Изначально Си-би-эс надеялась использовать сценический успех, которого Уэллс добился в сотрудничестве с Джоном Хаусманом в нью-йоркском театре «Меркурий»[209]. Первоначально программа называлась «Первое лицо единственного числа», но вскоре название еженедельной передачи было изменено на «Театр „Меркурий“ в эфире». В пресс-релизе, опубликованном в Newsweek, Уэллс заявил, что новая программа «привнесет на радио экспериментальные техники, которые оказались столь успешными в других медиа, и будет относиться к радио с умом и уважением, которых заслуживает такой прекрасный и мощный медиум», но он также предупредил читателей, чтобы они не ожидали всего лишь звуковых версий театральных произведений[210]. Уэллс считал радио платформой не столько для драмы, сколько для повествования. По его мнению, радио проявляет себя с наилучшей стороны, следуя законам романа:

Чем меньше радиодрама похожа на пьесу, тем лучше для нее. Это ни в коем случае не преуменьшает значения радиодрамы. Тем не менее она должна быть кардинально иной. Это связано с тем, что природа радио требует формы, недоступной для сцены. Образы, создаваемые радиопередачей, обращены к воображению, а не к зрению. И поэтому мы видим, что радиодрама по форме больше похожа на роман, на рассказываемую историю, чем на что-либо другое, чем мы привыкли ее считать[211].

Уэллс признавал, что роман — неисчерпанная «форма», способная обогатить содержание радио, предположительно открыв дверь для повествовательных приемов, поворотов и развитий сюжета, обычно зарезервированных за печатью. По Уэллсу, радио было прежде всего площадкой для рассказывания историй, и он намеревался его романизировать. Более того, такой шаг позволил бы ему нарративизировать роль диктора, как это сделал Маклиш в «Падении города» и «Воздушном налете». Диктор — инсайдер вещания, человек, чей комментарий к ожидаемой программе несет в себе одобрение радио как системы. Он представитель сети. В творчестве Маклиша диктор — этот агент модерна — редко бывал проблематичным; в руках Уэллса, однако, он чаще всего становился таковым. А это уже было серьезным сюжетным поворотом.

Джону Хаусману было поручено еженедельно готовить сценарий для нового радиошоу «Театр „Меркурий“ в эфире». По признанию Хаусмана, «не имея опыта», он «просто выхватывал, сокращал, сжимал и пересказывал самые захватывающие фрагменты» из литературной «классики», которую Уэллс выбирал для трансляции на этой неделе. Адаптация литературного произведения для радио по большей части заключалась в сокращении. Уэллс просматривал работу Хаусмана и предлагал изменения[212]. Первоначально планировалось, что «Театр „Меркурий“ в эфире» откроется «Островом сокровищ» Роберта Льюиса Стивенсона, который Хаусман старательно сжал. Однако за несколько дней до эфира Уэллс заменил приключенческий роман Стивенсона на «Дракулу» Брэма Стокера. Любимый роман Уэллса «Дракула» был смелым выбором и куда более сложным повествованием, чем «Остров сокровищ». Но время поджимало. В условиях приближающегося дедлайна Хаусман и Уэллс судорожно работали восемнадцать часов подряд за стейком, бренди и кофе в ресторане «У Рубена» на Пятьдесят девятой улице, сокращая экстравагантный роман Стокера до шестидесятиминутной радиопьесы. Несмотря на неразбериху с репетициями и изменения, внесенные в последний момент, трансляция «Дракулы» в театре «Меркурий» в 1938 году имела успех у критиков[213]. Аудитория была небольшой, но радиоспектакль оказался настолько захватывающим, что вскоре стал знаковым событием.

Роман Стокера нельзя назвать прямолинейным. По структуре повествования «Дракула» представляет собой набор разнообразных текстов (писем, дневников, газетных вырезок, заметок, историй болезни, судовых журналов), и все они написаны разными персонажами истории. Роман не только акцентирует внимание на собственной текстуальности, но и множит точки зрения в удивительно модернистской манере.

Перенести сложность романа на радио было непросто. Уэллс мог бы избежать многих трудностей, просто сделав Артура Сьюворда голосом автора в этой истории. Уэллс действительно наделяет Сьюворда авторским присутствием в начале трансляции, но затем пресекает этот маневр, децентрализуя повествование Сьюворда и запутывая его историю в паутине письменных свидетельств, что вполне соответствует духу оригинального текста Стокера, в котором сильное ударение делалось на процессе письма[214]. В романе Стокера отсутствует господствующий нарратив. То, что Уэллс стремился передать в эфире малую долю текстуальности «Дракулы» — в частности, то, что казалось ему наиболее дезориентирующим в романе, — отражает его интерес к модернистским экспериментам, которые поставят вопрос о пределах дискурсивного господства радио.

Артур Сьюворд в исполнении Уэллса, сочетающий в себе черты Артура Холмвуда (жениха Люси) и Джека Сьюворда (ученого) из романа, теперь помолвлен с Миной, и ему поручена роль рассказчика[215]. Сьюворд управляет повествованием в первой половине шоу, но затем уступает место другим рассказчикам (Мине, Харкеру и Ван Хельсингу), как будто Уэллс хотел облегчить своим слушателям задачу, проведя их в децентрализованную зону лоскутного повествования Стокера. Обещание Сьюворда представить письменные свидетельства как «простой факт» ложно, ведь факты совсем не просты, а наличие у Сьюворда свидетельств не гарантирует того, что он усвоит их смысл. На самом деле Сьюворд по большей части делегирует свою роль рассказчика другим, как будто уполномочивая всю труппу театра «Меркурий» взяться за непростую задачу засвидетельствования «правды» о чудовище. Сьюворд передает отрывки из документов, словно выполняя ритуал отсрочки, как диктор на радио, передающий роль говорящего другому. «Для начала я представляю вам выдержки из личного дневника Джонатана Харкера», — говорит он.

Уэллс наделяет вступительный рассказ Артура (автора) Сьюворда авторитетом, но это авторитет, заимствуемый из предуведомления самого Уэллса в начале программы, а следовательно, и сериала:

Добрый вечер. Сегодня перед театром «Меркурий» стоит непростая задача — и это возможность, за которую мы признательны. В течение следующих девяти недель мы представим множество разнообразных историй, историй о романтике и приключениях, географии, тайнах и человеческих чувствах, историй таких авторов, как Роберт Льюис Стивенсон, Эмиль Золя, Достоевский, Эдгар Аллан По и П. Г. Вудхаус… Мы начинаем сегодняшний вечер с лучшей из когда-либо написанных историй такого рода. Вы найдете ее в любой представительной библиотеке классических английских произведений. Это «Дракула» Брэма Стокера. Когда я буду говорить с вами в следующий раз, я буду делать это от лица доктора Артура Сьюворда. Джордж Кулурис будет исполнять роль Джонатана Харкера, а Мартин Гейбел — доктора Ван Хельсинга. Историю рассказывает доктор Сьюворд. А пока прощайте, дамы и господа, до встречи в Трансильвании.

В этой речи нам напоминают, что за сегодняшней историей стоит литературный престиж Уэллса. Не стоит забывать и о том, что Артур Сьюворд — это Орсон Уэллс, только что выступивший перед нами в своей режиссерской личине. Сьюворд стоит на страже массива письменных доказательств и документальных свидетельств, так же как Уэллс руководит постановкой театра «Меркурий», и все это опосредует фантастическое повествование о Дракуле. «Все лишнее устранено», — уверяет нас Сьюворд (хотя это не так, учитывая продуманную структуру), и остается только самое главное, ядро истины, ее сущность. Как рассказчик Сьюворд подтверждает правдивость своей истории, выполняя то, что Жерар Женетт назвал бы свидетельской функцией. Однако его доверие к порядку дискурса, как мы вскоре узнаем, оказывается неуместным, учитывая степень могущества Дракулы (и его демонического голоса). В этой неуместности веры в сущность истины (логоцентрическую функцию дискурса) отчасти и заключается смысл радиопьесы[216].