Радикальное отличие политических структур сюнну и сяньби объясняется двумя факторами. Сяньби находились под властью сюнну со времен разгрома дунху. Они не были знакомы историкам Ранней Хань, хотя и являлись северными соседями ухуаней — племени, хорошо известного в Китае. Будучи частью империи сюнну, в которой надплеменные рычаги власти находились в руках шаньюя и 24 темников конницы, сяньби обладали лишь самоуправлением на уровне вождей племен. Институт надплеменной власти у них теоретически мог сложиться в случае войны за свержение гегемонии сюнну, но этого не случилось. Сяньби стали самостоятельным государством в результате второй междоусобной войны сюнну. Когда власть сюннуской империи пала, единственной формой политической организацией, оставшейся в степи, была рыхлая конфедерация мелких племен. В ханьской хронике под 108 г. н. э. упоминается 120 небольших даннических племен сяньби, тогда как за весь период властвования сюнну в тех же хрониках упоминается всего-навсего одна или две дюжины племенных групп. Это указывает не на возникновение новых племен после распада империи сюнну, а, скорее, на то, что право осуществления внешних сношений перешло к вождям мелких племен, которые до этого занимались только местными вопросами.

Стремления к централизации у сяньби не наблюдалось даже после того, как они получили независимость и стали могущественными. Их принцип государственного управления был совершенно иным, чем таковой у сюнну и степных племен запада, например усуней и юэчжей. В этом восточном, или маньчжурском типе государственного управления на первый план выдвигалась эгалитарная политическая система, в которой не было наследственной передачи власти и иерархической клановой структуры, тогда как у сюнну существовала иерархия кланов, строгое наследование престола и централизованное управление. Хотя описание основных политических структур дунху отсутствует, мы можем утверждать, что все племена, пришедшие им на смену в данном регионе, следовали маньчжурской модели управления. Ханьские авторы указывают, что ухуани и сяньби имели общее происхождение и язык, а также сходную политическую организацию:

Они всегда выбирали самого смелого и сильного из вождей и тех, кто наилучшим образом мог разбирать тяжбы, споры и преступления. Каждое поселение имело своего местного вождя, но его должность не передавалась по наследству. Несколько сотен или тысяч юрт составляли общину. В случае если главному вождю необходимо было отдать какие-либо приказания, он пользовался вырезанной из дерева биркой, хотя знаков для письма не было. У них не существовало постоянных родовых фамилий, однако в качестве таковых использовались личные имена наиболее храбрых вождей. От вождя и ниже каждый сам пас свои стада и скот и сам управлял своим имуществом, друг друга не употребляли в услужение… Если происходили взаимные убийства, племенам дозволялось совершать возмездие, а если вражда не прекращалась, они обращались к главному вождю для решения конфликта[132].

Сяньби, лишенные строгой организационной структуры, не смогли бы получать значительные субсидии из Китая, если бы не предшествующая деятельность сюнну. Хань имела возможность прогнать или разгромить вождей мелких племен, которые поодиночке не представляли для Китая серьезных союзников или противников. Именно объединенное военное и дипломатическое давление, осуществлявшееся сюнну в период Ранней Хань, привело к возникновению системы выплат хэцинь, получению торговых привилегий и в конце концов введению выгодной даннической системы. В то время когда системой управляли сюнну, мелкие вожди сяньби могли участвовать в ней только опосредованно, через правительство сюнну, которое не разрешало им вести самостоятельные переговоры с Китаем. Все поступающие подарки и товары сосредоточивались в руках шаньюя, который затем перераспределял их между степными племенами. Падение сюннуской империи дало ухуаням и сяньби возможность вести переговоры от своего имени. Данническая система превратилась из системы закрытого типа, при которой использование всех субсидий контролировал шаньюй, в систему открытого типа, при которой любой вождь, прибывающий к ханьскому двору, получал соответствующее вознаграждение. Поскольку политическая организация сяньби столь резко отличалась от сюннуской, в конечном итоге возникла новая форма взаимоотношений между кочевниками и Китаем, гораздо более неприязненных, чем раньше.

Поздняя Хань установила контакты с сяньби в 49 г. н. э. Пять лет спустя два вождя предстали перед двором и получили дары. Вскоре эти и другие вожди сяньби согласились атаковать северных сюнну за вознаграждение, которое выдавалось на ханьской границе по числу отрубленных сюннуских голов. Это стало выгодным бизнесом для сяньби, стекавшихся на ляодунские рынки с целью обмена голов, получения даров и покупки китайских товаров. Ежегодные выплаты сяньби составили 270 миллионов монет, что почти в три раза превышало выплаты южным сюнну. Из этого не следует, что сяньби являлись самым могущественным племенем того времени. Вплоть до 87 г. северные сюнну, хотя и находились вне даннической системы, оставались основной силой в степи. Даже в 130 г. некоторые племена сяньби все еще находились у них на военной службе. И лишь затянувшаяся междоусобная война сделала сяньби важными стратегическими союзниками Китая и южных сюнну в борьбе против северной сюннуской орды.

Раздробленность системы власти у сяньби делала их помощь очень дорогостоящей. Хань, желавшая привлечь на свою сторону сяньбийских наемников, должна была предоставлять субсидии и дары сотням вождей мелких племен. В случае с сюнну даннические выплаты осуществлялись оптом, и шаньюй при этом нес ответственность за всю степь. Выплаты же сяньби осуществлялись, так сказать, в розницу. Цена оказывалась более высокой еще и потому, что ханьское правительство не просто покупало мир на границе, но и финансировало сяньбийские атаки на северных сюнну.

Данническая система открытого типа имела тенденцию сохранять и усиливать продолжающееся дробление сяньби. Если ханьский двор был готов лично сотрудничать с вождем каждой сотни или тысячи семейств, то почему эти мелкие вожди обязаны были постоянно подчиняться какому-то другому правителю? Конфедерация сяньби обычно формировалась на добровольной основе и подчинялась избранному племенами лидеру, однако этот лидер не обладал монополией на получение выгод от даннической системы. Не имея возможности контролировать своих номинальных подданных при внешних сношениях, такие вожди не имели большой власти и во внутренних делах: например, убийц наказывали в соответствии с обычаем кровной мести, что резко контрастировало с суровым законом сюнну, который требовал смертной казни для каждого, кто обнажал свой меч в мирное время. Такая дисперсная структура была очень привлекательна для измученных войной вождей племен северных сюнну. После поражения северного шаньюя они нередко провозглашали себя сяньбийцами. Поскольку у сяньби отсутствовала сильная надплеменная власть, подобные заявления освобождали вождей северных сюнну от обязательств как перед северным, так и перед южным шаньюем и одновременно увеличивали их самостоятельность и властные полномочия. Массовый переход северных сюнну к сяньби в 89 г. не позволил южному шаньюю объединить степь.

Во время правления императоров Мин-ди и Чжан-ди (58–88 гг.) они [сяньби] охраняли границу по Великой стене и никаких столкновений там не происходило. Во время правления императора Хэ-ди (89–105 гг.)… сюнну были разгромлены. Северный шаньюй бежал, а сяньби переселились на его земли и заняли их. Оставшиеся роды сюнну, не ушедшие вместе с ним, все еще насчитывали свыше 100 000 юрт, и все стали называть себя сяньби. С этого времени началось постепенное усиление сяньби[133].

Падение северных сюнну не было результатом возникновения империи сяньби. Наоборот, оно положило начало ее возвышению.