— Я надеюсь, вы подумаете над моими словами, Ваше Высочество.

Кэлвард остаётся стоять среди прогнивших скамеек в тени разбитых витражей, сжимая кулаки, пока ветер разносит пыль под его ногами.

Воздух в комнате пропитался запахом сожжённых скруток шалфея и можжевельника. От дыма немного кружится голова. Диона держит матушку за руку, склонившись над её кроватью. Женщина глухо кашляет, с трудом открывая опухшие веки. Цинна сидит рядом, промакивая влажной тряпкой лицо матери.

— Мои вы хорошие, — Варга тяжело дышит. Улыбка выходит дрожащей. — Простите, что… не смогу быть с вами на Дне Оподания в этом году.

— Ну что ты, матушка, — качает головой Цинна. — Не беспокойтесь об этом, прошу вас. В вашем состоянии не стоит излишне переживать. Мы с Дионой уже в состоянии сами провести ритуал призыва.

Варга хмыкает.

— Ты права, доченька, — говорит она. — Вы у меня… уже такие взрослые. Я так… горжусь вами.

Женщина тяжело выдыхает, прикрывая глаза, и чуть морщится. Диона краем глаза замечает, как сестра прикусывает губу, стараясь сдержать слёзы. Опустив руку матери обратно на кровать, Диона помогает сестре подняться. Уже у самой двери до них доходит невнятное бормотание.

— Скоро… Скоро я увижусь с тобой, Келер. Подожди… подожди немного.

Варга шепчет то хмурясь, то улыбаясь. Сёстры кидают на матушку последний взгляд и выходят из комнаты. Когда дверь захлопывается, Цинна не сдерживается и всхлипывает. Диона заключает младшую в объятья, прижимая её голову к своей груди, и чувствуя, как от слёз намокает ткань платья. Цинна всхлипывает, поднимает зарёванное лицо и, встретившись с глазами сестры, завывает ещё сильнее.

— Успокойся, — говорит Диона. Ноющая от дыма лекарственных трав голова, начинает болеть ещё сильнее из-за плача Цинны. Диона хмурится, за подбородок поднимая лицо сестры.

— Ты такая бесчувственная! — вскрикивает Цинна, отпрянув от ведьмы.

— Я кому сказала успокоиться! Цинна! Подумай о том, что мама за дверью. Думаешь, ей приятно будет услышать твой плач?

Цинна перестаёт плакать, всхлипывает, утирает слёзы и сопли рукавом платья и качает головой. Диона кивает.

— Молодец. Пошли, нам надо подготовить вещи для похода.

Диона разворачивается и спускается по лестнице. Цинна тихо следует за ней. Комната сестёр маленькая, но уютная. Две кровати разделяет узкое окно во всю высоту стены, а у противоположной от двери стороны стоят книжный шкаф и комод. На полу, дорогой, когда-то подаренный Варге мужем, ковёр, украшенный замысловатыми узорами.

— Ты помнишь, что необходимо для проведения ритуала? — спрашивает Диона и смотрит на сестру в ожидании ответа.

— Свечи, ветви дуба и сосны, личный предмет того, с кем будут держать связь и…

Цинна хмурится, пытаясь вспомнить последнюю вещь, необходимую для ритуала. Диона улыбается и подсказывает.

— Васильковая вода.

— Да! Точно!

— И всё ли ты взяла? — спрашивает Диона.

Цинна уверенно кивает.

— Я взяла папин перстень, — говорит она, доставая украшение из внутреннего кармана сумки.

Почерневшее серебро удерживает большой красный камень. Цинна вертит перстень в руках, а затем шутливо примеряет и, растопырив пальцы, смотрит на украшение на своей руке.

— Красиво, да? — спрашивает девочка у сестры.

— Конечно. Давай быстрее, нам пора выходить, — хмыкая, отвечает Диона.

Закинув сумки на плечо, девушки выходят во двор. Орикс громко лает, весело виляя хвостом и прыгая вокруг Дионы и Цинны. Последняя треплет пса между ушами.

У калитки стоит красивый пятнистый конь. Он послушно дожидается пока сёстры заберутся ему на спину и под удар вожжей трогается с места.

***

Как и подсчитывала Диона, они добираются к храму ближе к закату. Городской стражник даже с пропускной грамотой Верховной Жрицы долго не хотел выпускать их из города.

С каждым годом выбираться до храма становилось всё труднее. Стража бдила, а ведьмы боялись быть сожжёнными на костре за пропаганду своего верования и потому отсиживались в домах, пропуская исконные ведьмовские праздники.

Храм находился практически у самой границы с Варесом и если прислушаться, можно было услышать журчание реки, что служила границей двух районов. Оранжевые лучи солнца золотистым огнём окрасили траву. У скрытого в тени деревьев святилища собралось с два десятка ведьм и ведьмагов. Диона печально вздыхает: ещё два года назад число участвовавших в праздновании было в три раза больше.

Отовсюду доносятся тихие разговоры и смех. Несколько ведьм кидают на сестёр заинтересованный взгляд. Диона понимает, что их приезд без матушки лишь подкрепит, итак начавшие ходить по городу слухи. Девушка стопорит лошадь и помогает Цинне спустится на землю. Они заходят в храм. Внутри светло, и тесно. Белый камень покрыт тонкой паутиной трещин. Пахнет сушёными цветами и поленьями, горящими в широкой чаше, что стоит прямо посреди главной залы храма. Диона проводит сестру дальше, вглубь храма, садясь у стены в тень колонны.

— О, это разве не Ланика? — спрашивает Цинна, смотря в сторону. — Эй, Ланика! Привет! Диона, чего ты сидишь, давай подойдём.

Цинна энергично машет рукой, привлекая к себе внимание рыжеволосой ведьмы. Ланика машет в ответ и улыбается, но, когда её взгляд падает на Диону улыбка медленно сползает с лица. Боме отворачивается к бабушке, скрывая лицо за волосами.

— Чего это она? — недоумённо спрашивает Цинна и переводит взгляд на сестру. — Неужто вы поссорились?

— Можно и так сказать, — отвечает Диона.

— А что случилось?

— Она сама виновата, — хмурясь, бурчит ведьма.

— Ой, да у тебя всегда все виноваты, только не ты, — уперев руки в бока говорит Цинна.

— Эй! За языком следи! — прикрикивает Диона. — На, держи, я пока расставлю свечи.

Девушка впихивает в руки младшей сестре глубокую чашу и флягу с васильковой водой, а сама начинает расставлять свечи в круг. Цинна хмыкает и садится напротив старшей, ставя наполненную водой чашу между собой и Дионой. Рядом Цинна кладёт ветви дуба и сосны, а отцовский перстень на дно чаши. Диона взмахивает рукой, зажигая свечи.

— Так что всё-таки произошло? — спрашивает Цинна, потягиваясь и кивая головой в сторону Ланики.

— Ничего особенного, — отмахивается Диона, бросая быстрый взгляд в противоположный угол храма, где рыжеволосая ведьма вместе со своей бабушкой о чём-то мило беседуют. — Просто забудь, тебя это не касается.

— Ну конечно. Меня никогда ничего не касается, — хмурясь, говорит Цинна. Её голос пропитан обидой. — Ты ведь у нас такая важная, всегда всё сама решаешь, а других в известность не ставишь. Только ты ведь у нас права, а все остальные так, мимо проходящие.

Цинна выглядит по-настоящему обиженной. Губы её надуты, а брови угрюмо изломаны. Магия слегка бурлит и нагревается.

— Ты о чём? — Диона недоумённо приподнимает брови, впервые слыша такие слова от младшей сестры.

— О чём, о чём, — повторяет Цинна. — О тебе! Ты такая, такая… заносчивая! Думаешь только о себе. Если проблемы, то только у тебя. Если герой, то только ты! И верные мысли могут быть только у тебя. А ещё…

— Может хватит! — вскрикивает Диона. Она смотрит на сестру во все глаза, сжимая губы в тонкую полоску. — Заткнись! Сама-то слышишь, что говоришь? Хочешь поругаться прямо перед встречей с отцом? Молодец, тебе это прекрасно удалось!

Цинна отворачивается и всхлипывает. Бурчит себе что-то под нос и начинает перебирать сосновые листья, не поднимая взгляда на Диону. Старшая же сестра, в попытке успокоится, пыхтя начинает переставлять свечи. Когда натянутые нервы приходят в норму, Диона произносит нарочито скучающим голосом:

— На следующей неделе приедет ярмарка. Хочешь пойти?

Цинна шмыгает носом, утирает рукавом платья сопли и слёзы и буркает:

— Хочу.

Диона хмыкает и тянется рукой, трепля светлые волосы сестры. Голоса присутствующих в храме с каждой минутой становятся всё тише и наконец полностью замолкают, когда ответственный даёт отмашку, означающую, что луна коснулась горизонта.