Пушкин – ироничен, насмешлив. Но при отсутствии самоанализа, то есть это стилизация. Уже ироничный материал взял Гоголь и возвёл своим гением в квадрат. Лёгкая, ненавязчивая ироничность Пушкина перешла в серьёзно сосредоточенную, упрямо-хохляцкую пародию Гоголя. В результате русская литература началась со зверского, бессмысленного хохота.
Пушкин – здоров, соразмерен. Но именно в этом здоровье и соразмерности – нарушение меры. Он слишком ясен и завершён. Вполне овладев европейской культурой, будучи ей искушённым, он начал с конца, дал отечественной культуре слишком законченный и высокий образец. Развитие могло идти только за счёт недопонимания и разрушения. Гоголь и выполнил функции нейтрализатора, расколол монолит на удобоваримые блоки. Именно с Гоголя начинается возникновение и развитие идеи порождения мира, идеи «строительства». Автор уподобляется Богу, творчество – творению, порождению мира, творение– произведение – мирозданию. Пушкин избежал этого, так как гений его был гением спокойным, подражательным. Менее всего Пушкин был романтиком. В определённый период он импровизировал романтизм, старался попасть в его уже созданный на Западе ритм. Проблемы порождения просто не возникало. В жизни Пушкина вообще не было и не могло быть «проблем», так как в нём и во всей его эпохе ещё отсутствовало самосознание. То, что можно принять за самосознание, – это свободный и радостный стиль, подражание Западу при его непонимании. Это как гениальный актёр, играющий Сократа, и сам Сократ. Такое соотношение.
Гоголь – уже порождение. Не самосознание, а сон сознания, тот сон разума, который ПОРОЖДАЕТ чудовищ. Объём мира Гоголя в некоторых измерениях намного шире пушкинского. Пушкин дал сюжет для «Ревизора», но Гоголь не просто использовал его, но и изобразил в Хлестакове самого Пушкина. Ведь Хлестаков это карикатура на Пушкина (185), попавшего в сходную ситуацию и подарившего сюжет Тряпичкину– Гоголю. Недаром Хлестаков говорит, что он с Пушкиным на дружеской ноге.
Пушкин превращается в персонаж гоголевского кошмарного сна. Полубессознательно Гоголь это сделал, а сделав – охватил Пушкина, поместил его в иной мир.
Без Пушкина и Лермонтов, и Тургенев, и Достоевский, и Толстой не осуществились бы, выразились бы совсем иначе. А Гоголь и без Пушкина всё же остался бы Гоголем, может быть, в ослабленном виде, без Хлестакова, но Гоголем.
138
Примечание к №130
Какой ужас типовые истории болезней советских сумасшедших!
Вот ещё:
«Больной К-н, 51 года, по профессии зубной врач. Поступил в клинику 17.09.1933 года … После Октябрьской революции … работает в зубоврачебной амбулатории, считается советски настроенным человеком, работает в профорганизациях … В 1931 году больной, забыв, что в доме происходит ремонт и лестница не в порядке, вечером, возвращаясь домой, оступился и упал со второго этажа, потерял сознание … была вывихнута челюсть, были сильные кровоподтёки на лице и шее … Возвращаясь один с курорта, больной на одной остановке отстал от поезда, когда ходил за кипятком, сел в другой поезд, как безбилетник был оштрафован и высажен. Отходя от станции, больной очутился на колхозном огороде, где его сторож принял за вора и ударил палкой по голове. Дальше больной не может объяснить, каким образом очутился в психиатрической больнице в Днепропетровске … (Отправлен в Москву) … Достаточно критического отношения к своему состоянию нет: говорил жене, что он скоро поправится и будет учиться, так как с момента революции его заветной мечтой было окончить медфак. Охотно пошёл в клинику, куда и поступил 17.09…»
Или:
«Больная З-с, 54 лет … Поступила в психиатрическую клинику 31.08.1933 г. … В школе училась хорошо. Легко давались языки, родной язык был немецкий, свободно говорила на французском языке, читала по– английски … 18 лет влюбилась неудачно, не получила ответа. Сильно переживала личную драму. 30 лет встречается вновь с любимым человеком, отдалась ему впервые … Связь была временной, так как любимый человек был женат, с другими мужчинами не сходилась, так как считала, что женщина должна один раз любить в жизни … (с начала 20-х) перестала ходить в гости, в театр, бросила читать, так как считала, что чтение вредно отзывается на нервной системе (кстати, в случае с К-н: „слушает чтение газет, но сам не пытается читать: „Это вредно для нервной системы"“. – О.) … В конце 1928 г. больная была переведена на инвалидность. С переводом на инвалидность стала высказывать опасения, что она умрёт с голоду, стала скупой … критическое отношение к своему состоянию начиная с 1930 г. утратила, стала считать себя здоровой, перестала ходить к врачам. Появилась подозрительность к чужим людям, высказывала бред преследования … недоверчива ко всем людям, за исключением только брата и его жены. Перестала совершенно читать с момента перевода на инвалидность, потеряла ориентировку в окружающем … С 1932 г. меньше высказывает бред ущерба и преследования, стала спокойна. „Стала какой-то веселой и глупой“, – говорит про больную невестка. С 1933 г. больная утверждает, что она маленькая девочка, ей … 12 лет … Живёт она дома, мать умерла, а папа жив, он наверху. Папа очень строгий, сердитый, но очень справедливый. Он красив, высок, строен, ходит горделиво. Больная показывает, как он ходит, марширует по комнате, прищёлкивает пальцами, отбивает такт руками, высоко при этом приподнимает голову … у больной в конце первого месяца пребывания в клинике резко меняется состояние, она агрессивна, возбуждена, замахивается на персонал, кричит: „Вы – воровки, вы – гадкие!“ … Пытается бежать к двери: „Пустите, папа строгий, он будет ругаться“ … Замахивается на врачей … Показывает на небольшие кровоподтёки на руке после взятия крови. „Вот, вот бандит… вот так, вот так“, тычет пальцем в руку.“ (Из „Хрестоматии по патопсихологии“, М.,1981 г.)
Удивительно, составители историй болезней практически не учитывают социальные условия, провоцирующие расстройство психики. И это при общем господстве в стране самого вульгарного социологизма.
139
Примечание к №64
Во мне, как и в любом русском, проигрывается русская история.
Первичные интуиции в 17-20 лет: любовь как абстрактное состояние, мучительно искреннее и не находящее выхода в реальность; смерть отца, её конечная нелепость и попытки сопоставления со своей судьбой; Ленин как символический двойник, актуализация зла; идея реконструкции и спасения мира.
Абсолютная неспособность к выходу за эти темы. Что бы я ни делал, о чём бы ни размышлял, всё будет описываться в этих усложняющихся интуициях. По линиям этих интуиций разграфлён мой мир. Их символами только я могу мыслить и говорить. Это сетка иероглифов, осмысляющая всё.
И даже форма, форма. Так в 19 лет я и начал писать – изломами. Может быть, после «Бесконечного тупика» произойдёт наконец разрыв – разлёт на отдельные ветви. Может, тут внутренняя задача этой книги – в разрушении немыслимой связи через её отчаянное осмысление. Может быть, всё удачно разлетится и мне будет спокойнее.
140
Примечание к №64
Сны, часто удивительные
Сон: одна из последних летних ночей в центре Москвы, у Патриарших прудов, где я жил в детстве. Звёзды, и мы с отцом стоим на какой-то маленькой, прямо-таки игрушечной колокольне. Отец большой, он улыбается и говорит что-то хорошее. И я знаю, что отец это Розанов. Чувство счастья, того, что что-то, не известно что, НО ВСЁ получилось. Всё хорошо, мир целен и отец жив. Это приснилось, когда я стал записывать сны. Один из немногих счастливых снов. Но я на него не обратил внимания. Символика показалась слишком грубой. Я подумал – видно, это вторичное вторжение рассудка. Бывают такие СЛИШКОМ символичные сны. Разум шалит, выдумывает сновидения. Это сны поверхностные, ненастоящие.
