Черт, он нужен мне сейчас. Отчаянно. Поэтому я делаю единственное, что могу, без откровенной мольбы. Бросаю последний связный вызов, который у меня остался, потому что все мои мысли перемешались в голове с этим натиском ощущений. Наклоняюсь вперед, легко пробегаю губами по покрытой щетиной линии челюсти, и вдыхаю его запах, прежде чем шепчу:

— Будучи таким опытным профессионалом, как ты, тебе, возможно, придется показать этому новичку, почему говорят, что без трения нет гонки.

Вращаю над ним бедрами и чувствую, как его зубы скрежещут, испытывая силу воли. Повторяю движение еще раз, удовлетворенный выдох соскальзывает с моих губ, тело просит большего.

— Такой большой непослушный профессиональный гонщик, как ты, боится показать новичку, как дергать рычаг, да?

Я забыла, как быстро Колтон может двигаться, из-за руки и всего остального. В одно мгновение он толкает меня назад, и я снова сажусь. Мои ноги вытянуты вперед, так что они лежат на кровати по обе стороны его грудной клетки, и он раздвигает мои колени так широко, как только можно.

Бинго.

Запал зажжен.

Тонкая грань контроля сломлена.

Слава Богу!

Должно быть, он неправильно понял выражение моего лица — облегчение, граничащее с отчаянием — как замешательство, потому что говорит:

— Я переключаю передачи, дорогая, потому что я единственный, кому разрешено водить эту машину. — Слышу гул глубоко в его горле, когда он скользит руками вверх по моим бедрам, останавливаясь, чтобы провести большими пальцами вверх и вниз по моей полоске завитков. Дразнящее прикосновение, рикошетом посылающее сквозь меня крошечные содрогания, намекая на то, что должно произойти, тот уровень удовольствия, который он может мне доставить.

Его пальцы замирают, и он ведет взглядом вверх по моему телу, чтобы встретиться со мной глазами, тень самодовольной усмешки появляется на его губах. Он удерживает мой взгляд — почти что бросая мне вызов, чтобы я отвернулась — двигает одной рукой, разделяя мою набухшую плоть, в то время как другая проникает пальцами внутрь. Моя голова откидывается назад, я вскрикиваю от ощущений движущихся пальцев, манипулирующих, кружащихся вокруг чувственного комочка нервов. Он скользит пальцами внутрь и наружу, мои стенки сжимаются вокруг него, обхватывая в чистой, плотской потребности. Жажде.

Наблюдаю за его лицом. Видеть, как его язык скользит между губами, желание затуманивает его глаза, наблюдать, как мышцы пульсируют на его руках, когда он доводит меня до лихорадочного состояния. Заставляет меня быстро устремиться к вершине, потому что я столько сдерживалась — так одурманена потребностью — что вид его, ощущение его, память о нем толкает меня через край.

Мои ногти впиваются в его предплечья, мое тело напрягается, киска конвульсивно сжимается, и надрывный выкрик его имени заполняет комнату. Я падаю вперед, обрушиваясь на грудь Колтона, в то время как жар, пронизывающий меня волнами, расплавляет все внутри. Делает согласованность действий отдаленной возможностью. Хочу почувствовать свою кожу на его коже. Мне нужно почувствовать его твердое тело и безопасность его рук, окружающих меня, когда я проплываю сквозь ощущения, которыми он меня просто затопил.

Дышу короткими, резкими вдохами, мое тело успокаивается, кончики его пальцев скользят вверх и вниз по моему позвоночнику. Чувствую грудью его мягкий смешок.

— Эй, новичок?

Заставляю себя посмотреть на него — чтобы вырваться из посторгазмической комы.

— Хм? — это все, что я могу сказать, встречая в его глазах веселье.

— Я единственный, кому разрешено везти тебя к гребаному клетчатому флагу.

Не могу сдержать смех, вырывающийся наружу. Он может заявлять права на мой клетчатый флаг в любой день.

— О, приятель, я так горжусь тобой! — борюсь с волнами вины, накатывающих на меня. Я скучала по помощи Коннору в подготовке к тесту по его самому страшному предмету — математике. — Я знала, что ты справишься!

— Я просто воспользовался тем маленьким трюком, о котором ты мне рассказывала, и он сработал! — гордость в его голосе вызывает слезы радости на моих глазах, и в то же время печали от того, что меня не было рядом.

— Я же говорила, что все получится! Теперь иди готовься к бейсболу. Уверена, Джекс уже ждет тебя! — он смеется, говоря мне, что я права. — Обещаю, мы увидимся чуть позже на этой неделе, хорошо?

— Хорошо. Я Лего тебя.

— Я тоже Лего тебя, приятель!

Вешаю трубку и смотрю во внутренний дворик, где смех перекрывает грохот волн — годы дружбы рушат плохое настроение Колтона. Я так благодарна Бэккету за то, что он пришел. Слышу, как они снова смеются, и, как бы мне ни хотелось, чтобы я была той, кто в последнее время вызывал улыбку на хмуром лице Колтона, я просто благодарна, что Бэккет здесь.

Нищим не приходится выбирать.

Смотрю, как они чокаются горлышками бутылок с пивом за что-то, и шумно вздыхаю, желая, чтобы напряжение между мной и Колтоном ушло. Уверена, это потому, что мы оба сексуально не удовлетворены. Нуждаться, хотеть и желать, когда вы можете дотронуться до искушения, но не иметь возможности взять и поглотить — жестоко во всех смыслах этого слова.

И да, его более чем умелые пальцы принесли мне толику разрядки, в которой я нуждалась позапрошлой ночью, но это не то же самое. Связь была установлена, но не закреплена, потому что, когда Колтон находится во мне, буквально растягивая меня на все мыслимые глубины, я также образно полностью заполнена им во всех смыслах этого слова. Он дополняет меня, владеет мной, губит меня для кого-то еще.

Сейчас я чувствую себя к нему ближе — провожу с ним так много времени — и в то же время я далеко. И я ненавижу это.

Стряхиваю с себя жалость и думаю, насколько хуже все может быть, чем сейчас. Снимаю обувь и выхожу на террасу подышать свежим воздухом. Прохожу между шезлонгами Колтона и Бэккета и сажусь в свое, лицом к ним.

Из-под солнцезащитных очков смотрю на вид, открывающийся передо мной, и я знаю, что в мире нет другой женщины, которая сейчас не хотела бы быть на моем месте. Оба мужчины расслаблены, одеты в шорты, бейсболки и солнцезащитные очки. Позволяю глазам лениво бродить в одобрительной оценке по линиям их голых торсов и борюсь с улыбкой, пытающейся растянуть уголки моих губ.

— Итак, это ли не Флоренс Найтингейл? — протяжно говорит Бэккет своей медленной, ровной интонацией, поднося бутылку к губам.

— Ну, если бы я была мисс Найтингейл, я бы сказала своему пациенту, мистеру Донавану, что ему, вероятно, не стоит пить алкоголь со всеми этими обезболивающими, находящимися в его крови.

— Больше похоже на сестру Рэтчет. — Колтон фыркает, глядя на меня из-под тени козырька, зеленые глаза бегают по моим ногам, вытянутым на шезлонге. Быстрый выпад его языка говорит мне, что он хочет сделать гораздо больше, чем просто смотреть.

— Сестра Рэтчет, значит? — спрашиваю я, скользя одной ногой вверх и вниз по икре другой ноги, стараясь не чувствовать себя оскорбленной.

— Ага, — говорит он, поджимая губы и глядя на меня поверх своей пивной бутылки. — Если бы она дала мне то, что я действительно хотел, я бы смог восстановиться намного быстрее. — Он поднимает брови, совет в его глазах поглощает меня.

— Вот дерьмо, — ругается Бэккет, — я то пытаюсь снова свести вас вместе, то, нахрен, пытаюсь разлучить.

— Нахрен, — тянет Колтон на манер Бэккета, — хорошее слово.

Бэкс лишь фыркает и закатывает глаза.

— Определенно хорошее.

Колтон впервые прерывает наш зрительный контакт и наклоняет голову, чтобы посмотреть на своего старого и лучшего друга.

— Будь уверен, брат, когда док меня выпишет, ничто — и я говорю серьезно — ничто не встанет между мной и Райли очень нахрен надолго, за исключением, может быть, смены простыней.

Мои щеки краснеют от его откровенности, но тело сжимается от обещания его слов. И мне все равно, что Бэккет только что услышал, потому что я сосредоточена на словах «очень нахрен надолго».