И ей сделалось дурно. От погибшего шамана пахло сушеными травами и смолой, а не пищей с вином.
А уж когда нынешний хозяин шатра ухватил ее за руки, она вовсе перестала соображать, что делает. Спохватилась, получив увесистую затрещину.
Только тогда прекратила брыкаться и визжать. И с легким удивлением уставилась на него, не понимая, откуда на щеках взялись алые полосы. Шаман недоверчиво ее разглядывал, во взгляде горело бешенство.
Что ж, теперь он едва ли пожелает ее видеть в своем шатре!
Эта мысль неожиданно успокоила Накато. Фарадж, конечно, накажет ее за выходку. И Рамла будет в ярости. Сейчас-то Фараджа нет – она станет наказывать служанку. Зато не придется больше приходить сюда.
*** ***
- Ты сдурела! – визжала Рамла. – Как тебе такое в твою пустую голову пришло! – она, не сдержавшись, вцепилась скрюченными пальцами в волосы служанки, принялась трепать.
А волосы как раз отросли! Накато в первый раз за все время пожалела об этом. Боль оказалась такая, что на глазах выступили слезы. Она с трудом сдержалась, чтобы не отшвырнуть хозяйку. Само собой, она ждала, что ведунья будет разозлена. Но чтобы до такой степени?
- Еще и молчит, упертая дрянь! – выкрикнула шхарт, дергая изо всех сил.
- Ай! – вскрикнула Накато, до этого момента как-то подзабывшая, что битой рабыне положено скулить. – Как больно, госпожа! – здесь она душой не покривила. – Прошу тебя, сжалься, так больно!
- Больно тебе?! А чем ты думала, когда расцарапала лицо обо Бомани?
- Прости, госпожа, я сама не знаю, что на меня нашло! – заскулила Накато.
Тут она тоже сказала чистую правду: перед глазами у нее в тот момент потемнело от омерзения. Она сама не осознавала, что творит.
- Да понимаешь ли ты, что ты натворила?! – возопила Рамла, хотя волосы девушки все-таки выпустила, и та рухнула на колени, хватаясь обеими руками за голову.
Та болела и горела нещадно, лоб разламывался после грубого таскания за волосы.
- Таонга не пожелал иметь со мною дела – ты-то об этом знаешь, - тихим, звенящим от гнева голосом поведала ведунья. – И я хотела, чтобы Бомани проникся расположением ко мне! Отправила к нему тебя. А ты? – она схватилась за голову, принялась метаться по шатру. – Ты опозорила меня! Бомани никогда не станет мне доверять. Бомани скажет – Рамла отправила к нему порченую девицу, дикую и безумную!
Вот как! Это не новый шаман захотел, чтобы Накато пришла к нему. Это шхарт сама отправила к нему служанку. Вроде как в дар – чтобы заручиться его дружбой.
- Ты – негодная, неблагодарная тварь! – прихлопнула Рамла. – Я ведь доверилась тебе.
- Ты забыла сказать об этом мне, госпожа, - прошелестела Накато.
И сжалась, ожидая новой оплеухи или тычка. А может, хозяйка снова попытается оттаскать ее за волосы? Она, растопырив пальцы, прижала обе ладони к голове.
- Трусливая и дерзкая неумная бестолочь! – с беспомощной злостью заключила Рамла, с отвращением глядя на нее. – Может, отрезать тебе твои космы под корень, а?
- Отрежь, госпожа, - согласилась девушка. – Тогда ты не сможешь больше таскать меня за них.
- Тьфу ты, погань! – плюнула та с досадой.
Прекратив метаться, плюхнулась в подушки на ложе. Посидела, свалилась набок, обхватила себя руками.
- Тебе дурно, госпожа? – Накато подняла голову.
- Ты утомила меня, - отозвалась ведунья, тяжело дыша. – Укрой меня покрывалом и умолкни! Хочу спать, - она поерзала, укладываясь поудобнее. – И не вздумай никуда сунуться из шатра! Рядом сиди, - буркнула недовольно.
И прикрыла глаза. Н-да, не каждый день увидишь, чтобы Рамла свалилась от усталости. Должно быть, утомилась, таская служанку за волосы.
Спустя короткое время она мирно засопела – уснула. Накато, вздохнув с облегчением, принялась лихорадочно доедать пищу, оставшуюся на подносе. Покончив с остатками, решила унести все – чтобы госпожа, проснувшись, не разозлилась снова. Заодно, может, удастся перехватить еще чего-нибудь съестного. Не так-то она и наелась объедками от трапезы госпожи.
Та, конечно, запретила выходить. Но сейчас, едва заснув, она не проснется. И не узнает.
Она-то, выходит, хотела задобрить Бомани. А Накато ей все планы спутала.
Если бы еще Бомани не вызывал в ней такого отвращения! Кто знает, в чем причина – то ли в памяти о Таонга, хоть Рамла и утишила горечь от его гибели. То ли от того, что сам Бомани – на редкость противный и вздорный человек.
Накато, обернувшись на спящую госпожу, понесла поднос прочь. Надо выбросить кости и крошки, все помыть.
Нет уж, пускай Рамла придумывает другой способ подмазаться к новому шаману! На что ей оно только?
Накато задумалась. На востоке ведьмы редко получали расположение тех, кто обладал силой и властью. Их боялись. Если женщина выдавала чем-то, что у нее имеется дар – ее участь, чаще всего, оказывалась незавидна. Так что шхарт, получившая целый шатер со служанкой, вокруг которой пляшет чуть ли не все кочевье – это была невидаль!
Однако Накато понимала – миновала не одна декада. А у Рамлы не получалось толком сделать хоть что-то полезное.
Вероятно, потому она и злилась, и тревожилась о своей судьбе. Надоест Фараджу возиться с ней – и легкая жизнь закончится. А дар, проявившись несколько раз, словно уснул. И прежний шаман явно показывал, что не желает иметь дел с женщиной-ведуньей. С ведьмой.
Но неужели Таонга пытался принизить ее в глазах Фараджа?
А что. Он ведь был шаманом – ближайшим соратником главы кочевья. И имел почти такую же большую власть. А потом появилась Рамла – женщина-ведунья, купленная Фараджем на невольничьем рынке. Шхарт, без всяких заслуг вознесенная куда выше, чем многие в кочевье.
Возможно, в лице Бомани она пыталась найти поддержку?
Накато поерзала, устраиваясь удобнее сбоку от ложа. Вечер выдался утомительный, шумный. Глаза слипались.
Снова придется спать на тощем ковре: Рамла разозлилась, так что, если служанка положит голову на краешек одной из подушек – сочтет это наглостью. Снова примется вопить и колотить ее. Накато невольно вздохнула. Право слово, даже в загоне для скота, возле бока старой мамонтихи, было уютнее и теплее.
Она свернулась клубком, стараясь согреться. И сама не заметила, как уснула.
*** ***
- И что это за выходка? – устало осведомился Амади.
Во взгляде – ни капли злости. Только бесконечная усталость и непонимание. Накато упрямо опустила голову. В кои-то веки появился! Она уж и не чаяла увидеть его до конца зимы. А что она должна ему отвечать? Выходка! Только она не вещь, которой может пользоваться всякий, кто пожелает. Вернее – вещь, конечно. Вот только…
Что только – она и сама не знала. Просто понимала смутно, что не могла иначе. Колдун тяжело вздохнул.
- Послушай, ты продавала себя на улицах Ошакати, - снова заговорил он. – По доброй воле! Не спорю, ты просто нашла покровителя – тебя не покупали по нескольку раз за ночь. Тем не менее, там ты не кочевряжилась. Ты приняла, как должное, когда Фарадж привел тебя к шаману. Так что же теперь? – в голосе звучало искреннее недоумение.
- Прежнего шамана нет, - выдавила неохотно девушка – сомневалась, что он поймет и примет это объяснение. – Это не тот, понимаешь? Этот шаман – другой.
- И что – хочешь сказать, прежний был более ласков?
Да он насмехается!
Накато вгляделась в лицо хозяина. Да, он насмехается над нею, и не скрывает этого. Над ее горем, над ее тоской. Точнее – он представления не имеет ни о ее горе, ни о ее тоске.
- Прежний был более ласков, - безучастно отозвалась она.
Нет, не поймет! Ему плевать. Колдуну важно, чтобы его орудие исполняло послушно все, что велят. В другое время изумление на лице Амади вызвало бы у нее приступ веселости – но сейчас ей просто было… даже не тоскливо. Безразлично.