержала блестящую победу, неожиданно разгромив североюаньские войска около озера Буюр-нор. Это поражение практически стало концом династии Юань, и ее власть в степи утратила реальную силу.
Тем не менее и после поражения у озера Буюр-нор представители Юань продолжали провозглашать себя правителями степи. В последующие 12 лет на престоле быстро сменили друг друга пять юаньских императоров, причем каждый из них умирал насильственной смертью. Должность хана стала почти символической. Так же, как и в других монгольских владениях, формальная власть традиционно находилась в руках потомков Чингис-хана, поскольку лишь они имели право носить титул хана или хагана[296]. В связи с этим властители, не являвшиеся Чингисидами, были вынуждены назначать ханом Чингисида, а для себя обычно избирали титул тайши (что-то вроде заместителя при великом хане). В западной части Туркестана во времена правления Тамерлана такие трюки были явлением обыденным: никто не путал хана из рода Чингисидов, чье имя фигурировало на монетах династии, с настоящим правителем империи. Для китайцев признание такого принципа в качестве пустой формальности было более трудным делом, поскольку на востоке Чингисиды являлись также потомками императорского дома Юань. Таким образом, когда монголы избирали ханами Чингисидов, как того требовала монгольская традиция, китайцы думали, что это происходило потому, что вновь избранные ханы принадлежали к представителям дома Юань, подозревая здесь установку на избрание правителей, способных претендовать на китайский престол. Китайцы, имевшие склонность внимательно следить за «легитимным» родом, часто заблуждались относительно роли этих номинальных ханов в степной политике, детально фиксируя все их возвышения, правления, убийства и смещения. Монголы, видимо, отчасти сами давали повод для подобных подозрений со стороны Мин, поскольку присваивали своим ханам царские имена на китайский манер. Однако они, вероятно, делали это по традиции, без скрытого умысла — по той же самой причине, по которой продолжали использовать титулы, принятые среди чиновников в империи Юань[297]. Для китайцев, которые рассматривали политику племен как «варварскую» и в принципе недоступную для понимания, внимательное наблюдение за исчезающей династией Юань давало ощущение чего-то упорядоченного посреди растущей анархии в Монголии[298].
Падение северной династии Юань открыло новые возможности для вождей степных племен, не принадлежавших к Чингисидам. В период существования Юаньской империи они были интегрированы в структуру монгольского государства и отвечали за охрану границ Монголии от атак соперничавших ханств. Эта охрана ложилась тяжелым бременем на плечи осуществлявших ее кочевников — бременем, которое исчезло вместе с падением династии. Первоначально юаньский двор и его войска поддерживали в степи твердый политический порядок. Однако без реальной экономической и политической базы этот порядок стал чужеродным трансплантатом, не имевшим шансов на выживание. Сокрушительное поражение в 1388 г. и последовавшая серия династических убийств создали условия для возвышения местных племенных вождей, что было необходимо для основания новой степной империи.
К 1400 г. кочевники разделились на две соперничавшие группы. Район Алтая стал прибежищем западных монголов или ойратов под предводительством Махмуда, а власть в центральных и южных районах Монголии сосредоточилась в руках восточных монголов под предводительством Аруктая. Оба лидера не являлись потомками Чингис-хана, что говорило о появлении новой племенной элиты, хотя верховный титул хана все еще сохранялся за Чингисидами. Первоначально восточные монголы обладали более обширными землями, граничившими с Китаем на юге и ойратами на западе и севере. В степях Маньчжурии имелись три небольших, но стратегически важных степных племени, известных в минских источниках как «три округа» или «Урянхайские округа». Когда власть Юань в степи рухнула, борьба за главенство в этом регионе разгорелась между восточными монголами и ойратами.
После поражения Юань возле озера Буюр-нор все шло к тому, что Мин не будет обращать особого внимания на степь, перейдя к пассивной обороне. Внутренние династические раздоры коренным образом изменили ход событий, и северная граница заняла центральное место во внешней политике Мин. Такое изменение отношения к северной границе произошло в период борьбы за престолонаследие, развернувшейся после смерти императора Хун-у в 1398 г.
Для осуществления контроля над северной границей Хун-у разделил стратегическую территорию в этом районе на уделы, переданные некоторым из его многочисленных сыновей. Эта стратегия преследовала две цели. Поскольку северная граница была очень далеко от Нанкина (столицы Мин), сыновья Хун-у помогали сохранить ее в орбите влияния династии. Кроме того, отсылая своих сыновей в удаленные владения и в то же время удерживая назначенного им наследника в столице, Хун-у стремился сделать менее острой проблему наследования власти и избежать гражданской войны. Потенциальные претенденты на престол были слишком далеко от резиденции императора, чтобы вмешаться в борьбу. Эта политика имела, впрочем, и явные минусы, так как передача каждому из сыновей личного войска и отдельной территории подрывала императорскую власть.
Надежды Хун-у на мирную передачу власти расстроились из-за преждевременной кончины наследника. Однако вместо того чтобы объявить новым наследником одного из своих сыновей, он назначил преемником сына умершего принца. Таким образом, молодой внук должен был унаследовать власть вместо своих дядьев. После смерти Хун-у советники императора-мальчика решили устранить всех крупных вассальных владетелей, способных претендовать на престол, изгнав или убив их. Это, естественно, представляло угрозу и для Чжу-ди — старшего из оставшихся сыновей умершего императора, который был популярным и опытным пограничным военачальником. Он возглавил восстание вверенных ему войск и разгромил плохо управляемые императорские армии, ослабленные проведенной Хун-у чисткой командного состава и изгнанием наиболее талантливых генералов. Эта чистка проводилась, чтобы уменьшить угрозу власти со стороны лиц, не принадлежавших к императорскому роду. Нанкин пал, и находившийся в нем дворец был полностью разрушен. Чжу-ди провозгласил себя императором Юн-ло и перенес столицу в Пекин — свою прежнюю ставку на севере[299].
