Беспокойство не дает сидеть спокойно. Я мечусь по комнате.

— Это был всего лишь кошмар, — говорю себе, надеясь поверить в это.

Но правда не дает мне покоя. Виктор работает в мафии, в мире, полном опасности и смерти. Почему мысль о нем причиняет такую боль? Ведь именно из-за него я заперта в этой золотой клетке. И все же тревога за него кажется такой же реальной, как горе, которое я испытывала по маме, потерянной в своих печалях.

Черт, я опять слишком много думаю.

Заставляю себя прекратить вышагивать, понимая, что мне нужно отвлечься, чтобы убрать остатки кошмара, прилипшего к моему сознанию.

Мысль о душе мелькает, как маяк. Может быть, вода смоет все образы и страх.

Когда шелк халата соскальзывает с тела и падает на пол, прохлада в комнате касается кожи, являя собой разительный контраст с теплом, которое я собираюсь найти. Шагаю в душ, позволяя воде обрушиться на меня каскадом. Но это мало помогает смыть ужас.

На сердце тяжело.

— Пойду поищу его, — думаю я.

Нет, Луара. Он не твой муж, он твой похититель!

Решение принято. Я не буду его искать.

Выйдя из душа, оборачиваю вокруг себя пушистое полотенце, ища утешение в мягких объятиях.

Подхожу к запотевшему зеркалу и протираю рукой, чтобы очистить свое отражение. И тут замечаю припухлость вокруг глаз.

— Я плакала? — бормочу, глядя на незнакомку в зеркале.

Осознание этого бьет сильнее, чем холодная плитка под ногами. Меня до глубины души потряс ночной кошмар, возможность потери, которую я даже не допускала, что она имеет для меня значение. Эта забота о Викторе… она тревожит, сбивает с толку.

Почему, черт возьми, меня это так волнует?

Я делаю глубокий вдох, пытаясь прийти в себя.

Заглядываю в гардеробную.

Чертова гардеробная.

То, что у меня теперь есть гардеробная комната — для него и для нее, сильно шокирует. Платья, развешанные по цветам, костюмы, экстравагантные вещи — всего этого слишком много.

Провожу пальцами по тканям, блесткам и кружевам, но вся эта роскошь все еще кажется чужой.

Надуваю щеки от досады, осматривая комнату, заполненную нарядами, кричащими о богатстве. Никаких джинсов в поле зрения, только платья и брюки, слишком модные, на мой вкус.

Я очень скучаю по своей собственной одежде. Пусть в ней нет ничего модного, просто толстовка и джинсы, но это я.

В итоге выбираю наименее экстравагантные, простые черные брюки, и явно дизайнерскую, белую блузку.

Надев кроссовки, которые идеально подошли по размеру, я не могу удержаться от восхищения.

— Ого, они подобрали все, от нижнего белья до правильного размера обуви.

Взглянув на кольцо, я понимаю…

— И это тоже. Должно быть, оно того же размера, что и у мамы Виктора.

Подходя к зеркалу в полный рост, я вырываю безмолвное проклятие.

— Черт, я выгляжу… элегантно.

Наступает момент неверия, когда вижу себя похожей на богатых жен из Беверли-Хиллз, что совсем не похоже на мою собственную реальность.

Необъятность моей комнаты — или мне следует назвать это люксом? — снова поражает меня. Она затмевает мою старую квартиру, превращая прошлую жизнь в далекое воспоминание.

Что мне теперь делать?

Я глубоко вдыхаю.

Один вдох за раз. Лаура, просто будь благодарна, что ты еще дышишь.

Решив избавиться от беспокойства, спускаюсь по лестнице.

Дом просыпается; мягкий утренний свет проникает сквозь большие окна, отбрасывая тени, которые пляшут на стенах.

Ранний утренний свет мягко освещает величественное пространство. Пульт от телевизора лежит на журнальном столике именно там, где ему и положено быть. Я опускаюсь на диван и пытаюсь включить телевизор, но ничто не привлекает моего внимания. Еще слишком рано, и мои мысли заняты другим.

Выключаю, понимая, что еще рано, только половина шестого.

— Хорошо, пойду поищу его.

Наконец-то я поддалась беспокойству, грызущему меня.

Черт, почему этот кошмар так сильно меня беспокоит?

Он мужчина, который забрал мою жизнь.

Не отдавая себе отчета иду к двери думая, что она заперта. Но она тут же открывается.

— О! Они забыли меня запереть? — Выйдя, я тихо, почти как вор, двигаюсь по коридору, вспоминая слова Виктора о его комнате для встреч. — Может, он там, работает? Или, может, занимается делами мафии…

Коридоры кажутся бесконечными, утыканными дверями, скрывающими секреты и истории, о которых я могу только догадываться.

Замечаю голоса служанок внизу, приближаясь к комнате, дверь которой слегка приоткрыта, и из нее льется свет. Подойдя к ней, я замираю при звуке голоса Ксении, напряженного и низкого, едва сдерживаемого разочарования.

— Что за хрень там произошла, Игорь? — кричит она в трубку.

Шаги предательски тянут к двери.

Логика кричит, что нужно отступить, не лезть в дела мафии. И все же я здесь, любопытство превозмогает мою осторожность.

— Что значит, вы попали в засаду? — голос Ксении прорезает тишину, резкий и требовательный.

Я подхожу ближе, стараясь не попадаться на глаза, задерживаю дыхание, словно это может сделать меня невидимкой. Выглядывая из-за угла, я вижу Ксению во всей красе.

Она там, в самом сердце темного, отделанного деревом кабинета Виктора, на столе — хаос в виде бумаг и папок. Ксения склонилась над ними, очки надвинуты на нос, телефон крепко зажат. В воздухе пахнет старыми книгами и чем-то… более насыщенным, темным.

Я едва дышу, наблюдая за тем, как Ксения разговаривает по телефону.

Она начинает расхаживать взад-вперед, ее рука сжимает телефон так крепко, что белеют костяшки пальцев. Время от времени она останавливается, пощипывает переносицу, как будто борется с головной болью или пытается втиснуть плохие новости во что-то приемлемое.

С долгим медленным вздохом она задает следующий вопрос, который отвечает на каждый кусочек ужаса из моего кошмара.

— Скажи, Виктор мертв?