Вау. Что?

Мой рот приоткрывается, и вся затаенная злость на секунду исчезает, когда я вижу перед собой комнату, которая кажется шагом назад во времени. Стены заставлены полками с книгами, корешки которых представляют собой калейдоскоп выцветших цветов и золотых надписей.

Я чувствую мускусный аромат старой бумаги и кожи, смешанный с нотками сигарного дыма, затянувшегося на заднем плане.

Ммм, этот аромат старых книг просто потрясающий.

Перестань! Лаура, помни, тебя похитили!

Босые ноги утопают в ковре, словно наступая на облако — слишком причудливо для сцены похищения, как по мне. В комнате от пола до потолка стоят полки с книгами. Некоторые из них старые, корешки потрескались и износились, другие выглядят новее. В дальнем конце стоит большой письменный стол, больше похожий на центральный элемент, чем на предмет мебели.

Я испытываю странную смесь благоговения и паники. Как будто попадаю в чей-то личный мир, место, где принимаются важные решения. Тишина густая, нарушаемая лишь тихим звуком моего собственного дыхания.

Осторожными шагами, я оглядываюсь по сторонам.

— Ауу? — шепчу я.

Оглянувшись через плечо, жду, что какая-нибудь затаившаяся фигура выпрыгнет на меня. Вздохнув, делаю еще несколько шагов. Я не могу не читать названия книг на полках.

И тут мой взгляд падает на книгу с названием «Истории Геродота». Я достаю ее с полки, и мои руки дрожат, когда понимаю, что держу.

— Не может быть! Первое издание?

Это не просто старая книга, это кусок истории, который, возможно, стоит больше, чем вся моя квартира.

— Это безумие, — бормочу, проводя пальцами по древним страницам.

Сразу же рядом с книгой замечаю «Утраченные хроники Александра Македонского», и сердце подскакивает.

— Вы, наверное, шутите, — говорю я, аккуратно вытаскивая книгу. Вес в моих руках — ощущается так, как будто держу сокровище.

— За такую книгу коллекционеры готовы продать душу, — голос становится тихим, благоговейным, когда осознаю редкость того, к чему прикасаюсь.

Я оглядываю комнату, все еще сжимая в руках книги.

Чтоб меня! Эта комната — рай для книжного ботаника, а я в ней заперта.

— Из всех мест, где можно оказаться, — нервно усмехаюсь я, — личная библиотека миллиардера — не самое худшее.

Я чувствую смесь ужаса и восторга.

Отлично! Я все еще могу пошутить в разгар кризиса.

Осторожно кладу книги на место, пальцы задерживаются на корешке.

— Не могу поверить, что вижу это своими глазами.

Мое сердце все еще колотится, и не только от страха, но и от волнения, вызванного тем, что меня окружают такие бесценные артефакты.

— Эта комната, должно быть, стоит целое состояние, — шепчу, чувствуя, как меня охватывает неверие.

Глубоко вздохнув, пытаюсь успокоить свое бешено колотящееся сердце.

Так, Лаура, соберись. Ты в логове похитителей, а не на книжной ярмарке.

Испугавшись внезапного щелчка в жуткой тишине, я отшатываюсь. Мое сердце колотится достаточно громко, чтобы заглушить тишину.

— Что за…? — вырывается прежде, чем успеваю остановиться. Я закрываю рот рукой, сдерживая крик. И тут до меня доносится безошибочный запах сигарного дыма. Кто-то курит сигару в этой комнате! Меня охватывает паника.

А что, если он вызовет пожар…?

Затем, движимые смесью страха и любопытства, мои ноги начинают двигаться.

Я оказываюсь в дальнем конце комнаты, стою перед роскошным столом и креслом, в котором сидит королевская особа. Солнечный свет просачивается сквозь тяжелые бархатные портьеры, отбрасывая драматическое, почти кинематографическое сияние. Такое можно увидеть в старых фильмах о Дракуле.

— Кто тут? — голос — просто шепот, затерянный в величии комнаты.

Из кресла доносится легкое движение, едва заметный сдвиг.

В следующее мгновение мерцающий огонек сигары подсвечивает лицо, скрытое в тени. Мои глаза встречаются с его — теми самыми пронзительными серыми глазами, которые я видела раньше.

Я задыхаюсь, застыв на месте.

Ни за что, черт возьми.

Затем, нарушив напряженную тишину, глубокий, знакомый и нервирующе спокойный голос произносит: — Привет, горячая штучка. Ты не послушалась, да? Я говорил тебе ждать меня в отеле, но ты сбежала.

Черт.

Она сводит меня с ума.

Солнечный свет, проникающий из-за моей спины, превращает ее шелковую сорочку в чертов рентген, демонстрируя каждый изгиб. Кожа сияет на фоне этого сурового белого цвета, что мешает сосредоточиться на чем-то еще.

Чертовски здорово.

Потому что она заставляет мой член дергаться и пульсировать от желания.

Все, о чем могу думать это — как трахаю ее на этом старинном столе. Я представляю, как грубо схвачу и брошу на стол, как буду безжалостно дразнить ее сладкую розовую пизду и смотреть, как она корчится подо мной от нужды. И когда будет умолять меня о члене, я дам ей его жестко и резко. Услышу, как она выкрикивает мое имя.

Блядь! Как ей удалось так меня заманить?

— Ты? — она в шоке, глаза округлились, пока осматривает комнату, книги, а затем меня.

— Да, — киваю, наблюдая за тем, как в глазах Лауры зарождается буря.

Так, очень интересно.

Затем, как вспышка, она подходит ко мне, наклоняясь через стол, ее лицо чертовски великолепно. Глаза пылают яростью, которую невозможно забыть.

— Что с тобой не так?! — Она не просто злится, она в ярости.

Я небрежно гашу сигару, но не успеваю стряхнуть пепел, как со стола летит книга, направляясь прямо мне в лицо. Рефлексы срабатывают, и я ловлю ее… с трудом.

Черт, она с характером.

— Ты… ты думаешь, это смешно? — ее голос срывается, захлебываясь на середине — она сдерживает слезы, чтобы они не потекли по лицу.

Блядь. Она прекрасна, когда злится.

Я выгибаю бровь.

— Ну… немного, — не могу удержаться от откровенности.

Ярость сотрясает ее.

— Ты похитил меня! Ты… ты…

— Да, это был я, — наблюдая за ней, завороженно слежу за тем, как она распаляется. Это как наблюдать за бурей вблизи.

Она прикусывает губу так сильно, что я вижу красное. Это не фигура речи, это настоящая кровь. Нервная привычка или нет, но во мне проносится прилив чего-то, чему я не могу дать название.

Поднявшись со своего места, приближаюсь к ней, мои движения обдуманны и отбрасывают тень прямо на нее.

Она застывает, глядя на меня. Я вижу, как ее охватывает паника.

— Расслабься, причинять тебе боль не входит в мои планы, котенок, — четко заявляю я.

Беспокойство Лауры имеет смысл, но она именно та, кто мне нужен для этого.

Ее плечи опускаются, поникая, но глаза остаются зоркими, следящими за мной как ястреб.

Черт, я никогда не жаждал ничего так сильно, как сейчас. Костяшки пальцев побелели от напряжения, желание запульсировало в моих венах, как лихорадка.

— У тебя кровь, — нежно, но твердо беру ее за подбородок, чтобы убедиться, что она смотрит прямо на меня. В этот момент, перед тем как поцеловать, я практически слышу, как колотится ее сердце. И тогда целую. Поцелуй мягкий, но в нем чувствуется вкус крови. Ее крови. И, черт возьми, если это не разжигает во мне огонь.

Она не отталкивает меня.

Вместо этого — нерешительность, словно она борется сама с собой за свои чувства.

Этот поцелуй должен был показать ей, что я главный, но ее вкус, этот намек на кровь выбивают меня из колеи.

И тут, когда уже готов углубить поцелуй, чтобы по-настоящему заявить о себе, она, черт возьми, кусает меня. Сильно.

Я отшатываюсь, скорее от неожиданности, чем от боли. Высовываю язык, пробуя на вкус собственную кровь.

Глаза Лауры расширены, грудь вздымается. Похоже, она не может поверить в то, что только что сделала.

Я тоже не могу.

Медленная злая ухмылка расползается по моему лицу.

— Так-так. Похоже, у котенка есть когти.

Она смотрит на меня вызывающе, даже сейчас.