- Зарезали друг друга, - прошептала девица.
Глаза лихорадочно блестели. Боги и духи, ведет себя так, словно госпожа бусы или серьги ей подарила! И что могло вызвать столько восторга?
- Я-то думала, ты – бестолковая, - поведала наконец девица, когда Накато пересказала все подробности. – А ты вон как – ближе всех оказалась, все видела!
- Мне госпожа приказала узнать, в чем дело, - отозвалась Накато.
- Но ведь могла испугаться и убежать, - та пожала плечами. – А ты пошла! И смотрела, и все запомнила. Скажи, и тебе не было страшно? – она подалась вперед.
- Было, - выдавила девушка, понимая, что рабыня не может быть бесстрашной – это неправильно. – Я очень испугалась. Но ведь госпожа приказала мне, я не могла ослушаться. И уйти было нельзя – всем, кто там оказался рядом, приказали остаться. И отвечать на расспросы. Шаман, обо Бомани, и обо Фарадж – они оба спрашивали, кто что видел.
- Но ты говорила, что тебя не спрашивали!
- Меня не спрашивали. Зачем, я ведь ничего не знаю? Я пришла, потому что меня госпожа отправила. А расспрашивали парня из пастухов – он первым нашел их.
- О, - протянула служанка благоговейно. – Из пастухов? А как его зовут?
- Джикони, кажется, - отозвалась Накато, припомнив имя парнишки. – Ну да, Джикони!
- О, - повторила девица. – Значит, он первым нашел их! – взгляд сделался мечтательным. – Он, наверное, так испугался, когда увидел!
- Да, он и там, возле шатра, был такой испуганный, - подтвердила Накато. – Весь трясся, когда его расспрашивали.
- А я немного знаю этого Джикони! Пару раз даже разговаривала с ним, - служанка смущенно хихикнула.
- Значит, ты его можешь расспросить тоже.
- Глупая ты! – та метнула в Накато рассерженный взгляд. – Много ты понимаешь! Как это я пойду его расспрашивать? Сама подумай!
- Хорошо, как скажешь, - Накато кивнула.
Что имела в виду девица – она не поняла. Что той мешало расспросить пастуха? Ладно, что за разница – что там у нее в мыслях!
- Расскажи, - девица снова схватила ее за руку. – А ты ведь и раньше видела мертвых?
- Что? – удивилась Накато.
Нет, решительно – что-то с этой девицей не так! Что она такое расспрашивает? На что ей мертвые?
- Ну, тебя ведь продали из горной деревни. И ты потом переходила из кочевья в кочевье – я слышала об этом. А когда ты оказалась с госпожой – тебя в кочевье захватили разбойники! Они ведь напали, и с ними сражались. Ты ведь видела убитых, верно?
- Видела, - недоуменно подтвердила Накато, хмуря лоб. – Но зачем тебе они?
- Расскажи! Как это.
- Ну, - она замялась – решительно не могла сообразить, к чему клонит служанка. И что хочет услышать. – Была ночь, я спала. И все кругом тоже спали. И вдруг начался шум. Крик, грохот, беготня. Потом вспыхнул огонь, - она примолкла.
Как бы она рассказывала о таком, случись подобный налет на ее кочевье?
- Я сначала ничего не поняла. Спала в загоне для зубров с остальными. Они подскочили, стали метаться, я вышла из загона. Все бегали, кричали, и горели факелы. А потом стали загораться шатры…
- А люди? Они тоже, наверное, попадали в пламя. А в других попадали стрелы?
Накато несколько мгновений глядела ей в лицо, силясь понять – что находится в мыслях у этой женщины. Лицо выражало только острое, жадное любопытство.
- Откуда в тебе столько кровожадности? – выговорила она наконец.
Лицо второй служанки вытянулось. Словно на голову ей внезапно опрокинули котел с холодной водой. На несколько мгновений взгляд отразил обиду и растерянность. А потом черты исказила пренебрежительная гримаса.
- А в тебе-то откуда столько малахольности?! – шикнула она с раздражением.
Накато моргнула.
- Я не хотела тебя обидеть, - проговорила она, сообразив, что хватила через край – и безо всякой надобности. – Я бы хотела подружиться с тобой…
- Ты видела бы сейчас свою физиономию, - фыркнула та. – Грустная-грустная, как дряхлый зубр-кастрат.
- Пойду скажу, чтоб молока подогрели, - Накато вздохнула. – Госпожа скоро наверняка проснется. А она любит, чтоб молоко подогретое было с медом. И не любит ждать.
- Вот и иди, - бросила девица ей вслед и нырнула снова под полог шатра.
*** ***
Среди ночи разбудил неясный шум.
Накато распахнула глаза, таращась во мрак, туда, где едва заметно проступали очертания купола шатра. Вслушалась.
Снаружи что-то происходило. И это что-то внушало смутную тревогу. На налет не похоже. Так к чему же такая суета, беготня и крики в ночи? А в том, что снаружи царит глухая ночь, Накато не сомневалась.
Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, что именно ее разбудило.
Кажется, она услышала крик. Даже не крик – вопль. Надсадный, полный ярости и боли. Кто мог так вопить?
Хвала богам – Рамла, кажется, спала. Не услышала. А то бы уже подскочила, принялась метаться. Ее бы услала глядеть, что стряслось.
Хотя Накато и сама не прочь была выбраться да узнать, что же происходит. Тревожно было лежать, таращась в темноту, и не зная, чего ждать. Может, таки выйти потихонечку? А проснется Рамла да начнет расспрашивать – сказать, как есть: разбудил шум снаружи, вышла поглядеть. Мало ли! Она уже хотела подняться.
- Лежи! – вздрогнула, когда на нее шикнула Рамла.
- Госпожа? – пролепетала девушка.
- Лежи, я сказала, - та зашипела, словно змея. – Не вздумай никуда тащиться и оставлять меня здесь одну! Сюда иди, - раздался отчетливый хлопок.
Словно шхарт шлепнула ладонью по покрывалу рядом с собой.
Делать нечего – пришлось идти и усаживаться рядом с ней на край ложа. Рамла вцепилась в ее руку. Что ее так напугало-то? Поведение ведуньи заставило Накато встревожиться еще больше.
- Что-то случилось, госпожа? – осмелилась она спросить.
- А я почем знаю! – тут же вспузырилась та. – Я только что проснулась, и сижу в шатре! Как и ты.
- Госпожа, хочешь, я схожу и узнаю – что там такое?
- Сиди! – Рамла даже по спине ее больно стукнула кулачком. – Ты уйдешь и пропадешь, как в тот раз. А я – сиди здесь и терзайся от страха!
Накато открыла было рот – и захлопнула. Что-то ведунью тревожило, вот только – что именно, она сказать не могла. Или не желала. Так Накато и сама ощущала разлившуюся в воздухе тревогу! Она потому и хотела выйти наружу, чтобы узнать – что ее разбудило.
Но не получится, пока Рамла не заснет. Или пока утро не наступит.
Время тянулось медленно, муторно. Ведунья не спала – сидела, блестя тревожно глазами в темноте. Накато сидела на краешке ложа, скрючившись. Ни выйти и узнать, что стряслось, ни прилечь да заснуть. Изредка она задремывала, клевала носом и тут же вскидывалась. Рамла в такие моменты зло шикала на нее.
Снаружи, как назло, все стихло. Можно было бы подумать, что шум и суета почудились.
Девушка сама себе не поверила, когда услышала, как просыпаются снаружи животные, как начинают понемногу шевелиться, вздыхая. Вот проснулся кто-то из рабов – послышались первые шаги, шорох.
Боги и духи, неужто тягостное ожидание закончилось!
Точнее – совсем скоро закончится. Когда появится вторая служанка, а Рамла вспомнит, что пора умываться, причесываться и завтракать. Тогда она наконец сможет выйти из шатра. Возможно – удастся улизнуть ненадолго, а возможно – услышать из разговоров, что стряслось нынешней ночью.
Шум всполошил немалую часть кочевья. Не может быть, чтобы совсем не было об этом разговоров.
Только дождаться.
И все-таки – откуда у нее такое дурное предчувствие? И сердце ни с того ни с сего вдруг начинает колотиться быстрее, чем обычно. И в животе скручивается противный комок. И нет никаких сил усидеть на месте…
*** ***
- И он лежит – безжизненный и неподвижный, - рассказывала взбудораженная девица, размахивая руками.