Маяковский жил там в огромной, практически лишенной мебели комнате, где стояли только диван и кресло, а гости сидели на каких-то покрытых газетами ящиках и, по русскому обычаю, пили водку из граненых стаканов, закусывая черным хлебом и селедкой. Импровизированным столом распоряжался Давид Бурлюк, сверкавший серьгой в ухе. Там же Лещенко-Сухомлина увидела рядом с Владимиром Владимировичем красивую молодую женщину – Элизабет Джонсон.

– Она очень близкий Маяковскому человек, – шепнули Татьяне Ивановне знакомые.

Действительно, Елизаветам Владимир стали очень быстро близки, и роковая любовная страсть настолько сильно охватила их обоих, что они не расставались все пять месяцев, в течение которых Маяковский находился в Соединенных Штатах.

– Для моей мамы, как она потом говорила, это было лучшее время в ее жизни, – рассказывала Елена Владимировна Маяковская.

Когда наступила пора покидать Америку, это стало настоящей трагедией для влюбленных – им трудно было рассчитывать на совместную семейную жизнь, и все же Владимир Владимирович обещал очень постараться вырваться из России к своей любви. Конечно, как известно, здесь у него не раз случались связи с другими женщинами, но не его ли старания навсегда покинуть Страну Советов и уехать к любимой, к своей семье за границей, и стали одной из главных причин трагедии, лишившей его жизни? Советской власти не нужен «певец революции», покинувший страну победившего пролетариата! Кстати, стоит заметить – сам Маяковский не раз утверждал: он не трибун, а лирик! Трибуном его сделали!

Спустя несколько месяцев Элли родила дочь, которая получила имя Елена-Патрисия. Знал ли об этом Владимир Владимирович? Конечно же да! Он писал Элли: «Две милые, родные… Я по вас весь изоскучился. Мечтаю приехать к вам хотя бы на неделю. Примете? Обласкаете?!»

Еще бы не рваться поэту изо всех сил туда, где у него остались любимая женщина и его ребенок!

В 1928 г. им удалось встретиться в Ницце. Елене Владимировне тогда исполнилось три годика, и она говорит, что запомнила отца просто как очень большого и доброго человека. Вырваться из страны насовсем у Маяковского никак не получалось. В Ницце Владимир Владимирович заболел, денег не хватало, Элизабет старалась заработать, где только можно, чтобы поставить любимого на ноги. И в этот момент из Москвы пришла телеграмма от Лили Брик.

Вопреки распространенному мнению о начале ее отношений с Маяковским в двадцатые годы, этот секс-агент Лубянки стала сожительствовать с поэтом еще в 1918 г.: многие эксперты, как отечественные, так и западные, в своих публикациях приводят даже номер ее чекистского удостоверения.

Видимо, поэт выпал на какое-то время из поля зрения агентуры госбезопасности, и когда наконец чекисты установили, где он и с кем, то испуганно забили тревогу: требовалось все немедля расстроить!

«Куда ты пропал? Хочу в Италию. Вышли денег», – безаппеляционо требовала Лиля в телеграмме Маяковскому.

Поэт, – это с его-то взрывным и независимым характером?! – безропотно занял крупную сумму денег и тут же выслал Брик. Видимо, он отлично знал, кто и почему просит, и знал хорошо, что эта просьба равносильна строгому приказу и лучше не перечить, дабы ненароком не накликать беду на головы самых дорогих для него людей – любимой и дочери!

– Давай условимся: постараться сохранить рождение Елены в тайне, – по словам Патрисии-Елены, предложил ее отец.

Надо полагать, он многое объяснил любимой женщине. Объяснил, какая опасность может угрожать ей и их дочери со стороны зарубежной агентуры чекистов, и она согласилась с ним. Несколько долгих десятилетий мать и дочь тщательно хранили тайну. Когда стало известно о гибели поэта, Элли очень страдала, но всячески избегала любых разговоров о своей любви с Маяковским: она надежно хранила тайну его ребенка.

Потом у Элли появился отчим: очень порядочный и добрый человек. И только когда не стало в живых ни отчима, ни матери, Елена Владимировна Маяковская решилась во всеуслышание объявить миру, кто она такая на самом деле.

– В отличие от матери я не давала клятвы хранить эту тайну вечно, – говорила она. – Мне стало ясно, как сильна моя связь с Россией, еще во время первого визита на родину матери и отца в 1991 г. Кстати, папа писал книжки для детей, а писать детские стихи всегда было и моей заветной мечтой.

Память о трагической, роковой, но светлой, романтической любви поэта Владимира Маяковского и Елизаветы Зиберт-Томпсон сохранила их дочь, Елена Владимировна, и передала сыну, внуку поэта.

О себе и об отце американская дочь великого бунтаря и удивительного лирика написала стихи, которые опубликовала одна из отечественных газет:

Любимой Элли и своей дочери поэт отдал всю звонкую силу своего огромного, любящего сердца. В 1930 г. его пробила уже не стрела Амура, а свинцовая пуля. Кто ее выпустил?..

Так называли знаменитого в XX в. мультимиллионера и судовладельца грека Аристотеля Онассиса, которому фантастически везло в любви и богатстве.

Он родился в 1900 г. в турецком городке Измире, в семье коммерсанта, но рано потерял мать. Когда отец вновь женился, в доме появилась мачеха, которую Аристотель ненавидел. Во время Первой мировой войны, когда по всей Турции прокатились армянские и греческие погромы, отец будущего олигарха попал в тюрьму. Однако Онассис-младший уже успел стать оборотистым парнем и сумел выручить отца, раздав крупные взятки нескольким чиновникам – для него это стало зримым и ярким примером могущества денег.

Вскоре семья Онассисов перебралась на историческую родину. Освоившись в Греции, Аристотель понял: разбогатеть по-крупному можно только за океаном, а не в разоренной войной Европе. Он хотел уехать в Северную Америку, но возникло множество препятствий. Аристотель пытался их преодолеть, а потом плюнул на снобизм Штатов и подался в Аргентину, в Буэнос-Айрес, имея в кармане жалкую сумму.

Зато вернулся господин Онассис уже миллионером: он довольно быстро и удачно сколотил деньги на торговле табаком, чем занимался и его отец, а затем выгодно вложил огромные деньги в судостроение, увидев в нем небывалое будущее, особенно в нефтеналивных судах. К сорока годам Аристотель стал одним из самых богатых людей мира…

Свой первый сексуальный опыт Онассис получил в двенадцать лет, когда его умело соблазнила нанятая ему отцом учительница французского языка.

– Я оказался очень способным учеником, – с гордостью говорил в зрелом возрасте Аристотель, – и уроки «французской любви» освоил куда лучше языка. И тогда подумал: а почему бы мне самому не стать учителем?

Чтобы не ходить далеко от дома, Аристотель для начала решил испробовать свои «педагогические способности» на прачке, стиравшей белье для их семьи. Прачка совсем не возражала против обучения, и получивший некоторую уверенность в собственных силах юный донжуан двинулся дальше – теперь его пристальное внимание привлекла торговавшая по соседству красивая турчанка. Турчанка и греческий подросток? А почему, собственно, нет? Тем более прачка уже порядком надоела, и так хотелось чего-нибудь новенького. К тому же в молодые годы будущий магнат был весьма симпатичным парнем с ослепительной улыбкой, которой могли бы позавидовать звезды Голливуда.