- Где Фарадж?! – вскинулась между тем ведунья.

- Он ушел, как только тебе стало лучше, госпожа, - прошелестела девушка. – Он сказал – возможно, тебе удастся поспать. В последнее время было много волнений, а теперь еще и твоя непонятная болезнь…

- Непонятная, - передразнила та. – Кто-то подсыпал мне яд в еду или питье!

- Госпожа, но ведь еду тебе приносила только я, - напомнила Накато.

Она сама не знала, зачем это говорит, зачем нарочно вызывает подозрения. Но не сумела отказать себе в том, чтобы не уколоть ведунью.Та лишь махнула рукой.

- На что тебе травить меня? Тебя сразу ушлют скот пасти! Не так-то ты глупа, как хочешь порой казаться.

- Что ты, госпожа, - Накато сделала вид, что испугалась – правда, без особенного старания. – Я тебя не травила.

- То-то и оно!

- Но я и в руки твою еду никому не давала. Тебе несла!

- Ну, и зачем ты мне это говоришь?! – вспылила Рамла. – Хочешь сказать – ничего не видела, потому что дальше своего носа не видишь?! И не знаешь, кто мог мне дурного желать? А я знаю – все они. Все эти девицы, что принадлежат Фараджу – они все меня ненавидят.

- Они бы побоялись, госпожа. Ведь господин будет в гневе!

- Только если узнает наверняка, которая из них пакостила, - глухо отозвалась ведунья.

- А ты можешь с помощью своего дара узнать это? – Накато с любопытством на нее уставилась.

- Да уж теперь не узнаешь. Знать, сорвалось все дело – мне дурно день было, а после все само прошло. И лекарка говорит – все хорошо, нет признаков яда.

- Может, это и не яд был? – робко предположила Накато. – Может, тебе просто дурно сделалось? Занемогла. Ты ведь постоянно в мире духов, - она смолкла, опустила взгляд.

- В мире духов, - протянула Рамла.

Погрузилась в молчание. Похоже, всерьез задумалась над словами служанки. Может, и забудет теперь про браслет.

Накато, конечно, хотелось поглядеть на расправу Рамлы над одной из заносчивых наложниц и служанок Фараджа. Но ведь та снова вспомнила бы про браслет. Глядишь, его и нашли бы – хоть это и казалось не слишком возможным. Накато хорошо его запрятала – там, где никому не придет в голову искать. Но ведь нелепых случайностей никто не отменял. Большинство неприятностей именно из-за таких случайностей обычно и происходит. Уж ей ли не знать?

Она украдкой кинула взгляд на смолкшую ведунью из-под отросших волос, упавших на лицо. И увидела, что та пристально на нее глядит.

Интересно, заметила? Накато вновь старательно вперила взгляд в собственные колени.

Она-то думала, ведунья вновь погрузилась в забытье! Или просто задумалась, как это с нею в последние декады часто бывало. Но нет – взгляд оставался ясным, внимательным. Даже слишком внимательным – давно девушка не видела, чтобы госпожа так пристально ее разглядывала.

- А браслет – у тебя, - заявила она внезапно.

Накато опешила на мгновение.

- Как так – у меня? – вырвалось недоуменное. – Откуда же он может быть у меня, если ты сама забрала его, госпожа? – заныла она, добавив голосу жалостливых интонаций.

- Да не иначе – стянула ты его, пока я мучилась, - протянула Рамла ехидно. – Только ошиблась ты! Не удастся тебе его носить. Ты ж себя этим сразу выдашь!

Девушка моргнула.

- Нет у меня браслета, госпожа, - проговорила она обиженно. – Как бы я посмела воровать!

Она-то посмела, само собой. Только носить свой браслет она в любом случае не собиралась. Нечего им глаза мозолить вздорной мстительной ведунье. Это ведь для нее не украшение, а память. Память о Таонга, который так внезапно и нелепо погиб – а она ничего не сумела поделать. Не уберегла – хотя могла бы. Достаточно было не уходить далеко от его шатра. Пусть бы себе злился – ему во время налета не до нее было.

Она не подумала – считала его сильным. А он погиб.

Нет, никому она не покажет этот браслет! Сама будет доставать изредка и глядеть. Вспоминать о том, что было у нее совсем недолго.

Рамла ухватила ее пальцами за подбородок, приподняла лицо. Вгляделась пристально. Что уж она там разглядела – а спустя какое-то время отпустила, ухмыльнулась.

- Вот увижу на тебе браслет – шкуру спущу, - посулила она. – Поняла меня?

- Поняла, госпожа, - Накато опустила голову. – А только нет у меня браслета!

- Ну, нет, так нет, - на удивление миролюбиво отозвалась ведунья. – Надеть ты его не сможешь, и ходить в нем напоказ не будешь! Так что зря воровала. И молчи – не зли меня своим тупым горским упрямством! – она взмахнула рукой. – Пошла вон из шатра, снаружи переночуешь нынче. Привыкла я, что по ночам никто не сопит под ухом, - прибавила с ухмылкой.

Только и оставалось поклониться молча и выбраться прочь. Придется сегодня спать под открытым небом. Только сбегать в загон для скота – соломы себе охапку притащить да какое-нибудь старое покрывало.

И ладно. Она не замерзнет – она родилась в этих степях. Ей не привыкать спать на голой земле. А уж теперь-то она еще и выносливее любого степняка.

Она тоже не особенно стремилась спать в душном шатре, с сопящей над ухом Рамлой. Все равно ей в качестве лежанки достается в лучшем случае кусочек пола возле ложа госпожи. Великая роскошь!

В нынешнюю ночь Накато спала, свернувшись клубком возле полога шатра.

А когда на следующую ночь Рамла снова выгнала ее наружу, подумала – и отправилась спать в загон для скота. Она, разумеется, не простынет. Но спать рядом с животными явно теплее, чем возле полога шатра, завернувшись в подстилку!

Оттуда ее никто не выгонял – она нарочно устроилась в стороне от места, где ночевали рабы, которые смотрели за животными.

Стадо кочевью Фараджа принадлежало огромное. Помимо мамонтов, имелись сотни голов зубров и не один десяток длинношеих единорогов-эласмотериев. И по зимнему времени все они спали, сбившись в кучу. Даже мамонты укладывались почти вплотную друг к другу, рядом с остальным стадом.

Рабы тоже укладывались вповалку – там, где спали самки зубров с подросшими за осень детенышами.

Накато пошла туда, где ни один здравомыслящий раб спать не улегся бы, даже рискуя замерзнуть морозной ночью – к мамонтам.

Эти животные славились спокойствием и миролюбием. Чтобы вывести из себя мамонта – следовало постараться. Однако они были слишком огромны. Чуть шевельнется во сне животное – и беспечный раб, пригревшийся возле заросшего длинной шерстью бока, окажется раздавлен. Либо лишится ноги или руки, останется с раздавленными ребрами – а это тоже смерть, пусть и немного отсроченная.

Но ведь она – не одна из рабынь. И придавленная мамонтом нога ей не страшна.

Главное – подняться утром пораньше, чтобы никто ее здесь не обнаружил. С этой мыслью она пригрелась рядом с громадным плечом одной из старых самок и заснула.

*** ***

Должно быть, поздний зимний рассвет сыграл с ней злую шутку. Накато проснулась от звуков разговора совсем рядом.

Она распахнула глаза и уставилась в светлое белесое небо, роняющее редкую мелкую сухую снежную крупу. Едва удержалась от того, чтобы не вскочить на ноги в тот же миг – до нее вовремя дошло, что двое беседовавших мужчин ее не видят.

Мамонт, у бока которого прикорнула, лежал на том же месте. Должно быть, еще было слишком рано – так что животных пока что не выгоняли на выпас.

Голоса рабов звучали где-то в отдалении, глухо. Те, кажется, еще и не чесались – хоть успели попросыпаться.

Голоса двух мужчин звучали куда ближе.

Накато потихоньку подобрала под себя ноги, приподнялась и села, стараясь, чтобы ее не было видно из-за лохматой туши лежащей самки.

- А у меня жена и двое детей здесь остаются, - ворчливо говорил один из мужчин. – Ты-то жену себе в шатер не взял! У тебя и доли в стаде нет.

- Ты что же, самому вождю не веришь? Не доверяешь его мудрости?

- Мудрость нашего вождя в последние декады – это капризы его новой наложницы, якобы шхарт! Где была эта шхарт, когда моему отцу голову разрубили топором, а мать пала от случайной стрелы?