Хватаю бутылочку шампуня и втираю его в волосы с большей силой, чем нужно. Пена скользит по телу и кружится вокруг ног, унося с собой часть стыда, который навалился на меня.

Выхожу из душа и облачаюсь в халат, вокруг клубится пар. Вода с волос стекает на мраморный пол, когда две горничные входят и подталкивают меня к туалетному столику. Они, как я и ожидала, ждали у входа.

В глаза бросается массивная кровать — она доминирует в комнате; от простыней исходит аромат лаванды и сандалового дерева.

Соблазнительный и греховный.

Мои мысли снова обращены к Виктору, его тело прижимается к моему, когда мы погружаемся в мягкость простыней.

Прекрати! Возьми себя в руки, черт возьми.

Я едва успеваю окинуть взглядом кровать, как меня сажают перед зеркалом. Этот туалетный столик такой же роскошный, как и все остальное здесь. Пока горничные возились с моими растрепавшимися волосами, я услышала звонкий стук каблуков.

Стук, стук, стук.

Кто-то идет, и он недоволен.

В отражении зеркала материализуется женщина, ее красота скрывает закипающую ярость. Глаза встречаются с моими в отражении, достаточно острые, чтобы пронзить сталь.

— Значит, это ты, — шипит она, в русском акценте сквозит презрение.

Я тяжело сглатываю, встречаясь с ее взглядом в зеркале.

— Наверное… да.

— Ты совсем не такая, как я ожидала, — усмехается она. — У Виктора никогда не было такого… дурного вкуса.

Ой.

Это больнее, чем мне хотелось бы признать. Готова поспорить, что Виктору далеко до такой — простой Лауры, как я. И тут меня осеняет — она запала на Виктора.

Я вдруг стала главной героиней драмы, на которую никогда не прослушивалась.

— Ну, я полна сюрпризов, — голос дрожит, выдавая меня.

Она закатывает глаза.

— Сюрпризы? Сомнительно.

Схватив расческу, начинает прочесывать мои волосы с большей силой, чем нужно, явно получая удовольствие от каждого рывка.

— Как тебя зовут? — спрашиваю, крепко сжимая челюсти, сдерживая боль.

— Ирина, — тихо произносит она, больше сосредоточившись на том, чтобы наказать мой скальп, чем на знакомстве.

Я вздрагиваю, когда она расчесывает сильно запутанные пряди.

— Приятно познакомиться, Ирина.

Не обращая на меня внимания, она продолжает вытягивать и закручивать мои волосы в гладкую, простую прическу, которая, несмотря на грубое обращение, выглядит элегантно.

Она кротко вздыхает.

— Не знаю, почему он выбрал американку, — бормочет себе под нос, вероятно, думая, что я не слышу.

Но я слышу.

— Ну, я тоже не знаю, почему, — отвечаю, не успев остановиться.

Ирина делает вид, что не слышит меня, но я улавливаю легкое подрагивание ее щеки. Она резко отодвигает стул и достает массивный чемодан с косметикой.

С широко раскрытыми глазами смотрю на арсенал косметики перед собой.

— Святые… Вы что, собираетесь рисовать фреску на моем лице, что ли? — Я не могу удержаться, чтобы не пошутить, разглядывая множество теней и кистей.

Ирина бормочет что-то по-русски, в ее голосе отчетливо слышны нотки раздражения, затем громко выдыхает и резко переходит на английский.

— Глаза закрыть, — приказывает Ирина, не забавляясь моим комментарием.

Я подчиняюсь, чувствуя, как мазки кисти проходят по векам.

Макияж продолжается в напряженной тишине, нарушаемой лишь изредка резкими командами Ирины.

— Выше голову.

— Глазами не двигать.

— Сиди ровно.

Почему я должна быть наряжена так, будто иду на церемонию вручения премии «Грэмми»?

Наконец, спустя целую вечность, она останавливается.

— Я закончила, — резко заявляет Ирина, захлопывая чемодан. Я делаю глубокий вдох и открываю глаза, встречаясь взглядом с человеком, которого с трудом узнаю в зеркале.

— Вау, — не могу удержаться, чтобы не вымолвить это слово, мой шок очевиден.

Что это за человек, который смотрит на меня?

— Я похожа на кого-то другого, — говорю, все еще ошеломленная. Попытка Ирины сохранить суровый вид на мгновение ослабевает, и на лице появляется тень улыбки. Однако она быстро подавляет ее и поворачивается, чтобы подать знак служанкам.

— Принесите платья, — кричит она, возвращаясь к делу.

К нам подходят две горничные, каждая из которых несет платье, настолько потрясающее, что у меня на мгновение перехватывает дыхание. Одно из них — гладкое черное, его ткань переливается на свету, воплощая элегантность и загадочность. Другое — нежное, неземное, шифоновая ткань которого струится, словно сошедшее со старой, изящной картины.

— Для меня? — не могу не спросить.

— Конечно, это для тебя. Встань. Нам нужно подготовить тебя, — говорит она холодным и строгим тоном.

— Я могу одеться сама, — настаиваю, отстраняясь от нее и закрывая глаза. — Пожалуйста, просто дай мне немного пространства.

Смирение смешивается с раздражением, когда Ирина резко выдыхает и что-то говорит по-русски служанкам, которые неохотно отходят и передают мне платья.

Ткань скользит сквозь пальцы, как шелковый сон. Я смотрю на черное платье; дыхание перехватывает в горле, когда вижу надпись «Chanel».

— Chanel, — повторяю в недоумении, не в силах поверить, что держу в руках предмет роскошной моды.

Мой взгляд падает на другое платье, от McQueen. Оно стильное и выглядит чертовски дорого — практически кричит о том, что я не в своей тарелке.

— Неужели я надену это? — шепчу, и мне кажется, что все это какой-то изощренный розыгрыш.

Проклятье.

Я представляю, как спотыкаюсь, или как капля шоколада портит ткань стоимостью в тысячи долларов. От этой мысли у меня перехватывает дыхание.

Нетерпение Ирины ощутимо, стук ее каблуков как метроном отсчитывает время моей нерешительности.

— Ну что? Ты собираешься их примерить или нет? — Ее палец тычет в сторону примерочной.

Ладно, перевоплощение принцессы.

Но моя так называемая крестная фея четко придерживается графика.

Я делаю шаг в сторону гардеробной. На губах пляшет ухмылка при мысли о том, что могу сбежать в полночь, оставив позади свой шикарный наряд.

В этот момент на верхней площадке лестницы появляется маленькая энергичная фигурка.

— Бу! — хихикает она, кружась в своем мини-платье. Елизавета врывается в комнату, как маленький торнадо, полный энергии.

— Ладно, я тебя больше не боюсь, — сохраняю спокойный голос, хотя жду, что Ксения последует за ней, но лестница остается пустой.

— Лаура, ты еще не одета? — Вопрос Елизаветы больше похож на нетерпеливое подталкивание. — Я здесь, чтобы пригласить тебя на ужин.

Отсутствие ее матери — небольшое облегчение.

— Я не знаю, какое платье надеть, — признаюсь, высунув язык.

— Лаура! Ты уже взрослая! — пытается отругать меня, ее маленькое личико серьезно. — Ты должна все знать.

О, моя милая девочка, если бы только это было правдой.

— Ну, иногда взрослые… — опускаюсь на колени, подыскивая слова, которые могли бы соединить наши миры, — им приходится делать сложный выбор, как и детям.

— Все в порядке, Лаура, — она торжественно кивает. — Иногда я не знаю… — делает паузу, ее лицо скривилось в раздумье, — почему Юрий грустит, но я обнимаю его сильнее всех.

Не знаю, кто такой Юрий, но слегка киваю, сдерживая любопытство.

— Может быть, позже ты расскажешь мне о Юрии.

Елизавета просто кивает, ее маленькое личико снова сияет.

— Елизавета, дорогая, ты не поможешь мне выбрать? — Я жестом показываю на платья в своих руках и наклоняюсь, чтобы показать ей.

Она с нетерпением показывает на платье McQueen.

— Это! — Она сияет. — Оно того же цвета, что и мое! — И снова кружится, платье веером развевается вокруг нее.

— Отличный выбор.

Направляясь в гардеробную, чувствую волнение, наступает момент знакомства с родственниками.

— Поторопись, Лаура! — тон Елизаветы меняется, ее внутренний генерал берет на себя ответственность. — Дедушка ждет.