Что его так развеселило? Накато недоумевала бы – если б у нее было больше сил.

Веселость шамана прошла так же внезапно, как и началась.

- Мерзко, что пришлось дать тебе противоядие, - проговорил Бомани. – Но без него велик был риск, - он помолчал. – А чего можно было бы ждать в таком случае – я не знаю. Друзьями мы никогда не были.

О чем это он? Бессмыслица какая-то бессвязная.

Но… он дал ей противоядие – для чего? Да, она надышалась дыма. И ей до сих пор дурно. Но он, как оказалось, сумел изготовить противоядие и даже напоил им ее.

Если он понял, что она хотела его отравить, изгнать его душу из тела. Для чего ему помогать ей?! Тем более, что он явно намерен добиваться для нее сурового наказания. Как назло, мысли путались.

Наверное, чтобы она не ускользнула в мир духов.

А может, чтобы расспросить как следует. Хотя – он ведь сам сказал, что знает, ради чего она все затеяла! Наверняка лукавил.

В любом случае, сделать она сейчас ничего не может. Но она жива. И у нее есть какое-то время. Правда, времени этого слишком мало. Едва ли шаман даст ей возможность как следует отлежаться. Остается только ждать. Беспомощно. И надеяться, что Амади вспомнит о своей кукле – и как-то ей поможет.

А может, Таонга объявится. Последняя мысль грела слабой надеждой.

Должен ведь он понимать, что что-то пошло не так! Он ждал ее действий. И уж наверняка сейчас знает о ее плачевном состоянии.

Хотя все ли в порядке с ним самим?

Ведь, если Бомани, знает, зачем она сделала то, что сделала… он знает о Таонга! Боги и духи, как она сразу не подумала об этом? Шаман ведь сам ясно сказал ей. Должно быть, от слабости после дыма лепестков она совсем скверно стала соображать.

Накато застонала от бессилия.

Ответа не последовало. Прислушавшись, она поняла – осталась одна.

Он, должно быть, ушел – а она и не заметила. Слишком плохо ей было. К тому же мысли застряли на попытках понять, что он хотел сказать последними словами.

Никогда не были друзьями… с Таонга! – ударило ее.

Бомани никогда не был другом Таонга. Да и Таонга высказался не самым лестным образом о своем преемнике. Вот только к чему он это сказал?

Как же болит голова! Накато попыталась хотя бы перекатиться набок. Тело не слушалось, напоминало тюк размокшего сена.

Кое-как она, кряхтя, перевалилась. И замерла, пережидая накатившую волну дурноты.

Боги и духи, что же ей делать! Она совершенно не представляла, чего ожидать от взбешенного Бомани. И не представляла, что сумеет предпринять в таком состоянии.

Прислушалась к звукам снаружи. Времени, похоже, прошло не так-то много. За пологом шатра слышались голоса, топот, звуки суеты. Вечерняя беготня – пирующие выспались и скоро снова соберутся в просторных шатрах.

Бомани ушел – но зачем? Расскажет обо всем Фараджу?

Да, наверное. Вот только… что сделает Фарадж, узнав, что служанка пыталась отравить шамана, чтобы в его тело вернулся дух прежнего шамана, который погиб? И если Бомани знает о ее намерении вернуть Таонга – знает ли он, кто она такая? Знает ли об Амади…

Слишком много вопросов, ни одного ответа.

Накато попыталась приоткрыть глаза, однако веки слиплись намертво. Протереть глаза тоже не получалось. Ее и руки-то не слушались толком.

Все, что она могла – это лежать и ждать, сама не зная, чего. Время тянулось медленно и муторно. Девушка пыталась двигаться, ползти, переваливаясь. Однако все, чего добилась – свалилась с ложа на тощий ковер, прикрывающий стылую почву. И лежала там, мерзла, не в силах забраться назад.

Должно быть, она впала в забытье, и вздрогнула, услышав невесомые шаги.

- И куда же ты собралась ползти? – осведомился глумливо Бомани, склоняясь к ней.

Тяжелая рука легла на ее затылок. Несколько мгновений шаман посидел возле нее, потом поднялся и принялся возиться с корзинами. Что-то перебирал в них, что-то искал. На Накато внимания не обращал вовсе. Она прислушивалась напряженно – кажется, он был чем-то до крайности раздражен. Во всяком случае, если судить по резким движениям.

Дуновение воздуха – кто-то откинул полог шатра.

- Я принесла обед, господин, - одна из служанок! – О!

Накато сообразила, что девица увидела ее, валяющуюся возле ложа. Поднос поставили недалеко от нее – так, что она ощутила запах жареного мяса.

Это вызвало резкую тошноту. А еще невыносимо хотелось пить – горло совсем пересохло. Она лишь теперь это поняла. И губы высохли до твердой корки и слиплись – не разлепишь. Она судорожно втянула воздух, в горле запершило.

- Господин, - служанка снова подала голос. – Эта девица…

- Я предупредил господина Фараджа, - резко отозвался Бомани. – Иди! Ее оставь – пусть лежит.

- Такая тощая девка, - протянула служанка. – И страшная! Господин, а я могла бы, - в голосе ее появились томные интонации.

- Я сказал – иди, - резко оборвал шаман.

- А хочешь, я тебе разомну спину? – грозный тон на нее впечатления не произвел.

Она так бесстрашна? Накато, когда слышала такой тон, сжималась и старалась сделаться незаметнее. Когда с тобой так говорят, лучшее, что можно сделать – это поклониться лишний раз, сделать, что велят, и убраться скорее. Неужто девица так глупа?

- Господин, ты нынче так грозно сверкаешь глазами. Позволь мне…

Ее речь прервал звук затрещины. Девица испуганно вскрикнула и, судя по глухому звуку, шмякнулась наземь.

- Я сказал тебе идти, - рыкнул Бомани.

- Да, господин, - заскулила девица. – Как скажешь, господин. Прости меня!

Снова пахнуло прохладным воздухом. Выскочила.

- Тьфу, пропасть, - буркнул с досадой шаман. – Что Бомани здесь устроил! В этом шатре что, все девицы племени валялись?! С этого борова сталось бы!

Накато насторожила слух. Что это он такое сказал?

Бомани устроил что-то. Это он сам о себе? А еще – он что, сам не знает, кто в этом шатре валялся – он ведь хозяин этого шатра!

Догадка заставила похолодеть.

Дикая затея с изгнанием духа Бомани из его тела увенчалась успехом! И это – Таонга в теле прежнего шамана. До Накато вдруг дошло, что и резкие интонации в его голосе были ей знакомы – и свойственны они были именно Таонга. Не Бомани.

Девушка по-прежнему соображала скверно. Но раз мелькнувшая смутная догадка превратилась в твердую уверенность.

Да, это – Таонга. Иначе и быть не могло – потому что дух прежнего шамана должен был покинуть тело под действием дыма!

Опять же: кто такое видел, чтобы Бомани отказался от девицы, которая сама себя предложила?! И на поднос с едой он внимания не обратил – а Накато явственно ощущала разливавшийся аромат жареного мяса с травами.

Вот только…

Таонга бросил Накато валяться беспомощно, только напоил ее противоядием – по его словам. Почему он ей не помог? Почему разговаривал с ней с таким презрением и отвращением? Так пренебрежительно заявил, что ее на то, что она сделала, толкнула похоть.

А еще он смеялся над нею. Смеялся, когда понял, что она приняла его за Бомани!

Нет, может, ей кажется? У нее, должно быть, ум за разум зашел – голова-то по-прежнему разламывается, и так тошно и муторно!

Шаман все шарил по своим корзинам, что-то доставал оттуда. Наконец подошел к ней, уселся рядом.

- Значит, говоришь, не знаешь – чего добивается твой хозяин? – протянул он. – Что ж, попробуем спросить у него самого!

- Таонга, - выдавила Накато. – Это ведь ты!

- А сообразила. Разумеется, это я, - он ухватил грубо ее руку, принялся крутить во все стороны. – Печать сведена или невидима, - пробормотал, говоря, видимо, сам с собой. – Но я ж помню, где она была! Наверняка она должна быть там же, где я ее и видел.

Печать! Через нее можно дотянуться до Амади.

Помнится, магистр Энистан из башни колдунов сумел дотянуться до ее хозяина даже тогда, когда тот находился где-то между миром явленным и потусторонним, запертый и беспомощный. Дух колдуна находится тогда в кристалле. И обращение к печати не просто выдернуло его из заточения, но и заставило появиться во плоти в башне Ошакати.