Возможно, передача «Все учтено» не получала достаточного финансирования, не имела достаточного штата сотрудников и не бросала вызов журналистским условностям, но в 1972 году, спустя чуть больше года после первого эфира, она получила свою первую премию Пибоди[559]. В свете такого общенационального уважения у Эн-пи-ар не было причин менять свой неортодоксальный подход к культурному и журналистскому повествованию. Вместо того чтобы брать пример с «Вечерних новостей» Уолтера Кронкайта на Си-би-эс, Эн-пи-ар стремилось к аутентичности, децентрализуя свои репортерские практики и играя роль аутсайдера. Здесь не будет ни господствующего нарратива, ни доминирующего рассказчика[560]. Симеринг столь твердо решил, что Эн-пи-ар не должно звучать как коммерческое радио, что отказался нанимать звездного ведущего, даже если того преподнесут на блюдечке с голубой каемочкой. Фонд Форда пообещал поддержать Эн-пи-ар финансированием (300 000 долларов) при условии, что оно наймет журналиста Эдварда Р. Моргана на должность ведущего программы «Все учтено». Как объясняет Джек Митчелл, Морган был ответом ABC-Radio Эдварду Р. Марроу — авторитетным радиожурналистом, который должен был завоевать для начинающей сети необходимое доверие и легитимность. Благодаря стилю, подражающему Марроу, Морган, по мнению Фонда Форда, был надежным рассказчиком и мог держать повествование под контролем. Будучи непревзойденным инсайдером, Морган работал с Говардом К. Смитом и даже был участником вторых президентских дебатов в 1960 году. Оставаясь популистом, Симеринг наложил вето на эту идею, несмотря на заинтересованность других в престиже Моргана, опасаясь, что комментатор с таким весомым стилем помешает его поискам альтернативных (недоминирующих) голосов, которые он надеялся культивировать в новой передаче[561].
Симеринг проработал в Эн-пи-ар недолго, но в течение двух десятилетий радиостанция оставалась верна его антиавторитарной модели повествования, которая подразумевала пристальный интерес к маргинальным событиям и персонажам. Освещение Национальной конференции по головной боли в Вашингтоне; репортаж о Velcro Orchestra; рассказ карикатуриста Гаана Уилсона о его поездке в Трансильванию; интервью с Верноном Вудрихом, находящимся на тридцатифутовом флагштоке в Лос-Анджелесе (Стэмберг: «Как вы ходите в туалет?» Вудрих: «Ну, у меня есть химический туалет»); монолог Боба Кингсли (медвежатника, отсидевшего восемь лет в тюрьме), описывающего свое преступное призвание как форму искусства; и репортаж с Айрой Флэтоу, записывающим пингвинов на Южном полюсе. Энтузиазм Эн-пи-ар в отношении незначительных новостей проявлялся по-разному: от поиска идеального гамбургера до беседы Стэмберг с человеком из Монтаны, который вырастил самую большую в мире тыкву.
Журнал New York, колыбель новой журналистики и радикального шика, был впечатлен тем, что «Все учтено» посвятила бы пятнадцать минут прайм-тайма столь малозначительным историям[562]. Одна из таких историй касалась Майкла Мейерса, учителя рисования из Канзас-Сити, который взялся за необычный проект под названием «Аудиоэнциклопедия личных знаний». Мейерс отправил кассету на Эн-пи-ар в Вашингтон, и Стэмберг взяла у учителя рисования из Канзас-Сити интервью в эфире программы в марте 1979 года. Нестандартное начинание Майерса было произвольным и неопределенным. Учитель рисования попросил людей разного возраста сесть в тихой комнате и записать ответы на простой вопрос: «Что вы знаете после стольких лет?» Майерс попросил своих участников начинать каждое предложение с фразы «Я знаю». «Я не знал, что из этого получится», — объяснил он Стэмберг. По словам Майерса, то, что люди писали и говорили, звучало как поэзия. «Я знаю, что мое тело умирает», — написал один из участников. «Я знаю, что произнесенным словам нельзя доверять», — сказал другой. «Я знаю об окружающем мире вот что: спаржа придает моче запах. Бейб Рут отбил 714 хоум-ранов. Хэнк Аарон отбил больше… Я знаю, что богатые люди меня нервируют». Это были голоса незнакомых людей, совершенно анонимных, которые сокровенно рассказывали о своих страхах и желаниях («Я знаю, что всегда буду стремиться оказаться в другом месте… Я знаю, что мой отец умер утром»). Простые правила эксперимента Мейерса привели к проявлению неожиданного лиризма, который порой становился поистине глубоким. В этом не было ничего новостного, и трудно определить культурную ценность такого эксперимента. Эта передача показала, что Эн-пи-ар заинтересовано в том, чтобы слушать своих слушателей, обычных людей, почти или вовсе не претендующих на политическую или культурную значимость, слушать так, будто их голоса важны[563].
В следующем году (1980) в эфир программы «Все учтено» была выпущена документальная работа о праймериз в Нью-Гэмпшире во время президентской кампании. Двадцатиминутная программа включала предсказуемые моменты из выступлений Эдварда Кеннеди, губернатора Джерри Брауна, Джорджа Г. У. Буша, Говарда Бейкера и Джона Б. Андерсона, а также «реальные события» из городка Клэрмонт, штат Нью-Гэмпшир (шум транспорта, щелчки фотоаппаратов, школьные оркестры, пение Ротари-клуба). Неординарность радиопередачи заключалась в ее дикторе. Вместо того чтобы назначить собственного репортера, «Все учтено» пригласила Дэвида Пуксту (который сам написал свой текст) — семнадцатилетнего сына мэра Клэрмонта — рассказать историю. На заднем плане слышен «репортер» (не из Эн-пи-ар), но его роль второстепенна для сюжета. Вместо этого юный Дэвид Пукста на региональном диалекте, сильно отличающимся от стандартного американского произношения, что он звучит как актер, проходящий прослушивание в «Наш городок», проводит слушателя через поле кандидатов:
Примерно в это время, в сезон праймериз, большинство людей, которые хотят стать президентом, испытывают некоторое желание посетить наш городок Клэрмонт. Здесь живет около 14 000 человек. Его называют городом, где выполняется работа. По сути, это фабричный город — текстиль, сталь, бумага и все такое. На Тремонт-сквер находится мэрия и торговая палата. У нас есть зоомагазин, книжный магазин и место, где можно купить обувь. Мы отремонтировали старый оперный театр. Много лет назад там был рестлинг карликов, а теперь там джазовые коллективы, балет, оперетты. Мы здесь много чего знаем о тяжелой работе, низких зарплатах и долгих зимах. О политике мы тоже знаем немало… Вон там — конгрегациональная церковь, через дорогу — пресвитерианская. Методисты и унитарии — вон там… Вот продуктовый магазин, а вот аптека мистера Моргана[564].
На протяжении всего сюжета ровные голоса профессиональных политиков (например, Эдварда Кеннеди и Джорджа Буша) совмещаются с сильным акцентом дилетанта Пуксты, чья неротичность (выпадение «р») и широкие звуки «а» привлекают столько же внимания к голосовой персоне молодого человека, сколько и к предполагаемому событию. Иными словами, именно звучание нью-гэмпширского голоса Пуксты выводится на первый план в качестве источника смысла, как будто задача мальчика заключается в том, чтобы играть определенную звуковую роль. Гленн Гульд продемонстрировал преимущества такого подхода в «Трилогии одиночества», где человеческие голоса были представлены как звуковые «типажи», чья «тональность» имела больший вес, чем любое произнесенное слово. Гульд показал, что, ускользая от очевидного, радиоповествование может быть тонким и непрямым.
Специфический радиостиль Гульда повлиял на материал Эн-пи-ар и в других отношениях. Уникальность гульдовской «Трилогии одиночества» состояла в необычной технике скрещения двух или более голосов. По Гульду, использование скрещения голосов было эффективным способом разрушить или, по крайней мере, ослабить авторитет профессиональных дикторов[565]. В основном сюжете Эн-пи-ар голос Дэвида Пуксты накладывается на голос Джерри Брауна, который, как слышно, выступает против предложенного лицензирования атомной электростанции в Сибруке. Речь Брауна внезапно стихает, превращаясь в фоновый шум, в то время как в дело вступает Пукста. «Энергетика, вероятно, одна из самых больших проблем, за которую хотят зацепиться наши кандидаты в этом году», — говорит он, а мы едва слышим на заднем плане речь Брауна («Я выступаю против лицензирования Сибрука, и моя позиция сильно отличается от позиции Картера. Я работаю над тем, чтобы предложить альтернативу…»). Пукста: «В прошлые праймериз около 10 процентов населения имели дровяные печи, а в эти — около 65 процентов. Стоимость домашнего отопления удвоилась за последний год, и она продолжает расти. Один парень в городе придумал, как отапливать мебельную фабрику, используя опилки от станков». Отсутствие текстового авторитета у Пуксты, а также выведение на первый план окружающих звуков (шума транспорта, щелканья камер, марширующего оркестра, свиста, шума бензоколонок, аплодисментов, школьного оркестра) эффективно смещают повествование с умеющих работать с публикой кандидатов и их речей на юного рассказчика и акустические реалии его городка. В завершение Пукста высмеивает политиков — собственно, это и делает вся его история от начала и до конца. В обычном мире, где живут обычные люди, зимняя кутерьма — общая забота. Но политиков это не касается: (Звучит музыка оркестра, шумы на заднем плане, движение транспорта, щелканье фотоаппаратов.) «Так вот как обстоят дела в Клэрмонте в сезон праймериз. Здесь очень оживленно. В течение нескольких недель тут можно увидеть много интересного. Например, вы заметили, что на черных лимузинах не бывает слякоти. На машинах телеоператоров — слякоть, на полицейских машинах — слякоть. Обычные машины — на них тоже бывает слякоть. А вот на машинах политиков — на них слякоти не бывает никогда». (Школьный оркестр / аплодисменты.)[566]
