Я слушаю и не слушаю ее. Этот голос помогает мне ни о чем не думать.

— Стихия полностью разрушила трехэтажный нежилой корпус санатория «Кармадон», базу отдыха Северо-Осетинского государственного университета, базу отдыха республиканского министерства юстиции, а также нанесла серьезный ущерб жителям нескольких деревень.

Алина взволнованно обращается ко мне:

— Ты знаешь, куда уехала съемочная группа Андрея?

Вздрагиваю и смотрю на нее, вспоминая.

— Куда-то во Владикавказ.

Мы обе уже внимательно начинаем слушать новости.

— Предположительно, под селевой поток попала съемочная группа фильма «***».

Чувствую, что мне начинает не хватать воздуха. Это съемочная группа Андрея.

Алина мгновенно оказывается рядом и, смотря мне в глаза, восклицает:

— Он жив! Я знаю это.

Киваю ей. И повторяю, как заклинание:

— Он жив.

Но как же страшно представить, что… Я не должна думать об этом.

Он жив!

Повинуясь внезапному порыву, вытаскиваю телефон и набираю номер Андрея, но в ответ слышу лишь любезный голос, сообщающий, что телефон выключен или находится вне зоны действия сети.

День превращается в одно сплошное мучительное ожидание. Я не могу ничего делать, только жду новости, пытаюсь найти что-нибудь в Интернете, и еще вспоминаю все те мелочи, что были у нас, что мы делили и переживали вместе. Все они, сплетенные в косу моих воспоминаний, держат меня на плаву, как буек.

Вечером мы слышим, что спасатели смогли добраться до ущелья только спустя несколько часов из-за завалов на дороге. И все! Больше никаких новостей — одно сплошное мусоленье уже известных фактов.

— Отсутствие плохих новостей — это уже хорошие новости! — подбадривает меня Алина, хотя я вижу, что она тоже держится с трудом.

Эта ночь оказывается самой жуткой в моей жизни. Я не могу спать, я хожу, как привидение, из угла в угол и молюсь. Я не знаю слов молитвы, но я умоляю Бога уберечь моего мужа, помочь ему…

Я обещаю взамен золотые горы, прекрасно понимая, что это не тот случай…

Утро начинается с информации о погибших. Сводки неутешительные, но имени Андрея не названо, и это уже радость.

Алина ночует у меня. Без нее, без ее поддержки я не знаю, как бы вообще выдержала все это. К тому же у нее получается отвлечь не понимающую, что происходит, Аню и даже найти силы поиграть с ней. Я же ничего не могу. Понимая, что я сейчас взорвусь от отчаяния, я иду на улицу, беру лопату и принимаюсь чистить снег. Я хочу умотать себя настолько, чтобы быть не в состоянии о чем-то думать.

— Настена!

Останавливаюсь. Меня называет так только Андрей. Наверное, я уже схожу с ума.

Оскар, путающийся под ногами, внезапно пропадает, и я слышу его радостный лай и снова свое имя:

— Настена…

Оборачиваюсь и остаюсь стоять на ногах только благодаря лопате, воткнутой в снег.

— Андрей…

Чувствую, что сознание меня покидает и глаза застилает чернота.

— Настена…

Голос Андрея звучит где-то рядом так явственно и выводит меня из темноты на свет. Ну конечно, он же мое личное солнце. Я открываю глаза и ловлю его взволнованный голубой взгляд.

— Андрей…

Дрожащей холодной рукой я тянусь к его теплой щеке и не могу поверить, что это происходит на самом деле, а потом все меркнет перед глазами.

Когда прихожу в себя, оглядываюсь — я лежу в мягкой постели снега, накиданного мной совсем недавно, а он стоит на коленях рядом, встревоженный, но живой, настоящий.

Я не могу понять, как такое может быть. Ведь селевой поток! Его съемочная группа… Он должен был быть там. А он здесь! Я чувствовала его кожу своими пальцами.

— Ты меня напугала, — слышу я его голос.

— Это ты напугал меня, — шепчу я в ответ и закусываю губу, чтобы не разреветься, но не получается. Слезы скатываются и леденеют на моих щеках.

Андрей притягивает меня к себе.

— Настена, ты чего?

От его слов меня словно прорывает, и мне уже не остановить истерику.

— Селевой поток… много погибших… я думала… ты…

Не знаю, что он разбирает из моих всхлипываний, но он отодвигает меня, хмурится и, внимательно смотря, спрашивает:

— Наша группа?

Киваю.

— Как ты здесь? Я думала…

— Я отказался от проекта.

Таращусь на него во все глаза.

— Невероятно!

— Почему?

— Я не хочу больше сниматься с Анжелой.

Я не верю услышанному и тихо задаю тот же вопрос:

— Почему?

— Не хочу, чтобы все повторилось. Я вообще теперь много буду дома!

Не знаю, откуда в моем обессиленном теле появляются силы, но я набрасываюсь на него с объятиями, и мы падаем в снег.

Он тут же переворачивает меня и оказывается сверху.

Сразу нагрянули воспоминания. Шудибиль… Мы так же лежали в сугробе, и я призналась ему, что я слишком слабая, чтобы противиться своим чувствам. И буду с ним…

Так много времени утекло с того момента, но не поменялась суть. Я так же хочу быть с ним, как и тогда, потому что не в состоянии противостоять стихии нашей любви.

Не знаю, это совпадение или Андрей тоже подумал об этом, но он коснулся своим носом моего прямо как тогда. И в голову пришло, что мы были на грани, мы висели на волоске, но нашли в себе силы не разрушить нашу семью, и сейчас даже судьба оказалась на нашей стороне и не посмела разлучить нас.

Я искренне верю и надеюсь, что мы, получив такой серьезный урок, теперь будем вместе в болезни и в здравии, в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас…

— Всем спасибо, снято, — звучит голос режиссера, и я смотрю, как Андрей, попрощавшись с партнером, с которым он сейчас отыгрывал сцену драки, и махнув всем остальным, идет к нам.

— Не устали?

Хочу сказать «нет», но Аня, внимательно глазея на грим, успевает первая.

— Нет, папа.

— Отлично.

— А тебе правда понарошку было больно?

Андрей улыбается и наклоняется к ней.

— Понарошку.

Она проводит пальчиком по его подбородку и проверяет, что кровь на его лице не настоящая, а потом заявляет:

— А вообще интересно так играть.

Смотрю на дочь большими глазами.

— А что? Я же папина девочка.

Усмехаюсь, а муж берет ее на руки и спрашивает:

— Куда пойдем ужинать, папина девочка?

— Хочу пиццу, — капризничает будущая звезда.

— Тогда поехали.

Аня прыгает от счастья и тянет отца к автомобилю, припаркованному недалеко, а я иду за ними и думаю, как кардинально изменилась наша жизнь за последние полтора года. Теперь мы семья кочевников, что ездит с Андреем по всем местам съемок.

Мне нравится такая жизнь, вот только после лета дочь идет в школу, и придется снова менять жизнь.

Андрей обещал, что сведет съемки к минимуму, и я надеюсь, что так это и будет.

В ресторане, получив пиццу, пробуем друг у друга, смеемся, болтаем, а я почему-то вспоминаю, что совсем недавно мы чуть не разрушили семью.

Андрей спустя время рассказал, что в ту ночь с Анжелой он был пьян и пребывал в уверенности, что это я. То есть по сути это даже была не совсем измена.

Мы оба были неправы, мы оба наворотили дел — хорошо, что кто-то сверху не позволил нам расстаться.

— О чем задумалась? — звучит голос мужа.

— О жизни.

— А поподробнее.

Сознаюсь:

— Вспомнила прошлое.

— Зачем? У нас впереди столько будущего.

— Затем, что кто помнит прошлое, не совершает прошлых ошибок и у того крутое настоящее и перспективное будущее.

— Моя жена стала философом.

Улыбаюсь.

— Твоя жена приготовила тебе сюрприз.

— Какой?

Я хотела рассказать ему об этом в гостинице, но чего-то меня так распирает, что я произношу.

— На счет будущего.

— Не пугай меня.

— Это ты меня.

— Настя!

Выпаливаю, смотря в его глаза:

— Я беременна.

— Фух, — выдает, и я одновременно с ним.