Я чуть не фыркнула, но это больше похоже на подавленный всхлип.

— Час назад?

Он вздыхает, явно пытаясь сохранить терпение.

— Мы реагируем, как только нас предупреждают. В подобных ситуациях никогда не бывает достаточно быстро.

Мои руки летят ко рту, прижимаясь к губам, пока пытаюсь удержать рыдания внутри. Тяжесть момента давит, угрожая раздавить меня.

Его поза расслабляется.

— Я бы хотел, чтобы мы могли сделать больше.

Дрожа, достаю телефон из глубин сумки, почти инстинктивно желая набрать номер Дэвида. Это сила привычки, то, что ты делаешь, когда находишься с кем-то так долго, как мы. Мой большой палец замирает над его именем. И тут я вспоминаю о нелепой записке.

«Прости, Лаура.»

Прости? Ты извиняешься?!

Ты сбежал с Полли Покет, опустошил наш банковский счет, а все, что я получила, — это стикер?!

Я представляю себе тот квадратный желтый листок бумаги — он так нелепо торчал у нашей обувной полки, что мне потребовалось несколько часов, чтобы найти его среди хаоса, который он оставил после себя. О, и последовавшее за этим восхитительное осознание: опустевший банковский счет, пропавшие сбережения — девяносто девять процентов из них заработаны моим собственным потом.

Он и моя двадцатилетняя помощница Полли, месяцами наслаждались обществом друг друга за моей спиной, а я ничего не подозревала. Малышка Полли, с которой я нянчилась, которая не могла отличить отчет о прибылях и убытках от списка продуктов, тоже предала меня, прибрав к рукам деньги в книжном магазине, прежде чем сбежать с моим мужем.

Как, черт возьми, я это пропустила?

При воспоминании об этом у меня закипает кровь. Лицо Дэвида в день нашей свадьбы, обещающее вечность. Потом эти отстраненные глаза.

Может, это была не ложь. Может, это были лишь прелюдии к той проклятой записке.

Как свежая пощечина, напоминающая мне о том, как меня называли «наивной» и «невежественной», особенно мой отец. У папы был день на славу.

— Ты заслужила, Лаура, — почти слышу его усмешку. — Всегда всем доверяешь, думаешь, что мир — это какая-то чертова сказка. Ты никогда не слушала, никогда не училась. — Он всегда быстро указывал на мои промахи, каждую оплошность, каждый неверный шаг. — Твоя непредусмотрительность поражает, Лаура. — Когда Дэвид исчез с нашими сбережениями, отец мог сказать только одно: — Типично, довериться змее, а потом изобразить шок, когда она укусит? Это на твоей совести, — обвинительный тон, снисходительная ухмылка… всегда одно и то же.

Одно дело — боль от предательства Дэвида, но необходимость сообщать об этом в полицию — это отдельный круг ада. Неловко было сидеть и рассказывать о своей наивности, наблюдая, как в глазах офицера даже не мелькнуло удивление.

— Еще один случай бегства супруга, — бормотал он, делая пометки, заставляя меня чувствовать себя еще одной статистикой, и еще одной глупой женой, брошенной на произвол судьбы. Но что поразило меня больше всего? Равнодушие офицера отражало реакцию отца.

Еще один день, еще одна ошибка Лауры.

Вздохнув, я задумалась о том, во что превратилась моя жизнь, и решила, что разговор с Сереной — это то, что доктор прописал. Я прокручиваю страницу с именами контактов, и, несмотря на хаос, улыбка растягивает уголки моих губ.

Вот оно: «Готическая богиня Серена». Моя лучшая подруга, эмоциональный якорь и исключительная писательница паранормальных романов.

Серена всегда знает, как вплести немного волшебства в самые мрачные истории, как в своих произведениях, так и в реальной жизни.

Просто увидев ее номер, прослезилась еще больше.

Я тут же понимаю, что у меня уже два пропущенных звонка и кладбище непрочитанных сообщений, в основном заполненных ее бреднями о любовном треугольнике вампира и ведьмы, который она затеяла. Еще со времен колледжа она была увлечена своими потусторонними историями. Я вспоминаю те поздние ночные мозговые штурмы, когда предлагала темные, парные романтические сцены, а она смеялась, ее кудрявые волосы подпрыгивали, пока она печатала. Джеймс, ее подельник со времен учебы в университете, был где-то на заднем плане, погруженный в свою политическую шпионскую драму.

Но сейчас она не берет трубку.

Думаю, тогда отправлю ей сообщение. Печатать оказалось… труднее, чем ожидалось. Мои пальцы на мгновение замирают, а потом я начинаю, и каждое слово как камень с души.

Лаура: Эй, Серена… Магазин исчез. Сгорел в стиле тостов. Не помешала бы… встреча, где мы едим слишком много мороженого, плачем над дрянными ромкомами и пукаем без осуждения. Пожалуйста.

После того как нажимаю кнопку — отправить, меня охватывает беспокойство.

Теперь дело не только в огне.

Образуется небольшая толпа. Уже почти 5:30 утра. И тут краем глаза я замечаю фигуру, выделяющуюся из толпы. Высокая, внушительная фигура стоит вдалеке. Туман и дым вьются вокруг него, окутывая аурой угрозы. Он поворачивает голову, как бы сканируя зрителей, и у меня сводит желудок. На долю секунды наши взгляды встречаются. Этот взгляд. Холодный, расчетливый, как у хищника, заметившего раненую добычу.

Он прищуривается, не выдавая ничего и в то же время все.

И так же быстро, как холод от его взгляда проникает в меня, он поворачивается и исчезает в темном переулке.

Вот так просто он исчез.

Глава 3

Лаура

Провожу руками по усталым глазам, когда меня одолевает сильный зевок.

Солнечный свет пробивается сквозь дымку, открывая взору почерневшие руины того, что когда-то было «Томпсон Тейлз» на Пятой авеню. Усталость застилает глаза, и каждый мускул в теле болит от изнеможения, которое не просто физическое.

Боже, я выгляжу как бездомный на помойке — вполне подходяще, учитывая обстоятельства.

Щурюсь от слепящего света, разглядывая искореженный металл, обгоревшее дерево и запах… Этот резкий запах гари.

— Это было мое будущее, — бормочу, как будто от того, что произнесу это вслух, что-то изменится.

Пожарный, который все еще заканчивает работу, бросает взгляд в мою сторону, а затем быстро отводит глаза.

Жалость?

Да, не нужно. В моем инвентаре полно таких запасов.

Я беру свой кофе, холодный и горький, как и моя жизнь в данный момент.

Внезапно стакан соскальзывает, выплескивая содержимое на меня.

— Отлично, просто отлично! — огрызаюсь, укус жидкости — отличная метафора моего везения. Отбрасываю пустой стакан в сторону, потирая пятно, как будто могу стереть этот казус вместе с чередой невезений.

— Конечно, — гримасничаю я. Черт возьми, это подводит итог дня. — Почему бы не добавить сюда пятна от кофе?

Решив, что необходимо поближе рассмотреть тлеющии последствия моего «будущего», я направляюсь к входу. Заметив пожарного, беседующего со своей командой, делаю глубокий вдох и прерываю его.

— Можно войти? — голос дрожит, в горле поднимается тошнота.

Он поворачивается ко мне, оценивая выражение отчаяния на моем лице. Спустя, как мне кажется, целую вечность, отвечает: — Вы владелица?

Я киваю, сглатывая.

Протискиваясь сквозь дымку и усталость, жду его ответа. Этот парень с суровым выражением лица словно сошел с плаката боевика — закаленный огнем, глаза пронзительные.

Он окидывает меня взглядом, слишком долго задерживаясь на злополучном кофейном пятне, расплывшемся по-дерзкому принту моей футболки: «соблазняй меня абзацами, дразни меня прозой». О, и давайте не будем забывать о модном провале на юге — неподходящих шлепанцах.

Великолепно.

Его грубоватый ответ прорывается сквозь мои внутренние переживания: — Можете пойти со мной, только ничего не трогайте. Я все еще разбираюсь в этом бардаке.

Как только переступаю порог, атмосфера меняется. Звуки странно перекликаются — вода капает, балки стонут в знак протеста, слышен отдаленный гул полицейских радиостанций. Тени играют, превращая разрушенные части магазина в гротескные фигуры.

Пробираясь на цыпочках, я добираюсь до того, что когда-то было ярким проходом для романтиков. Эти истории, наполненные жаркими взглядами и украденными поцелуями, теперь сгорели дотла. Издалека кто-то кричит: — С этой стороны чисто! И я вижу, как мимо проходит пожарный и кивает мне. Я воспринимаю это как знак, что можно пройти