За вычетом захватывающих историй, рассказанных Марроу во время Лондонского блица, воспоминаний Дилана Томаса на Би-би-си или разговорного радио Джина Шеперда, короткие комментарии Эн-пи-ар не имели прецедентов в истории радио. Элементы, похожие на эссе, часто появлялись в работах Нормана Корвина и поощрялись в «игровых» программах Би-би-си. Но эссе никогда не было самостоятельным жанром; вместо этого, словно пасынок, радиоэссе всегда сопровождало другие жанры: поэзию, художественную литературу и драму. Теперь же корреспонденты Эн-пи-ар выступали с самостоятельными эссе, лично озвученными размышлениями в американском эфире. Их произведения могли быть короткими, но это были самостоятельные прозаические работы, родственные тем, которые являются частью литературной традиции, простирающейся от Монтеня до Оруэлла и далее. Многие персональные эссеисты Эн-пи-ар, подобно Ким Уильямс, добились значительного успеха, а некоторые оставались в эфире четверть века и более (среди них Андрей Кодреску, Бакстер Блэк, Дэниел Пинкуотер и Бейли Уайт)[548]. Они стали знаменитостями в культуре общественного радио, поддерживаемые преданной аудиторией, которая следила за их карьерой вплоть до книжных прилавков. Радиопоклонники Бейли Уайт удерживали ее первый сборник «Мама принимает решение» (1995) в списке бестселлеров более пятидесяти пяти недель[549]. Конечно, ни один из эссеистов так и не разбогател на четырехминутных комментариях по радио, но постоянно растущая база поклонников обеспечила им множество контрактов с издательствами.

Однако не все были согласны с культом эксцентричности[550]. Фрэнк Манкевич, президент Эн-пи-ар с 1977 по 1983 год, по слухам, кривился каждый раз, когда слышал Ким Уильямс[551]. Как и многие другие руководители Эн-пи-ар после него, Манкевич направил сеть в сторону строгих новостных передач, продвигая «Все учтено» как аналог New York Times на радио — идея, которую сеть, к худу или к добру, все-таки воплотила в жизнь[552].

По нынешним «профессиональным» меркам дебютный выпуск программы «Все учтено» в мае 1971 года был бессвязным и обескураживающим. Однако с чисто акустической точки зрения передача была захватывающей. Первый выпуск включал в себя длинноватый документальный радиорепортаж об антивоенных демонстрациях в Вашингтоне и еще один пространный репортаж о сестре милосердия по имени Дженис, страдающей от героиновой зависимости. Оба материала были затянутыми и несфокусированными. В случае с антивоенными протестами Эн-пи-ар послало репортеров на улицы Вашингтона с диктофонами и указанием как можно реалистичнее передать неистовство первомайских протестов. По воспоминаниям Билла Симеринга, это был крупнейший марш против войны во Вьетнаме: все собрались в столице, чтобы на день прервать работу государственных учреждений. Около 200 тысяч демонстрантов «заполнили дороги, перекрыли мосты и застопорили утреннее движение пригородного транспорта, пытаясь остановить работу правительства»[553]. Протестующих встретили 10 тысяч солдат федеральных войск, которые быстро переместились в разные районы Вашингтона, и еще 5 тысяч столичных полицейских из округа Колумбия. К началу вечера более 12 тысяч демонстрантов были задержаны в ходе крупнейшего массового ареста в истории США. Освещение этого события на Эн-пи-ар не обходит стороной бедлам, спровоцированный столь острым общественным конфликтом.

Получившийся в результате двадцатичетырехминутный «звуковой портрет», как назвал его Симеринг, вышел в эфир в дебютном эфире программы «Все учтено». Он открывается первыми двумя строфами из фолк-песни Фила Окса Power and Glory, а затем погружается в хаос. Отредактированная запись звучит грубо, резко, смело и напряженно, но страдает от пространственной путаницы (беспричинно перескакивая от сцены к сцене, от репортера к репортеру) и несфокусированности (непонятно, кто говорит и почему). «Мы хотели использовать качество радиозвука, чтобы рассказывать истории, — говорил позже Симеринг, — чтобы уйти от стерильности звукоизолированной студии и дать слушателю ощущение присутствия в гуще событий»[554]. Вот как репортер Эн-пи-ар Джефф Кеймен описывает сцену в Вашингтоне, перекрикивая громкий гул вертолетов, рев мотоциклов и крики демонстрантов:

Кто-то бросил в вас кирпич, офицер? «Да, сэр». Прямо здесь, когда вы проезжали? «Верно». Один из полицейских на мотоцикле заявил, что кто-то бросил в него кирпич. Я был здесь в это время и ничего такого не видел. Прямо над головой пролетают армейские вертолеты. Ведут постоянное наблюдение, информируют различные командные пункты — военных, полицейских и, очевидно, президентские службы — о том, что происходит. Один вертолет сейчас летит очень низко — это вертолет военной полиции. На подъеме этого участка шоссе молодые люди держат перевернутый американский флаг. Горстке полицейских удалось расчистить хотя бы половину проезжей части. Движение снова стало свободным. Только что прибыл автобус из Вашингтона, округ Колумбия. Из автобуса выходят полицейские в белых шлемах. Они застегивают свои шлемы. Единая полицейская команда. Демонстранты убегают… Двое полицейских только что схватили двух демонстрантов. Те просто шли мимо. Обыск мирный, но беспричинный. У здания Министерства сельского хозяйства стреляют слезоточивым газом. Демонстрантов здесь было не так уж много, но, когда полицейские выдвинулись, они схватили всех длинноволосых молодых людей, каких только смогли. Их хватали и обыскивали, ставили к стенам, автобусам, машинам. Обыскивали. Сегодня в столице страны быть молодым и длинноволосым — преступление[555].

Репортеры Эн-пи-ар с маленькими кассетными магнитофонами Sony TC-100 были явно потрясены событием, которое заставило президента Никсона вызвать тысячи федеральных солдат и Национальную гвардию в специальном снаряжении и арестовать более 10 тысяч протестующих. Марш был хаотичным, и именно это было запечатлено в эфире: полиция, Национальная гвардия, протестующие и репортеры явно поглощены инцидентом, чье социальное и политическое значение превышает их понимание. Ни один репортер не может уловить ту политическую турбулентность, что так ярко запечатлена на кассетной ленте. Репортеры Эн-пи-ар брали интервью у протестующих, полицейских и офисных работников, тщательно описывая царящую вокруг них неразбериху. Кроме того, они записали несколько часов фонового шума (крики, мотоциклы, вертолеты)[556]. Продюсеры Эн-пи-ар верили в силу звука, который без всяких голосовых пояснений способен передать все смыслы того дня. По словам Сьюзан Стэмберг, здесь «не было никакого вмешательства диктора»[557].

Независимо от того, был ли дебютный материал Эн-пи-ар хорошей новостью (а по традиционным стандартам он таковой определенно не был), это было интересное радио. Богато текстурированный материал об антивоенных протестах наполнен вторгающимися звуками — сиренами, мотоциклами, армейскими вертолетами, движением транспорта, криками протестующих, воплями полицейских, озадаченными репортерами. Это не столько фоновый шум, сколько сама история — означающие свирепого насилия и проламывания голов. Акустика сцены настолько мощная, что стирает границы между субъектами и объектами, рассказчиками и персонажами, поэтому репортеры иногда звучат как демонстранты, и наоборот. Ничто не может отстоять дальше от этого, чем нынешний стиль чтения важных политических новостей — аккуратный, чистый и контролируемый[558]. Антивоенный протест срывал всякую попытку репортеров на месте событий или ведущего Роберта Конли взять повествование под контроль. После двадцати четырех минут уличных социальных потрясений Конли, ветеран New York Times и Эн-би-си, только и может сказать: «Через минуту мы обсудим, каковы последствия сегодняшних действий».