Она уж второй раз слышит это за ночь – пошла вон!

Наверное, придет Фарадж и снова будет пинать ногами.

Только какая ей разница? Что она ни сделает – он и так будет. Найдет не одну причину, так другую. А что ей с тех пинков? Покалечить ее он не сумеет. Убить – тем более. А больше ей бояться и нечего.

*** ***

- Господин, - голос Рамлы звучал непривычно жалобно, просяще.

Накато не видела ее, но отчетливо слышала каждое слово. И прекрасно представляла лицо Фараджа в этот момент: непроницаемое, бесстрастное.

Поразительно – сейчас глава кочевья поступал так, как хотелось бы самой Накато. Решил проучить Рамлу, чтобы не зарывалась? Или решил, что и бестолковую служанку накажет тоже? Скорее всего. Откуда ему знать, что тяжелая работа для нее – отдых? И что ему за дело до обид рабыни. Рабыням обижаться не положено!

Она ожесточенно вытряхивала тяжелые шкуры и покрывала. Несколько свернутых ковров лежали на земле, ожидая своей очереди.

Накато с глухим злорадством прислушивалась к скулежу Рамлы. Нечасто такое услышишь! Нынешней ночью приходил Амади. Рука у девушки до сих пор ныла – каждая косточка, каждый сустав, точно их ломали и выворачивали. И от тяжелых покрывал и ковров боль усиливалась. Однако она упорно продолжала выбивать, вытряхивать, чистить.

Нынешней ночью Амади явился спросить – не говорила ли еще чего-нибудь шхарт в забытьи. И взбеленился, узнав, что его шпионка находится не рядом с той.

- Господин, взгляни, - продолжала нудеть Рамла. – Погляди, как эта бестолочь меня причесала! Она не умеет заплести, не может подобрать как следует бус!

- Рамла, на что тебе бусы и такие хитрые косы? – мягко осведомился Фарадж. – Ты ведь не наложница! Тебе ни к чему вся эта мишура. Я благоволю к тебе за твой дар. Вот что важно! Вот о чем пекись.

- Господин, эта бестолочь выводит меня из терпения! – вскинулась та. – Как я могу обращать все внимание к видениям и силе, если служанка раздражает своей тупостью и криворукостью? Господин, прошу тебя, умоляю – верни мне мою прислужницу!

Накато прислушивалась краем уха. Неужто уломает? Глава кочевья и его шхарт находились далеко, только нечеловеческий слух и позволял услышать разговор.

- Ты же сама ее прогнала, - напомнил Фарадж.

- Я была не в себе, господин. А она была слишком непочтительна.

- Непочтительность должно как следует наказывать. Никто не смеет непочтительно относиться к шхарт! Ты – провидица, ведунья. Тебя следует почитать каждому – даже мне. Что уж говорить о рабах! Пусть потрудится как следует, сотрет руки и поймет, какой честью для нее было находиться при тебе.

Да-да, он совершенно прав. А Рамла пусть подумает, что служанка служанке рознь.

Шхарт уже приходила к Накато не единожды, когда та выполняла назначенные ей работы – таскала воду от источника, мыла и чесала шерсть, рубила колючие стебли травы для костров. Да мало ли дел в кочевье, пока длится стоянка!

Женщина заглядывала в глаза, даже просила прощения.

Накато равнодушно кивала, бормотала невнятно, что слушается госпожу во всем. И упорно продолжала заниматься работой. А что – она обязана выполнять все, что велят. Ей работы задавали много. Словно, пытаясь отыграться на ней за долгие декады, что служила в шатре. Рабы завистливы. Даже те из них, что занимают высокое положение среди себе подобных.

Рамла ныла, что другие рабыни ее раздражают. Фарадж неизменно отвечал, что прежняя служанка еще недостаточно раскаялась.

Накато с каждым днем уверялась, что он пытался досадить Рамле. Должно быть, та его порядком утомила своими капризами. А может, он решил воспользоваться удобным случаем, чтобы удалить неугодную служанку из своего шатра. А заодно – подальше от своей ведуньи. Чем-то Накато его неимоверно раздражала. Не иначе – самим своим существованием.

Может, у Фараджа имелся пусть слабый, но дар провидца?

Правда, если и имелся – он сам его не осознавал. Просто ему не нравилась служанка его ведуньи, а отчего – он и сам не понимал. И просто шпынял ее, чтобы под ногами не крутилась. Сам себе, возможно, объяснял это тем, что пришлось потратиться на рабыню, которую в ином случае не купил бы.

Что ж, еще день отдыха. Накато опустила голову ниже, скрывая довольную улыбку. А Амади – что ж, он наказал ее за то, что нарушила его планы.

Боль долго терзала руку во сне. Не только руку – но и половину туловища. Накато нынче проснулась, поскуливая от боли. Зато не нужно торчать с Рамлой в душном шатре, слушая ее жалобы и сварливые вопли.

*** ***

- И почему ты до сих пор не вернулась в шатер? – вкрадчиво осведомился Амади.

- Я не виновата, мастер, - Накато развела руками. – Фарадж не хочет, чтобы я возвращалась. Меня отправили на грязные работы, - она осеклась, увидев, как побелели его глаза.

Лицо осталось неподвижным, а вот радужка глаз высветлилась, сделавшись белесой, и будто засветилась. В груди разлился холод.

- Я, кажется, был чересчур добр, - тихо проговорил колдун. – Знаешь, я считал – доброе обращение, без наказаний и грубости, должно породить верность и стремление сослужить службу как можно лучше. Похоже, я жестоко ошибся. Ты привыкла, что я тебя не наказываю за случайные промахи и даже явные проступки. Потеряла страх. И решила, что можешь творить все, что пожелаешь, - от спокойного, равнодушного тона по коже поползли мерзкие мурашки – совсем, как при жизни в родном кочевье, в предчувствии очередной порки.

- Господин, но что я могу сделать? – она сама не заметила, как вместо привычного слова – мастер – зовет его господином.

- Нет, ты или плохо слышишь мои слова, или плохо соображаешь, - мягко проговорил он. – Ты должна находиться рядом с шхарт. Я тебе приказал находиться при ней неотлучно! Всегда. Стать ее тенью. Незаменимой, как часть тела и такой же неотделимой. А ты мне рассказываешь, как якобы тебя отправили на другие работы. Это не оправдание, - он рубанул ладонью в воздухе.

- Господин, - собственный голос превратился в жалкий писк. – Она сама прогнала меня! А Фарадж отправил на тяжелые работы, - Накато смолкла, не в силах сказать что-то еще.

- Значит, тебе следует сделать так, чтобы ты снова оказалась при шхарт.

- Но как? – она заморгала.

- А это ты сама придумай, - вкрадчиво отозвался колдун. – Ты хорошо умеешь придумывать! Ты нашла, что сделать, когда бежала из Мальтахёэ. Ты нашла, что сделать, когда отправилась в Ошакати. Придумала, как отыскать башню колдунов и забраться туда – такое мало кому удавалось. Ты не беспомощна! Не говори, что не можешь ничего поделать, и что другие решили за тебя. Через два дня ты должна снова находиться при шахрт!

Накато моргала. Разлившийся в груди холод обратился терзающим беспокойством. То ли это – проснувшийся страх перед колдуном. То ли досада, что не удалось отговориться чужой волей, и придется снова терпеть Рамлу с ее выходками.

- Что же ты молчишь? – он пребольно ухватил ее за подбородок. – Ты меня поняла?

- Я поняла… господин, - выдавила Накато.

- Я ведь говорил – называть меня мастер Амади.

- Слушаюсь… мастер Амади, - она кивнула, насколько позволяли жесткие пальцы, крепко ее державшие. – Я… слушаюсь.

Он покачал головой.

- Все-таки бывшие рабы – хлопотные ученики, - посетовал вроде как сам себе. – Я думал, что рабское из тебя удалось вытравить. Что за столько лет ты перестала быть бездумной бессловесной вещью. Я ждал, что ты станешь не куклой, а помощницей. Добросовестной и умеющей видеть большую цель. Я ошибся.

Это же он пристыдить ее пытается! Пристыдить за то, что не стала такой, как он ждал. Но это значит, что больше он не гневается? Или просто – что по-прежнему считает увещевание лучшим способом внушения, чем страх и наказание… вон, и подбородок ее из рук выпустил.

- Мастер Амади, - окликнула она, старательно опуская взгляд – пусть думает, что трясется от страха после полученной сейчас выволочки и наказания накануне. – Но как я могу видеть большую цель, не зная, какова она?