Выглядываю из-за занавеса, желая увидеть все, запомнить, но мои глаза ищут только его. А с того места, где я стою, я его не вижу. Поэтому я пробегаюсь взором по нашим близким и друзьям. Команда Колтона, мои консультанты, родственники занимают стулья и смотрят, как наши лучшие друзья вместе движутся по проходу. Я ловлю взгляд Доротеи, ее улыбка расширяется, она произносит «великолепна», прежде чем подтолкнуть Энди. Он немедленно поворачивает голову, и наши взгляды встречаются, прежде чем он слегка кивает, выражение его лица наполняется благоговением и благодарностью.

— Ты готова, малышка?

Голос человека, с которым я сравнивала всех мужчин, раздается сзади, и я знаю, что лишаюсь его. Оборачиваюсь и смотрю на отца, он, так невероятно красив, и все мое тело дрожит от мысли, что, начиная с сегодняшнего дня, я уже больше не буду его маленькой девочкой. Прерывисто вздыхаю, он смотрит на меня, не в силах скрыть слезы, скопившиеся в уголках глаз.

— Ты молодец, Рай. — Он кивает, его подбородок дрожит от волнения.

И моя первая слеза скатывается по щеке, когда я слышу то, что каждая маленькая девочка хочет услышать от своего папочки — одобрение — особенно в отношении мужчины, с которым я решила провести остаток своей жизни.

— Спасибо, папа. — Больше я ничего не могу ответить, не рискуя затопить все слезами, и я знаю, что он чувствует то же самое, потому что мы оба отворачиваемся.

Начинается канон Пахельбеля, и по моему телу пробегает холодок. Это сигнал мне. Папа протягивает мне локоть, и я проскальзываю сквозь него рукой, держась в последний раз. Он всегда будет моим героем и тем, к кому я обращаюсь за советом, но пришло время сделать шаг к мужчине, с которым я буду создавать новые воспоминания.

Моему будущему.

Моему однажды давным-давно.

Моему долго и счастливо.

— Ты никогда не выглядела более красивой, — шепчет он мне, когда мы входим в дверь, и мои глаза затуманиваются от непролитых слез. — Твой муж ждет.

Эти горько-сладкие слова — папа отпускает свою маленькую девочку — чуть не сломали меня, заставляю себя сглотнуть, чтобы сдержать водопад слез.

Делаю глубокий вдох и смотрю на разноцветные лепестки роз, разбросанные по белому полотну, выстилающему проход передо мной. Смаргиваю слезы с глаз, потому что когда я подниму их, чтобы впервые увидеть Колтона, я хочу, чтобы в этот момент все было кристально ясно. Без помех. Идеально.

Как и любовь, которую я к нему испытываю.

Мы делаем первый шаг. Слышу шорох одежд, когда гости стараются меня разглядеть, и приглушенный шепот, когда они это делают. Слышу звуки скрипки и щелчки фотоаппаратов. Чувствую, как по венам стучит пульс, а в руке отца чувствую дрожь, когда мы совершаем эту самую важную из наших совместных прогулок. Чувствую аромат цветов, разбросанных по террасе, смешанный с нежным запахом океанского бриза. Стараюсь запомнить все, прислушаться к совету Хэдди и запечатлеть каждую деталь.

А еще я слышу, как вздыхает Колтон, когда я появляюсь в поле его зрения, и не могу больше ждать. Каждая клеточка моего тела вибрирует от предвкушения.

Я поднимаю глаза.

Ноги двигаются.

Но сердце останавливается. И начинает биться снова.

Дыхание вырывается из легких, когда я встречаюсь взглядом с Колтоном и вижу его ошеломленное лицо. Мужчина, который всегда так уверен в себе, выглядит так, будто мир остановился, накренился и отклонился от курса.

И самое забавное… так оно и есть, и началось это в ту минуту, когда он поймал меня в свои объятия.

Наши глаза не отрываются друг от друга. Даже когда я целую папу в щеку и он пожимает руку Колтону, прежде чем сесть рядом с мамой. Даже когда Колтон берет мои руки в свои, качает головой с легким смешком и говорит:

— Симпатичный клетчатый флаг.

— Я боялась, что ты не узнаешь, кто из них я, — поддразниваю я и чувствую, что впервые за весь день могу дышать. Сердце колотится, руки трясутся, но теперь я в его власти.

— Детка, я бы узнал тебя, даже если бы был слеп. — И улыбка, та, что освещает его глаза и согревает мою душу, растекается по его губам. Я настолько теряюсь в его глазах и невысказанных словах, которые они передают, что даже не понимаю, что судья начала церемонию, пока Колтон не смотрит на нее, а затем снова на меня. Зеленые глаза блестят от волнения, от взгляда на меня его улыбка смягчается.

— Райли, — говорит он, слегка качая головой, глядя на наши руки, а затем снова на меня. — Я был человеком, мчащимся по жизни, мысль о любви никогда не попадала в зону действия моего радара. Это было не для меня. А потом ты рухнула в мою жизнь. Ты видела во мне хорошее, а я нет. Ты видела возможность, когда я не видел ничего. Когда я оттолкнул тебя, ты толкнула в десять раз сильнее. — Он тихо смеется. — Ты снова и снова являла мне свое храброе сердце. Ты научила меня, что клетчатые флаги гораздо ценнее вне трассы, чем на ней. Ты принесла свет в мою тьму своей самоотверженностью, своим безрассудством… — он протягивает руку и проводит большим пальцем по моей щеке, чтобы вытереть слезы, которые тихо текут по моим щекам.

Его личные клятвы говорят о глубине его любви ко мне — мужчина, который клялся, что не может любить, делает это от всего сердца.

— Ты дала мне жизнь, которую я даже и не подозревал, что хотел, Рай. И поэтому… я обещаю отдать себя тебе — каждую частичку: сломленную, согнутую, любую — от всего сердца, без обмана, не смотря ни на что. Обещаю писать тебе названия песен, чтобы ты услышала меня, если не захочешь слышать, что я говорю. Обещаю поддерживать твое милосердие, потому что это то, что делает тебя самой собой. Обещаю подталкивать тебя к спонтанности, потому что нарушать правила у меня получается лучше всего, — говорит он с ухмылкой, одинокая слеза скользит по его лицу. — Обещаю очень много играть в бейсбол, чтобы убедиться, что мы достигнем каждой базы. Хоум ран! — последнее слово он произносит так тихо, что его слышу только я, и смеюсь сквозь слезы.

И я больше не могу сдерживаться, протягиваю руку и провожу ладонью по его подбородку, нисколько не заботясь о предположениях, которые люди могут сделать по поводу этой клятвы.

— И вот это… этот смех. Обещаю заставлять тебя смеяться так каждый Божий день. И вздыхать. Твои вздохи мне тоже нравится слушать. — Он подмигивает мне. — Обещаю, в моей жизни не будет ничего ценнее тебя. Что ты никогда не будешь не имеющей значения. Что тех, кого ты любишь, я буду любить тоже, — говорит он и смотрит на ряд, где сидят все мальчики. — Стоя здесь, обещая быть твоим, отдать тебе всего себя, я уже знаю, что жизни не хватит, чтобы любить тебя. Это просто невозможно. — Он пожимает плечами, и мое сердце сжимается, когда его голос слегка дрожит. — Но, детка, я буду стараться вечно, если ты согласишься.

— Да! — выдыхаю я, Колтон надевает мне на палец кольцо, мое тело дрожит, сердце никогда не было так твердо в своем решении, голова совершенно ясная.

— Я люблю тебя, — шепчет он.

Слезы падают, и я даже не пытаюсь их остановить. Он выглядит таким запутавшимся, хочет обнять меня и утешить. Смотрит на судью, молча прося разрешения прикоснуться ко мне. И это так мило, что мой мужчина, который всегда пренебрегает правилами, теперь боится их нарушить.

Вытираю глаза бумажной салфеткой, которую мне протягивает Хэдди, и делаю глубокий вдох, готовясь произнести свою клятву.

— Колтон, как бы я ни пыталась бороться с этим, думаю, что влюбилась в тебя тогда, когда вывалилась из подсобки и рухнула в твои объятия. Случайная встреча. Ты увидел во мне искру, когда все, что я так долго чувствовала — это горе. Ты делал романтические жесты, хоть и клялся, что на самом деле это не так. Ты научил меня, что я стою того, чтобы чувствовать, когда все, что я столько времени испытывала — онемение. — Качаю головой и смотрю на наши руки, прежде чем снова взглянуть ему в глаза.

— Ты показал мне, что шрамы — и внутри, и снаружи — прекрасны, и что их можно носить без страха. Ты показал мне настоящего себя — впустил меня — когда от других всегда отгораживался. Ты показал мне такую силу духа и храбрость, что у меня не было выбора, кроме как полюбить тебя. И хотя ты никогда этого не знал, ты снова и снова раскрывал мне свое сердце. Каждую согнутую частицу. — Делаю вдох, мои дрожащие руки держат его ладони.