— Знаете, — обращаюсь к суровому герою боевиков, — не ожидала я, что мой день начнется именно так. — Я сдерживаю слезы, которые вот-вот покатятся по щекам.

Он кивает, в его глазах появляется понимание.

— Мы делаем все возможное, чтобы справиться с ситуацией. Но я должен сказать, что, учитывая обстоятельства, вы справляетесь с этим удивительно хорошо.

Я издаю сардонический смешок: — Что я могу сказать? Думаю, я просто пытаюсь держать себя в руках.

Он обводит взглядом обугленные остатки магазина: — Это тяжело, особенно когда речь идет о чем-то близком твоему сердцу. Мы видим это часто, но легче от этого не становится.

Вздохнув, я признаю: — Это больше, чем просто магазин. Это воспоминания, история… моя жизнь!

В его глазах появилась неожиданная мягкость.

— Если уж на то пошло, мне очень жаль.

Прежде чем успеваю ответить, по рации раздается треск, привлекая его внимание: — Понял, — отвечает он, бросая на меня последний оценивающий взгляд, прежде чем вернуться к своей команде. Я остаюсь среди руин.

При взгляде на то, что осталось от стены, мелькают воспоминания. Там когда-то стояли деревянные полки и тот самый старинный стол. О, этот стол. Дедушка с гордостью купил его на блошином рынке в Бруклине, когда открытие магазина было просто дикой идеей. Похоже, «винтаж» не был огнеупорным. Кто бы мог подумать?

Это был любимый уголок миссис Андерсон, где ее верными спутниками были последняя книга о тайнах и чашка чая. Она погружалась в истории, проживая их так же ярко, как и заваренный рядом чай.

Теперь пожарные — главные герои этой трагической пьесы, перемещающиеся по тому, что осталось от наследия моей семьи. Я оглядываюсь по сторонам: да, ничего хорошего. Слышны разговоры офицеров, звуки раций и шаги пожарных, которые занимаются… делами, я полагаю.

Смеюсь.

Не потому, что это смешно, а потому, что или смейся или плачь. Это место, наполненное историями и мечтами, превратилось в место, где офицеры теперь ищут улики, а не дети собираются на час рассказов.

И запах, Боже, запах.

Обгоревшие страницы и мокрая древесина — пародия на старый и уютный аромат любимых книг и древней пыли, который встречал меня каждый день.

Это просто неправильно, все это.

Я чувствую себя так, будто попала в плохую шутку, в которой все, что мне дорого, стало ударной линией. Это трагично, саркастично и по-нью-йоркски одновременно.

Задерживаю дыхание.

Грубые остатки подо мной врезаются в мою кожу, остро, болезненно, иронично напоминая о каждой утраченной возможности, которая когда-то жила здесь. Это не просто здание, которое лежит в руинах; это воспоминания, наследие, моя проклятая жизнь.

В этот момент, сразу после катастрофы, когда все вокруг слишком громко и в то же время жутко тихо, вой сирен, бормотание прохожих — все становится приглушенным фоном для хаотичной симфонии, звучащей в моей голове.

Мысли типа:

— Почему я не обновила пожарную систему?

— Этот магазин был наследием семьи.

— Как мне рассказать об этом папе, не попав в немилость?

— Мне нужен такой крепкий напиток, который, возможно, усыпит меня на миллион лет.

Хруст мусора под ботинками вырывает меня из бушующей бури мыслей.

Шаги.

Я поворачиваюсь, ожидая, что это он, но вместо него пожарный, с усталым видом человека, который видел слишком много, но должен продолжать.

Перестань, Лаура. Прошло уже два месяца. Мужчина ушел, и желание не затащит его в эту дверь.

— Мисс…? — он замолчал, проверяя свой планшет.

— Томпсон. Лаура Энн Томпсон, — добавляю я, и его глаза окидывают руины, молчаливо подсчитывая степень отчаяния.

— Мисс Томпсон, мы подозреваем, что пожар начался в кладовой, — продолжает он, бросая взгляд в сторону темной, покрытой пеплом комнаты, где я обычно тайком перекусывала в часы затишья. — Наше предварительное расследование показывает, что причиной пожара могла стать неисправность электропроводки. Мы нашли неисправную проводку, довольно древнюю, проходящую через все помещение.

Значит, дело не в призраках старых авторов или в обиде на конкурирующий книжный магазин. Это было нечто обыденное — обветшавшие провода решили высечь искру.

Он еще раз оглядывается по сторонам, прежде чем встретиться со мной взглядом.

— Мы продолжаем расследование, но вы, возможно, захотите связаться со своей страховой компанией. Сообщите им первые результаты; это ускорит процесс рассмотрения претензий.

Его слова звенят в моей голове как мелочь.

Страхование. Претензии. Папа.

Мой язык кажется тяжелым во рту.

— Спасибо… офицер…?

— Беннетт. Пожарный Беннетт, — отвечает он, кивая.

Я слабо улыбаюсь, пытаясь сохранить самообладание.

— Спасибо, Беннетт, я ценю ваши усилия.

Кажется, он чувствует мою внутреннюю борьбу.

— Пожары разрушительны, мисс Томпсон, но они также могут проложить путь к новым начинаниям. «Томпсон Тейлз» на Пятой авеню может восстать из пепла, став сильнее.

Его слова должны утешить меня, но все, о чем я могу думать, — это предстоящий звонок отцу, танец разочарования и обвинения.

— Да, — отвечаю, пытаясь привнести в свой голос немного оптимизма, — феникс, верно? Восстает из пепла и все такое.

Беннетт улыбается, и это не доходит до его глаз, наполненных мрачным пониманием о потерянных вещах и сражениях.

— Именно так. Берегите себя, мисс Томпсон. Если будут вопросы, не стесняйтесь, обращайтесь.

Черт, мне нужен свежий воздух.

Выхожу из своего обугленного магазина и вижу, как прохожие с телефонами наперевес делают фото и снимают видео.

Отлично, именно то, что мне нужно, — момент для папарацци, о котором я никогда не просила. Потому что, видимо, недостаточно, чтобы твоя жизнь превратилась в дым, нужно, чтобы она стала еще и вирусной. Поговорим о том, как опуститься на самое дно вместе с аудиторией.

Отлично, Лаура, и что теперь?

Грызу ногти — нервный тик, от которого мне так и не удалось избавиться.

Папа узнает, а мысль о том, чтобы сообщить новости о магазине? Этого разговора я не жду с нетерпением.

Черт.

И тут мой взгляд цепляется за что-то другое. Элегантный темный седан, слишком роскошный для этой части города, неприметно стоит на противоположной стороне улицы… Он кричит о деньгах, выглядит так, будто свернул с Парк-авеню не туда и оказался в моем менее гламурном районе. Мой магазин находится здесь уже много лет, и я никогда не видела эту модель автомобиля, ни разу. Он расположен идеально, как будто у него место в первом ряду, к моей неудаче.

— Наслаждаешься видом? — с горечью шепчу себе под нос.

Как по команде, раздается щелчок. Кто-то выходит.

Но прежде чем успеваю встретиться лицом к лицу с таинственным владельцем машины, голос Серены прорезает туман.

— Лулу! Черт возьми, ты в порядке?

Повернувшись, я вижу, что ко мне спешит моя лучшая подруга Серена, ее яркие кудри подпрыгивают при каждом шаге. На лице — смесь озабоченности и шока.

— Серена, — шепчу я, слезы грозят пролиться. — Все… просто исчезло.

Она заключает меня в объятия, теплый защитный кокон от жестокости мира.

— У нас есть ты, Лулу. Боже мой. Слава Богу, ты в порядке.

Отстранившись, оглядываюсь на седан, но вижу лишь пустое место на парковке. Машины нет.

— Там был…? — начинаю я, неопределенно указывая на то место, где стоял седан.

Серена следит за моим взглядом, ее брови сходятся в замешательстве.

— О чем ты говоришь?

Нервный ком в моем животе нарастет.

— Ничего, просто… Не бери в голову.

Глава 4

Виктор

Клуб V.

Когда вхожу в клуб, мои шаги синхронизируются с биением сердца этого места. В конце концов, оно мое — каждое мягкое кресло, каждый отполированный бокал, каждая капля первоклассного спиртного с верхних полок. И, судя по всему, каждая женщина с хищным блеском в глазах. Большие люстры отбрасывают тусклый свет, заставляя сверкать золото и мрамор декора.