И все равно мне было жалко её. Не нравятся мне связанные и побитые женщины. Не по-людски это.
— Что мне в голову стукнуло, — задумчиво сказал Касьян, он уже стоял рядом со мной и задумчиво смотрел на водянку, — и зачем я разрешил человеку остаться?
— Добрый ты, — сказал крестоносец, усевшийся позади водянки, на самой крышке, закупорившей колодец, прямо на кирпичи, — и доверчивый. Но Игорь, неплохой. Он не наш, но и не против нас. Отвезти его домой?
— Я бы все-таки хотел остаться, — вставил я. — Настаиваю.
— И зачем тебе это?
— Любопытство. Человеческая черта. Грешен. А с другой стороны, послежу, чтобы вы не переусердствовали.
— Это еще что значит?
— Не думаю, что пытки наш город перенесет. Даже если жертва особенная. Слишком много потрясений. Допросы на кладбище. Дети пропадают и возвращаются. Подозреваемые в печи бросаются. Слишком много фигни на провинциальный метр. Еще одна может стать лишней.
— А кто узнает? — вмешался крестоносец, но Касьян прервал его взмахом руки.
— А с чего ты взял, что мы будем её пытать?
(И правда, откуда же мне знать? За кого ты меня принимаешь?)
— А просто так она вам все расскажет? И представителя закона я не вижу, прогнали его, хоть я и не против, не подумайте. Тот ещё мудак.
Касьян посмотрел задумчиво и мне не ответил ничего.
— Разбуди эту. Как там её зовут?
— Велена, Веля для своих.
— Ну Веля, так Веля. Начинай.
Прислужник склонился над ней и резко ударил по щеке. Несколько раз треснул с размахом, так что голова моталась из стороны в сторон. Помогло.
Старуха открыла глаза и уставилась на Касьяна, который присел напротив. Потом перевела на меня взгляд, на машину и хотела вывернуться, чтобы глянуть кто копошится сзади, но «крестатый» пощёчиной не дал ей этого сделать. Она покраснела и вернулась к патлатому.
— Молодой, не для того мы тебя выбирали чтобы ты над своими измывался. Вон обычка рядом стоит, его и бей, а меня развяжи — помогу.
— Я служу миру между народами. А в службе, как в дружбе, от мира до драки один шаг, да Велена? А тот кто своим был, тот может за ночь в чужого воплотиться.
— Как этот предатель человеков? Стоит ночью на кладбище, сопли утирает. Своих бросил. А правды и кривды так и не знает.
— Так я бы и хотел, — начал я, но бабка так дернулась, что веревки впились в тело, колодец дрогнул и «крестатый» чуть вниз не провалился.
— Закрой рот, обычка, когда Ходящие сквозь разрезы с тобой говорят!
Столько ненависти было в её голосе, столько злобы что даже стало не по себе. Больше скажу, жутко стало. Если веревки оборвутся, то медлительный Касьян вряд ли успеет её остановить, а я продержусь пару секунд прежде чем меня от горла до пяток набьют колодезной тиной. И не успеет второй крестоносец прибежать как она всех здесь не передушит и нырнет в колодец.Как там в мультике? «И концы в воду».
— Не нужно так, — спокойно возразил ей Касьян, — давай нормально поговорим.
— Так развяжи меня, холуй!
Слово это не сильно задело Касьяна, но татуированный наклонился и дал ей такого мощного подзатыльника, что подбородок клацнул о грудь, а волосы прошлись по земле, собирая мокрую грязь.
— Тон попроще, — сказал крест, и усевшись поудобнее, не переставая следить за старухой, достал сигарету.
— Своих бить, — сказала старуха, — так кто вы есть после этого?
— Нет теперь своих и чужих, — начал было Касьян, но махнул рукой. — Не время лекции читать. Вижу откуда ноги растут. Кстати о ногах.
Он взглянул на хвост, и я невольно последовала его примеру, вспомнив, что передо мной — уникальное создание, увидеть которое дано не каждому, а я на Касьяна смотрю, как влюблённая школьница.
Хвост она подвернула под себя, чтобы максимально скрыть, но я видел чешую, отметил, что хвост грязный, весь в мокрой пыли, широкий, серого-стального цвета. Как минимум неприятное зрелище и разглядывать его больше не хотелось, даже во снах или воспоминаниях.
— Не смотри, — прошипела старая дама и обращалась она ко мне, — не смотри, обычка. Глаза назад не вставишь.
— И все-таки начнем разговор, Велена. Мужа ждать не будем, не захотел он жену защищать.
— У него дела важнее есть.
— И, оставил тебя одну на растерзание толпы? Хоть и сильную, но одну. А сам нырнул, только круги пошли. Я всё правильно понял?
— Чего ты хочешь Касьян? Врага завести? Так уже есть, и не один. Напугать меня не получится. Принципов я не понимаю — боли не боюсь. Смерть обычкам — Война до конца!
Если бы она могла вскинуть кулак вверх, то точно сделала бы это. Я видел огонь в её глазах. Радость и возбуждение. Ярость фанатика.
— Понятно, — сказал Касьян, как всегда не сильно напрягаясь, — понятно что ничего не понятно. Я бы с удовольствием тебя сейчас подсушил, так что бы хвост почернел и инструмент в машине есть подходящий, но перед парнем стыдно будет, подумает, что мы палачи какие-то.
— Скорее инквизиторы, — вставил я, — они больше по ведьмам специализировались. Ну если она еще раз такое выдаст, то с удовольствием вставлю ей паяльник под хвост. Будет сушеная вобла.
Зря я это выдал, потому что она на меня переключилась и прямо в глаза заглянула, будто в душу прыгнула, через два круглых прохода в черепе.
— Ты хочешь пытать меня, обычка? Меня старуху водянку? Ты думаешь меня не трогали своими сухими руками твои влажные от похоти сородичи? Не буду сейчас твоим фантазиям потакать, но как только я освобожусь то приду за тобой и за твоей семьей. Как вы пришли за моей. И свершится правосудие! Ты только дождись меня.
— На меня смотри! — рявкнул Касьян. — Со мной разговариваешь, а не с человеком! И ты рот закрой! Кто сжег вагончик?
— Он, кто же еще. Сам и сжег.
— Федор Крюков или муж твой трусливый?
— Конечно Он. Мужу зачем? Он частную собственность уважает, а Меняющий Лики сам решает, что ему делать с временным убежищем. И это я не только про тело мясистое.
— Зачем он сжег свой дом?
— С мужем по душам общался, тот сомневаться начал. Пришлось ему силу продемонстрировать. Мы ведь огня боимся, все знают. Великий учил быть сильнее. А если боишься и слаб, то хитрее.
— Это он из хитрости жену бросил и в глубину нырнул?
— Он знает, что я справлюсь, — улыбнулась Водянка, — а он бы не смог. Сделал правильный выбор, в другом месте будет нужнее.
— В каком другом месте?
— Да что за Меняющий Лики? — не выдержал я. — Спроси её об этом.
Касьян только отмахнулся, будто муха прожужжала.
— Чему он вас учил, Водянка?
— Чему. Тому что все одинаково полезны для общей цели.
— Какой цели?
— При обычке я и слова не скажу. Пусть уйдет.
— Ага, сейчас, — вставил я, — дайте мне спички или зажигалку, всё расскажет. Я передумал быть хорошим.
Ведьма только засмеялась, и хвостом по земле ударила, оставив мокрый след на земле.
— Развяжи, Касьян Нечистый, а то подсыхаю. Всё расскажу, не утаю.
— Расскажешь-расскажешь, — задумчиво произнес Касьян и на меня посмотрел. — Тебе домой не пора?
— Детское время. Побуду ещё, если можно.
— Ну ладно. И все-таки какая у вас цель была? В чем смысл?
— Такая же как у него, — сказала колодезная и ухмыльнулась.
— А у него какая? — монотонно долбил Касьян.
— А пусть он вам сам расскажет.
— Что она чешет вам Касьян. При всем уважении сдох он, в печь прыгнул, только сапоги мелькнули.
Конечно я знал, что это не так. Конечно я знал как умирает нечисть и не все у них так просто, но нужно было обязательно вывести дуру на эмоции, чтобы не она доминировала в разговоре, а её ненависть. Не знаю понял ли это Касьян, но когда водянка начала кричать, он её не останавливал.
— Сдохнешь ты, нормик! Сдохнешь обязательно когда до тебя дойдет дело! А Великий не может умереть! Он всегда возвращается! Он меняет оболочки, в которых зажигает огонь и следующей оболочкой можешь быть ты! Он — Верховный! Он — Меняющий Лики и Ходящий по Разрезам! Касьян Глупый, ты ведь понимаешь меня!