— Сидите-сидите. Я же разрешил. Вы с дороги, уставшие, забудем про субординацию. Садитесь, это приказ!

Мысленно проклиная сам себя, я вернулся в положение на стуле с выпрямленной спиной и мысленно попрощался с отпуском, тут бы ещё и от своего начальника не получить втык. Генералы они такие — сейчас «садитесь» говорят, а завтра вспомнят произошедший конфуз и обидятся. Особенно если чего под салатик выпил горячительного.

Сам он не садился и, заложив руки за спину, разглядывал нас с любопытством.

— Кто тут из вас гонец? Наш Фиддипид без смерти и победы.

Я опять вскочил и представился.

— Тихо-тихо, — улыбнулся Безфамилько, — ишь какой гиперактивный. На моего внука похож. Тоже, понимаешь, был задротом до начала войны. Как это называется? Программистом. Игрушки делал для детей. Что-то типа лисички, которая лукошком сыр принимает от четырёх ворон одновременно. Вроде бы и чушь, но детям нравилось. А как только началось, так он возраст подделал в документах и добровольцем на фронт пошёл. Я бы, если знал, то остановил бы. Семнадцать лет парню. Ну куда!

Мамка не заметила, папка его со мной на Восточный фронт умотал — там джины вломили нашим так, что песок сыпался, нужно было остановить. Не до дел семейных было, а потом уже поздно. Андрюшка мой в кавалерии. Вроде бы бесполезный, старый, выживший с ума род войск, но смог себя проявить в новых условиях, и внук вместе с ними. Заметьте, смог, как говорится, оседлать свою лошадь, выжить в Чудном котле, организовать прорыв и дать бой нечистым уже с новыми силами под Новокрысятинском. Вот так. И это всё без дедушкиной крыши. Никакого вмешательства, за что меня родственники и не любят, честно говоря.

Ну да ладно. Что-то я по-старчески в сторону ухожу, хотя ещё и полвека не прожил. Вы, кстати, парни, можете идти, мы с ребятами поговорим в домашней обстановке, как говорится. Идите-идите, или тоже о приказе напомнить? А ты садись, молодой, садись. Вон коллега сидит, не нервничает, своей очереди ждёт. Учись у него.

Убаюкивающая манера общения у Безфамилько работала, наверное, на каждого. Такой себе добряк, дедушка, уставший от войны генерал, но его глаза выдавали старика. Это прожжённый карьерист, это тот, кто читает людей, как снайпер местность. Считать его дурачком, потребителем лапши на уши и вообще расслабляться было бы глупо. Уж лучше рассказать всё, что скрываешь, чем попасться на лжи в самый невыгодный для тебя момент.

Я мысленно перебрал все косяки. Опоздал с посылкой, так мне кажется, чётких временных рамок не ставили, но для генерала это, наверное, косяк. Что там ещё? Почему он так смотрит на меня? Что имеет в кармане, чем может уколоть?

Посылку я не открывал, даже случайно. И не притрагивался никто, пусть хоть на отпечатки проверит. Вот она, висит на груди, чувствую тяжесть бумаг — доставил в целости и сохранности. Здесь он меня не уличит.

А вот попутчиков зря взяли. Ну, то есть запретили прямым текстом. Но как я мог отказать разведчику на боевом задании? Хотя я и сам был на задании. Это косяк, да. И что он на меня так смотрит? И руку тянет. Я пожал в ответ на всякий случай и вздрогнул, когда разведчик начал ржать, а генерал улыбнулся и нежно мою пятерню потряс:

— Очень приятно, а теперь можно на доки посмотреть?

Я, наверное, сильно покраснел, потому что жар ударил сначала в голову, а потом руки загорелись, как свечки изнутри. Разведчик замолчал, но я, доставая сумочку, видел, как он беззвучно трясется, сдерживая смех. Генерал тоже улыбался, не комментируя, отчего стало ещё хуже. Он руку за документами протянул, а я дергаю её, как однорукого Джо в казино.

— Садись. Спасибо, солдат.

Он отошёл, рассматривая сумочку, ручка свисала вниз и раскачивалась. Наверное, моим потом провонялась посылочка, неудобно перед генералом.

— Открывал? Читал? Или поборол любопытство?

— Никак нет, — ответил я глупым выражением, будто из книжки вылез. Никто так не говорит уже лет сто, — не открывал и другим не давал. Службу знаем (ну вот опять).

— Полегче, солдат. Расслабься давай, не напрягайся.

Он сел за стол, напротив моего попутчика, и сумочку сверху положил.

— Я такое не приемлю, но в Главном Штабе настаивают на чертовщине этой. Каляками смертоносными эта сумочка запечатана. Если бы ты или твой друг попытались открыть, то оторванными руками не обошлось, и я документы не увидел бы.

Он посмотрел на нас опять. Внимательно, зондируя на сиюминутный настрой. Как будто удовлетворился увиденным, но всё равно сказал:

— Я могу вам доверять?

— Конечно, — сказал я бодро, как молодой зайчик, и еле удержался, чтобы не вскочить в очередной раз. Спасло то, что смотрел на попутчика, а он сидел на попе ровно и только сказал: «Без сомнения.»

Генерал Безфамилько кивнул:

— Ладно. Да и куда вы денетесь с подводной лодки. Почитаем.

Из кармана штанин он достал перстень с большим красным камнем. Надел его на палец камнем вверх и принялся рассматривать сумочку.

— И как это делается? Такое дело — не правильно приложишь и командовать следующий месяц будешь в больничной палате красивыми медичками.

— Можно я? — привстал на секунду разведчик, — я помогу, опыт есть.

— Сидеть! — рявкнул генерал так, что я опять чуть не взлетел, — секретные документы! Доступ только у меня! Не своевольничать!

Разведчик сел на место и развёл руками. Упырь застонал в углу, наверное, шумом недовольный.

— Чёртова кошка, — сказал генерал и опять осмотрел сумку, — наверное, сюда. Для тупых даже стрелку нарисовали. Ну, поехали, помолясь.

Заглянувший в комнату охранник убедился, что всё спокойно, все на местах и закрыл дверь за собой.

Генерал Безфамилько не выглядел тем, кто уверен в своих действиях. Очень медленно он поднял правый кулак и развернул руку камнем вниз. Я видел каплю пота, которая зацепилась за бровь и грозилась протечь вниз прямо в глаз. Разведчик тоже замер и чуть приподнялся. Чего они так боятся? Взрыва? На всякий случай я вжался чуть плотнее в стенку.

И тут он впечатал перстень прямо в сумочку, с такой яростной силой, будто вкладывал всю обиду на непослушного внука или не сдавшегося врага. Я подпрыгнул на стуле и пристыженно замер, когда ничего не случилось. Не затрещал озон в воздухе, не лопнула лампочка над головой, не ударил гром, даже атака нечистых не началась. Он просто потянул левой рукой застёжку и достал пачку документов, перевязанных верёвкой и тоже запечатанных.

— Да чтоб тебя, — сказал генерал и опять ткнул перстнем в печать. Верёвки вспыхнули и моментально сгорели, как у фокусника на сцене. Генерал взял документы, причмокивая языком и облизываясь, как ребёнок с мороженым. — Интересно. Что тут у нас? Опа!

Он долго читал, перелистывая бумаги в полнейшей тишине, которую мы боялись нарушить. Даже упырёк не звенел цепью, и разведчик внимательно следил за руками генерала, будто ожидая подвоха.

— Интересно, — повторил тот, — очень интересно. А это что?

И опять приложил печать.

— Есть над чем подумать, — задумчиво сказал он и наконец-то сложил документы в первоначальную стопочку, — ну, знаете, солдаты. Вы молодцы. Как говорили у меня во дворе: «подгон шикарный». Спасибо. Ещё добавляли, что «за это дело нужно выпить», но тут уже извините, только после победы.

— Полезная информация? — спросил я негромко. Неудобно, что только он говорит, а мы как северные истуканы молчим и смотрим.

— Хочешь знать, что там? — спросил генерал. — За эти бумажки нечисть убьёт нас троих, положив если придётся на поле боя тысячу своих головорезов. Если бы они, конечно, знали, где и когда нас искать.

— Нам, наверное, не стоит знать, — сказал я.

— А я бы послушал, — вставил разведчик, — со всем уважением. Такая интрига.

Генерал теперь на него смотрел.

— Он бы послушал. Ишь ты какой деловой. Никакого секрета в этих документах нет. Секрет в мелочах.

Я думал не расскажет. По сути, кто мы такие? Два глупых солдата, которых через час здесь не будет. Зачем нам эти секреты? Разве что для того, чтобы шлёпнуть впоследствии, чтобы тайна за стены бункера не ушла.