Визит южного шаньюя в китайскую столицу в 51 г. до н. э. был одним из крупных событий в истории Хань. При этом немедленно возник вопрос о соответствующем типе дипломатического протокола, который подтвердил бы превосходство Китая, не оскорбив шаньюя. Некоторые ханьские министры требовали, чтобы статус шаньюя считался ниже статуса любого представителя ханьской знати, дабы показать миру, что он просто сдавшийся варвар. Император отверг эту идею. На протяжении более 80 лет Хань и сюнну находились в состоянии войны, поскольку шаньюи отказывались признать принципы даннических отношений, и никакие военные кампании не могли заставить их изменить свое мнение[106]. Император Сюань-ди не желал спугнуть сюнну в тот момент, когда они согласились признать формальную структуру взаимоотношений. «В честь данного случая были организованы особые церемонии, а его (шаньюя) статус рассматривался выше, чем статус сановников или князей империи». Как законный шаньюй, хотя и имеющий соперника, по занимаемому положению он приравнивался почти к самому императору Китая, причем разница по сравнению с полным равенством, гарантировавшимся договорами хэцинь, была едва ощутимой. Его не принуждали низко кланяться перед троном, не жаловали ханьских титулов, показывая, что шаньюй не является частью административной структуры Хань. В обмен на визит ко двору Хуханье получил 20 цзиней золота, 200 000 монет, 77 комплектов одежды, 8000 кусков шелка, 6000 цзиней шелковой ваты, а его сподвижникам было выдано 34 000 ху риса. На следующий год и Чжичжи, и Хуханье направили посланников для сбора даров, но Хуханье получил больше. В 49 г. до н. э. Хуханье нанес второй личный визит и получил еще больше даров, включая 9000 кусков шелка и 8000 цзиней шелковой ваты. На следующий год Хуханье пожаловался, что его люди находятся в бедственном положении, и ханьский двор направил 20 000 ху риса, чтобы накормить их, хотя голод свирепствовал в некоторых частях самого Китая. Эти дары, зерно и торговля помогли Хуханье объединить сюнну[107].
В этом новом споре из-за выгод, предоставляемых даннической системой, Чжичжи оказался проигравшим. В 45 г. до н. э. он потребовал от ханьского двора возвращения заложника. Раздумывая, как быть, ханьский двор почти два года выжидал, прежде чем отправил заложника обратно с официальным эскортом. Чжичжи убил ханьского посла, а затем покинул старую территорию сюнну, уйдя далеко на северо-запад, где сразился с усунями и распространил свою власть на область Ферганы. Хуханье победил в междоусобной войне за счет экономических ресурсов Китая, даже не встречаясь со своим братом на поле боя. Позднее, в 35 г. до н. э., Чжичжи погиб от рук ханьских воинов во время военной кампании в Западном Туркестане[108].
Хотя повторные визиты южного шаньюя к императорскому двору и просьбы о предоставлении зерна создавали впечатление, что сюнну были весьма слабы, в действительности они быстро набирали силу. Два ханьских посланника, выехавших для расследования причин исчезновения миссии, направленной к Чжичжи, были поражены тем, насколько сюнну оправились после потерь в междоусобной войне:
[Посланники] заметили по процветающему виду и многолюдности селения сюнну, что последние более чем вернули себе былое процветание и что местность вокруг укреплений не населяли больше звери из лесов и пустынь. Уверенный в своей силе шаньюй больше не испытывал опасений в отношении Чжичжи, и поговаривали, что его основные министры упорно рекомендовали ему двинуться на север[109].
В 43 г. до н. э. Хуханье действительно вернулся на север, на родину, «и его люди постепенно воссоединились, придя отовсюду, и страна вновь стала населенной и спокойной»[110].
Снова находясь в степи, Хуханье мог свободно использовать измененную форму стратегии внешней границы. Угроза осталась той же. Сюнну не были подконтрольны ханьскому правительству и могли при желании атаковать границу. Существенное отличие этого периода от прежних заключалось в том, что при даннической системе сюнну использовали скрытые, а не прямые формулировки угроз, как столетием ранее. В своих посланиях они использовали вежливые выражения, уверенные, что ханьский двор сможет подсчитать цену отказа их требованиям.
Склонив сюнну с помощью предусматривавшихся в рамках даннической системы субсидий и торговых преимуществ к мирному договору, ханьский двор был постоянно обеспокоен, что оскорбив сюнну, может спровоцировать ненужную и дорогостоящую войну на границе. При учете только официальных данных о выдаче шелка сюннуским данническим миссиям становится ясно, что, чем дольше продолжался мир, тем более дорогостоящим он становился, так как постоянно увеличивалась стоимость даров, выдаваемых каждому шаньюю, прибывавшему с визитом к ханьскому двору[111]:
Первые три визита нанес сам Хуханье, использовавший два из них для получения средств на восстановление конфедерации сюнну. Резкое увеличение количества подарков во время его последнего визита в 33 г. до н. э. указывает на восстановление былого могущества сюнну. После смерти Хуханье у шаньюев появился обычай — один раз за время своего правления (как правило, после нескольких лет царствования) наносить визит ханьскому двору. Единственный шаньюй, который не нанес визита ханьскому двору, умер в 12 г. до н. э. по пути к императору. Сюнну, а не Хань, настаивали на этих визитах. Китай встречал шаньюев вовсе не с распростертыми объятьями, так как страшился огромных государственных расходов и укоренившегося мнения о том, что они приносят несчастья. Страх перед колдовством был широко распространен при ханьском дворе, и считалось, что шаманы сюнну накладывали проклятья на подарки императору[112]. В 49 и 33 гг. до н. э. ханьские императоры умирали сразу же после визитов шаньюя. В 3 г. до н. э. ханьский двор первоначально отклонил предложение о визите, сославшись на то, что он слишком дорог и сопровождается дурными предзнаменованиями, однако опасение вызвать недовольство сюнну (после того, как один из министров указал на имеющиеся риски), заставило пересмотреть это решение:
Сейчас шаньюй, вновь вставший на путь справедливости и охваченный неподдельно искренними чувствами, желает покинуть ставку, чтобы представиться императору; это традиция, которая передавалась с давних времен и воспринималась как благоприятная духовно мудрыми. Хотя она может дорого стоить государству, ее нельзя игнорировать… Ссориться с тем, кто имеет добрые намерения, значит возбуждать сердечную ненависть.
Отрекшись от своих прежних добрых намерений, [сюнну] вспомнят сказанное нами в прошлом и, пропитавшись горькой ненавистью к Китаю, разорвут все связующие узы и никогда более не будут выражать почтение в присутствии императора. И будет невозможно внушить им благоговейный страх, и будет бесполезно обращаться к ним… Теперь в деле управления сюнну, когда напряженные усилия сотен лет могут быть утрачены за один день и когда желание сохранить 1/10 часть может привести к утере целого, — это, по мнению Вашего покорного слуги, не приведет к миру для страны. Может ли Ваше Величество немного подумать над этим вопросом с тем, чтобы предотвратить бедствия пограничного населения прежде, чем возникнет смятение или будет объявлена война?[113]
Шаньюй прибыл с государственным визитом ко двору в 1 г. до н. э. и был щедро вознагражден. В том же году скончался император Хань.
При внимательном взгляде на данническую систему в течение последних 50 лет существования династии Ранняя Хань становится очевидным, что эта система, несмотря на свою специфическую терминологию, по-прежнему глубоко коренилась в традиции хэцинь. Требования предоставления заложника, выражения почтения и выплаты дани были по большей части символическими. Заложник при дворе мало что значил, поскольку при нанесении ему вреда ханьский двор рисковал развязать войну. Самое большее, на что могла надеяться Хань, — это возможность оказывать влияние на сюнну, но без принуждения. С точки зрения кочевников, данническая система являлась нелепым маскарадом.
