Отведя Аню к Виктории и Александру, я обещаю дочери, что заберу ее завтра вечером, и собираюсь уйти, но Алина ловит меня за руку и тащит к себе.

Не успевает она затолкнуть меня в свою комнату, как набрасывается с вопросами:

— Что случилось? Ты плакала? Что ты такая опухшая?

Стоит ей только косвенно напомнить о произошедшем, как я начинаю рыдать, и меня уже не остановить. Она открывает мне свои объятия, ошарашенная моим поведением, и ждет, когда я пролью достаточное количество слез, чтобы начать говорить.

— Андрей изменяет мне с Анжелой… — всхлипывая, объясняю свою истерику.

Алина, услышав мои слова, вздыхает:

— Ты опять начиталась дурацких статей?

Отрицательно мотаю головой, чем заставляю ее удивиться.

Не в состоянии пересказывать Юлькины слова, я нахожу эсэмэску в телефоне и протягиваю его ей.

Алина пробегается глазами по сообщению и, отдавая мне мобильный, заключает:

— Я не верю этому!

— Ты хочешь сказать, моя подруга меня обманывает? — с вызовом спрашиваю, автоматически вставая на Юлькину защиту.

— Ты же не видела это своими глазами, — осторожно отвечает она.

Ну да, конечно, Алина пытается выгородить брата.

Встаю:

— Я пойду.

— Не руби с плеча. Дождись Андрея и поговори с ним.

Криво улыбаюсь.

— И ты думаешь, он признается мне в том, о чем молчал все время?

Мы не понимаем друг друга. Мы внезапно оказываемся на разных баррикадах, и мне обидно, что я не получаю от нее поддержки. Направляюсь к выходу.

— Я не верю, что он тебе изменяет! Он слишком тебя любит!

Я слышу произнесенные ею слова, но не оборачиваюсь и выхожу в коридор. Я очень хочу остаться одна.

Выхожу из дома и по знакомой дороге, словно на автопилоте, даже не вытирая мокрые щеки, понимая, что это бесполезное занятие, иду домой.

Мне так больно, как будто кто-то безжалостно взял мое сердце в тиски и сдавил его, и оно щемит, истекает кровью, но продолжает биться. Бесконечная неутихающая изощренная пытка, словно меня не хотят сразу уничтожить, а хотят посмотреть, как я буду мучиться, как я буду жить дальше с этой нестерпимой болью…

Пока я бреду по дороге, вспоминаю слова бабушки, которая когда-то говорила мне, что все страдания — в нашей голове, но я не понимаю: если действительно это так, почему же тогда болит где-то в области сердца?

И если все же принять ее слова за веру, то что же тогда делать?

Не получается вытряхнуть, как мусор, из моей головы эти страдания! Не отрубать же ее!

Едва войдя в дом, я падаю на диван и чувствую, как вибрирует телефон в кармане. Вытаскиваю его и вижу на экране три пропущенных звонка от Андрея.

Зачем он мне звонил?

Хотел узнать, выдала ли его Юлька?

Хочет услышать мои слезы?

Минут через десять телефон снова издает звук, и я, посмотрев на него, бросаю его на журнальный столик, как будто он виноват в том, что случилось.

Уткнувшись в диванную подушку, я опять заливаюсь слезами.

Нет! Это уже не истерика — я вою подобно одинокой волчице, получившей смертельную рану.

Моя любовь на грани самоуничтожения, моя ревность на грани помешательства, наши отношения — на грани краха, наша семья — на грани развода.

Но где эта грань?

Как ее не пересечь и не разрушить любовь?..

Но может быть, любовь только в моем сердце?

Я мучаюсь! Я жутко мучаюсь от этого и мучаю Андрея, но тогда я не понимала этого…

Еду домой в ужасном настроении. После «сногсшибательного» соблазнения Юльки и ее обещания отомстить Настя перестала брать трубку, и наши натянутые отношения вообще прервались.

Я не понимаю, что это за детская глупая манера — обидеться и не отвечать на звонки. Меня невероятно бесит это.

Не понимая, что происходит, я позвонил Алине, и она сказала мне, что Настя в убитом состоянии и мне лучше приехать и поговорить с ней. В итоге я поругался с режиссером, все бросил и мчусь к свой непредсказуемой жене.

Вхожу в коридор и вижу на полу чужие мужские ботинки. Помрачнев, тихо двигаюсь в гостиную.

Никого нет. Останавливаюсь и прислушиваюсь. Голоса раздаются из кухни, и я бесшумно направляюсь туда.

Практически дойдя до двери, я улавливаю фразу Насти:

— Это тебя не касается.

— Ты знаешь, я люблю тебя! — восклицает другой голос, и я кривлюсь — Лешка.

— Знаю.

— После того, что было на берегу, во мне все опять загорелось синим пламенем.

Брови ползут к переносице.

Что у них было на берегу?

— Я не хочу об этом вспоминать.

Даже так! Значит, действительно что-то было.

Чувствую, как начинаю закипать от ревности, просыпающейся во мне.

— Ну да, я виноват перед тобой.

Вот те на! Этот паршивец еще и что-то сделал ей? Что?! Почему ничего мне не рассказала?

— Леша, мое отношение к тебе изменилось, но…

— Настя, я с ума схожу по тебе! Я люблю тебя! Я буду хорошим отцом Ане. Просто дай мне шанс.

Этого я уже не могу вынести и, влетев в кухню, без слов врезаю брату по его бесстыжей морде. Во мне пульсируют его последние фразы, и я не могу контролировать вскипевшую ярость. От неожиданности он пропускает удар и падает на пол. Краем глаза замечаю испуганное лицо Насти.

В то же мгновение она бросается к негодяю и, упав на колени, начинает обеспокоенно спрашивать у него:

— Как ты?

Он изображает слабую улыбку и, сев, вытирает кровь, потекшую из носа.

— Вставай, слабак, я не сильно тебе врезал!

Настя оборачивается и, прожигая меня возмущенным взглядом, восклицает:

— Он только вышел из больницы! Ты с ума сошел?

Ее реакция злит меня еще больше.

— Ты устраиваешь мне истерики из-за мнимых отношений с любовницами, а сама, пока меня нет, развлекаешься с моим братом? Что у вас было на берегу?

— Андрей, сбавь обороты, — вмешивается Лешка, вставая с пола, а я еле сдерживаюсь, чтобы еще раз не огреть его, и, сжимая чешущиеся пальцы в кулаки, цежу сквозь зубы:

— Немедленно уходи!

— Я не оставлю тебя с ней в таком состоянии, — решительно смотря на меня, заявляет засранец.

Какой, черт, благородный! А за спиной клеится к моей жене!

Не сдерживая себя, я громко напоминаю ему:

— Это мой дом! Это моя жена, и ты здесь лишний!

Настя, видно, чувствуя, что мы опять вцепимся друг в друга, впивается в лицо брата умоляющим взглядом и просит его:

— Леша, пожалуйста, уходи. Все в порядке.

Вижу, как он колеблется и как она еще раз повторяет ему это практически одними губами, чтобы я не слышал.

Брат хмурится, но все-таки уходит.

Мы остаемся одни и холодно смотрим друг на друга.

Наконец, Настя ледяным тоном произносит:

— Я ни с кем не развлекаюсь. Я послушно жду своего мужа дома, когда ему наконец надоест пропадать все свое время на работе и он вспомнит, что у него есть жена и дочь, а, оказывается, зря. Оказывается, он чудесно проводит время, ублажая свою Анжелу, а в глаза мне врет, заявляя, что у него ничего с ней нет!

— Мы обсуждали с тобой это. У меня ничего с ней нет!

Она бросает на меня убийственный взгляд и взрывается:

— Прекрати мне врать! Мне противно это слушать. Юлька застала тебя с ней! Имей хотя бы мужество признаться в этом!

— Что?

Я просто в ауте.

— То, что она сдала мне тебя и написала, что застала тебя с этой…

— Невероятно.

Горько усмехаюсь. Вот, значит, какая месть. Нечего сказать — подруга.

— Это твоя Юлька залезла в мою постель и расстроилась оттого, что я выставил ее оттуда!

Кривится:

— Это отвратительно. Ты пытаешься все перевернуть, чтобы скрыть свою измену.

Она не верит мне. Она верит той, что так легко ее предала. Это было бы смешно, если бы не было так обидно и противно.

— Настя, разве я тебя когда-нибудь обманывал?

Жена стирает слезы со щек дрожащими руками.

— Я теперь не знаю.

— Значит, так?..

— Да! — кричит она. — Я просила тебя не сниматься с этой Анжелой! Я просила тебя это сделать для нас, но ты не согласился, ты не захотел расставаться со своей любовницей!