Срываюсь в ответ:

— Все, Настя! Мне все это надоело! Давай расстанемся.

Ловлю ее мгновенно потускневший взгляд, но разворачиваюсь и ухожу.

Как во сне выхожу во двор и направляюсь к калитке, машинально потрепав прибежавшего Оскара, ощущая, что моя жизнь рассыпалась как карточный домик, но я уже не хочу что-то делать, чтобы предотвратить это.

Почему?

Наверное, я устал!

Устал так, что только что послал все к чертям. Устал так, что даже не жалею, что только что сделал. Устал так, что, идя по знакомой дороге к родительскому дому, желаю только одного — напиться.

Я не люблю алкоголь и редко употребляю его, но сейчас мне просто необходима его способность отключать память и чувства. Я хочу напиться до беспамятства и забыть все, что произошло со мной в последнее время.

Мама, увидев меня на своей кухне с бутылкой в изрядном подпитии, уставилась на меня как на привидение.

— Это все она?

Я не хочу обвинений в адрес Насти даже сейчас и, отрицательно помотав головой, кидаю:

— Просто неприятности.

— От этих неприятностей у Леши разбитая скула?

— У него спроси! — рычу я.

От одного упоминания о брате во мне вскипает злость. Я предложил ему мир, а он подло за спиной подкатывает к моей жене. Надо еще разобраться, что у них было на пляже.

— Ну что за роковая женщина? Где вы ее нашли оба?

Мама смотрит на меня с такой болью, а я невольно улыбаюсь, вспомнив милую девушку, смотрящую на меня во все глаза из окна троллейбуса.

— Что ты улыбаешься? — обиженно спрашивает мама.

Пожимаю плечами.

— Мыслям.

Она тяжело вздыхает и встает.

— Вы с братом — два идиота, готовые из-за этой девчонки глотку друг другу перегрызть.

Наливаю стопку, снова вспоминая подлые слова брата, и, залпом опрокинув ее, направляюсь на его поиски.

Мать, словно угадав мои намерения, мгновенно оказывается у двери и, смотря на меня умоляющими глазами, бормочет:

— Пожалуйста, успокойся! Прекратите воевать друг с другом!

— Я пытался устроить перемирие, он сам напросился, — холодно отзываюсь я.

Из глаз мамы начинают течь слезы, и они обезоруживают меня.

— Прости. Не плачь. Оставлю я твоего Лешку в покое.

Иногда, потеряв какую-то вещь, мы вдруг осознаем ее ценность, а если это касается любви или дружбы, то, потеряв их, мы понимаем, что это уже катастрофа.

После эсэмэски Юльки мне было больно, обидно, жутко, но… у меня оставалась надежда, но Андрей приехал и вместо объяснений и извинений стал обвинять меня, а после его слов «давай расстанемся» я поняла, что в моей жизни произошла как раз такая разрушительная катастрофа.

Новое утро не радовало меня, как и день, что практически в точности повторял предыдущий, и я безрадостно смотрела вперед и думала:

Сколько я смогу так прожить?

Для чего вообще теперь мне нужна эта жизнь?

Даже Аня сейчас не радовала меня, а скорее действовала на нервы, поскольку они были у меня словно оголенные провода. Я пыталась держать себя в руках, пыталась казаться такой, как прежде, но порой ее вопросы про папу заживо убивали меня.

Что я могла ей ответить, если сама не знала на них ответы, если они тоже мучили меня и не давали покоя?

После рассказа Ани о том, что Андрей приезжал на пару дней и останавливался в доме у родителей, я полностью поникла. Если бы не надо было кормить ребенка, я, наверное, совсем перестала бы готовить, поскольку отношения с едой у меня стали вообще прохладные, и когда Алина после двухнедельного отсутствия в моей жизни заглянула в гости, она обалдела, увидев меня в том жалком виде, что я сейчас из себя представляла.

Заварив невестке неизменный чай и, сев напротив, я так и не могу посмотреть ей в глаза.

— Ты видела себя в зеркало?

— Утром и вечером чищу зубы и любуюсь, — горько язвлю я.

— Настя, я серьезно! От тебя остались одни глаза!

Наблюдаю, как она подходит к плите и, проверив кастрюли, накладывает в тарелку макароны и гуляш, которые ставит передо мной со словами:

— Я не уйду, пока не увижу, что ты это съела.

Беру вилку и ковыряюсь в еде.

— Настя, я серьезно! — повышает голос Алина.

Закидываю в рот кусочек мяса и пару макаронин. Я действительно не помню, когда в последний раз ела нормальную еду, а не бросала в рот так, что-нибудь, чтобы были силы находиться в вертикальном положении.

Алина возвращается к своей чашке и как бы невзначай бросает:

— В пятницу Андрей приезжал.

Киваю.

— Аня мне сдала его.

— Вы идиоты! — в сердцах заявляет она, и я, наконец, смотрю ей в глаза. — Он тоже выглядит не очень.

Прозвучавшие слова в момент окрыляют меня. Может, Андрей тоже переживает наш разрыв?

Замираю и откладываю вилку.

— Будешь есть — буду рассказывать!

Тут же хватаю орудие для приема пищи со стола и под внимательным взглядом Алины запихиваю в себя еще немного. Она одобрительно кивает.

— Молодец!

В нетерпении пожираю сестру мужа глазами.

Что она еще мне скажет про Андрея?

— Я разговаривала с ним. Все, что прислала твоя… подруга, ложь. Она сама хотела переспать с ним.

Хмурюсь.

— Я слышала это…

— И что?

— Ты веришь брату?

— Да! — горячо восклицает Алина. — И я не понимаю, почему ты не веришь своему мужу?!

Задумываюсь. Передо мной дилемма — одно слово против другого. Оба этих человека всегда мне были близкими и дорогими. Оба в моей жизни давно.

Кто-то из них говорит неправду? Кто?!

Для Алины это очевидно, но для меня — нет.

— Ты любишь его?

Многозначительно смотрю на нее, выражая глазами возмущение от глупого вопроса.

— Конечно!

— Он тоже любит тебя, Настя. Завязывай со своими предрассудками и езжай к Андрею мириться.

Чувствую, как слова, сказанные Алиной, проникают под кожу и возвращают к жизни. Ведь это было именно то, чего я хочу. Хочу настолько сильно, что, если бы было возможно, я, наверное, тут же помчалась бы к нему как угодно, на чем угодно — хоть пешком.

Я вдруг резко понимаю, что верю мужу или, может быть, очень хочу верить, но, в принципе, это неважно. Важно лишь то, что я не могу без него, и эти две недели были тому подтверждением — я была словно маленький цветочек, который загибался без своего солнца.

— Да, я поеду к нему! — решительно восклицаю я и, подскочив к Алине, начинаю душить в объятиях, думая о том, что у любви нет гордости. Ее не может быть просто потому, что гордость — это твое эго, а любовь — растворение в другом человеке полностью. Так, что ты не боишься быть в его глазах смешной, глупой, настоящей…

Все остальное не любовь, может, так, влюбленность. По крайней мере, не то чувство, что пронзает всю тебя до миллиметра, сжигает до пепла, сбивает с ног своим притяжением!

И не говорите мне, что это не так!

Любовь — это именно то редкое чувство, и гордость не идет с ним за руку. Гордость — это всего лишь — эго — я, а любовь — это прежде всего ОН.

Я жутко зол на Настю. Мое решение расстаться — не просто какой-то спонтанный каприз, а осознанное, пусть и озвученное импульсивно, в порыве эмоций.

Все к этому шло последнее время. Я реально устал доказывать жене свою невиновность. Создавалось ощущение, что я бьюсь головой о стену.

Я всегда считал, что брак — это команда. Люди верят друг другу априори. А моя жена помимо того, что не доверяет мне, так еще и скрывает что-то, связанное с братом, прекрасно зная, как я реагирую на него.

Вздыхаю: видимо, роль публичного человека не сочетается с семьей.

Очень жаль это осознавать, потому как я реально люблю свою жену и свою дочь, и мне никто другой не нужен.

В любом случае мы не определились, что будем делать дальше. Все таки решимся на развод или оставим все пока так, в подвешенном состоянии. Но нам все равно придется пересекаться ради благополучия нашей дочери.