Чтобы уничтожить огромный портрет рогатого существа на дачной улице потребовалось бы полностью поменять дорожную плитку, так сильно он въелся и не поддавался никаким растворителям и пескоструям, завезенным с других городов. Прошлый градоначальник не справился и денег на обновление не дал, а следующий вообще не отвлекался на стрит-арт. Поэтому ходили простые и «особенные» люди прямо по страшной морде, волочили сумки на колесиках и детские колесики по огромным клыкам, красным губам и седой треугольной бороде.

К чему это я ударился в воспоминания? Да просто сегодня художества вернулись и оказались прямиком на стене нашего Пункта Выдачи. Что не радовало.

Гнилл стоял, безразлично подпирая стену, а у него над головой красовалась надпись «Трупам — место на кладбище!» и чуть правее неумелое изображение воскрешённого дурака, которого я узнал только по криво нарисованной шляпе и кресту на морде. Вокруг роились еще много лозунгов, практически вся стена была разрисована провокационными надписями в стиле «Отруби башку вампиру и получи связку чеснока в подарок!» или «Кто умеет летать — пусть готовится лететь в ад!»

Эти лозунги самые безобидные. В основном шуточки были про кровь, смерть, каннибализм и пытки.

Девочки-мороженщицы перешептывались, поглядывая на меня и гнилого напарника. Очень мне захотелось ему врезать, но это всего лишь глупые эмоции.

Он увидел меня, оторвался от стены и шагнул вперед, протягивая белую как стена руку. Не отвечая на жест дружбы я молча надвигался, оттесняя его на прежнее место и Гнилл изменился в лице.

— Знаешь. Наверное я все-таки позвоню Касьяну Справедливому, чтобы он пришел и сделал за тебя твою работу.

Если бы лицо мертвеца могло побелеть, он бы сейчас осыпался порошком, но нельзя быть белее белого и мертвец только сказал, что не понимает.

— Ты что не видишь, художества за твоей стеной?

Он оказывается видел, но ждал указаний. Тогда я прижал его стене, взял за горло и дал немного ценных советов. Наверное при желании он мог бы вывернуться, оттолкнуть меня и легко уйти, мог хотя бы обидеться, но Гнулл только молча слушал как я выливаю на него горшок словесных фекалий. Девчонки наблюдали, спрятавшись за стойкой, а я тихо, но уверенно, объяснял мертвецу, что думаю о нём, о его предназначении, обо всём его роде и особенных — всех вместе взятых. А также о тех, кто портит стены уважаемого заведения и что делают с лентяями в армии.

— Ты понял?

— Понял, — ответил он совершенно спокойно, — только у меня даже тряпки нет. И швабры. И стульчика хотя бы. И очистителя.

— Языком, — сказал я, — и галстук можешь использовать. Он всё равно тебе не идёт.

— Но…

— Или хотя бы озабоченность можешь выразить. Показать, что тебе не всё равно. На гадость мог эту смотреть и языком осуждающе цокать. В магазин метнуться за растворителем. Хоть что-то нужно было сделать, понимаешь?

Жмур ни черта не понял, тупое животное. Лучше бы его назад закопали, откуда достали.

— Ладно, пойдем открываться.

Первым делом я хотел связаться с директором и запросить у него хотя бы денег на моющие средства, но решил старика не беспокоить. Если по каждой мелкой проблеме дёргать шефа… то я и не знаю. Когда будет реально что-то нужно — он не придёт.

Касьян что-то говорил о том, что «если что… обращайся и так далее». Заманчиво было бы позвать кучу жестких парней с крестами вытатуированными на лбах и заставить их отмывать стену. Но опять же. Касьян может не понять и в следующий раз помощь не одобрит.

Короче, хочешь сделать хорошо — сделай это сам и поэтому я решил подождать бабушку-уборщицу.

А пока мы открыты!

Чудных клиентов было немного в этот день. Как-то все по домашнему и без лишних эмоций.

Пришел, заплатил, забрал, ушел. Пришел, заплатил, забрал, ушел. Пришел, заплатил, забрал, ушел.

И так по кругу. Иногда вклинивается «проверил» или «отказался от получения», но в основном так.

Пришел, заплатил, забрал, ушел.

Приходили обычные люди, заглядывали необычные со своей призрачной аурой. Кстати о соотношении. Примерно один к восьми. Один необычный клиент на восемь обычных — такой был расклад, поэтому друг другу они сильно не мешали. Необычный человек приходил, скромно стоял в сторонке если была очередь, клиенты иногда здоровались, иногда нет, чаще становились чуть ближе ко мне и чуть дальше от необычного, но конфликтов не было. Удавалось решать по хорошему.

Один только «взорвался», да так, что мало не показалось.

В пункте как раз было затишье по выдачам, я прекрасно справлялся сам и отправил бабулю-уборщицу вместе с мертвецом, которого она практически перестала бояться, отмывать стену от непристойностей. Химию она купила раньше, когда я пояснил ей за ситуацию.

Баба Галя долго не думала и взяла за свои, а с директора пообещала долг забрать лично.

Вообщем когда пришел не в меру горячий клиент я был один в помещении — обслуживал дотошную тётку в очках.

Женщина ухоженная, красивая, но врееедная… Поэтому и назвал её тёткой. Тётка это не возраст или красота — это стиль жизни.

Заказала она целых восемь пакетов кофе, очень приятно пахнувшие и тяжелые, но как же она их дотошно осматривала. Мама дорогая! После таких клиентов или в окоп, или в тюрьму.

Крутила их, вертела, нюхала,искала дырочки, смотрела сроки годности и какие-то полосочки гладила, которые вроде доказывали что кофе настоящий. На столе лежали клочья посылок, обрывки целлофана, накладные, чеки.

Не знаю, что она там хотела найти, но пока продавцы разрешают так осматривать товар мне все равно — пусть смотрит, лишь бы не испортила.

Дверь открылась, пропуская очередного посетителя. Я про себя назвал его Ёжиком. Пыхтел потому что он смешно очень. Пых-пых-пых.

Небольшого роста, полненький, насупленный взгляд, мохнатые как у домового брови, но роста вполне обычного — человеческого.

То что это особенный я понял по настороженному взгляду, по тому как он быстро осмотрел всех в помещении, немного задержавшись на мне и почти сразу упершись взглядом в спину женщины перед ним.

А еще одет он был неряшливо, тепло не по сезону, будто на мусорке перед этим тщательно порылся, составляя гардероб.

Запаха от него не было, но само ощущение напуганной суетливости… Давно я не видел такого поведения, разве что мирняк смотрел так на людей с оружием. Когда-то давно.

— Добро пожаловать на Пункт выдачи номер тринадцать! Сейчас я вам помогу, женщина уже заканчивает.

— Это ещё как сказать, — буркнула посетительница, — вы пропустите… этого. Чтобы не маячил за спиной, мне еще нужно сложить всё в пакет. Помоги мне.

— Хорошо, — сказал я и улыбнулся мужчине через бабское плечо, — обязательно помогу.

Он помрачнел и засопел, но ничего не сказал. Просто уперся взглядом в спину, не переставая тяжело дышать.

— Пять минут, — сказал я ему, — подождите буквально пять минут. Напарник просто сейчас занят на улице, иначе он бы взял вас на себя.

— Я видела, — ответила женщина, подкидывая пакет на руке и прикидывая вес, — напарник ваш — настоящий мертвец. У меня от одного его вида его чуть выкидыш не случился. Как вы работаете вместе? На вид вполне нормальный и приличный человек. Он же может от вас кусок плоти откусить, когда зазеваетесь. Это нежить, их не изменить.

Посетитель номер два запыхтел быстрее, но тише, будто сдерживаясь, а женщина и не замечала, кто у нее за спиной злится.

— Как можно им доверять после всего что было? Это же враги, убивавшие наших детей, сыновей, жён. Мой муж был на войне, он видел как летали ящеры, которые сжигали целые поселки. Как мертвецы шли в атаку по своим и нашим трупам. Вот скажите, теперь я должна жить рядом с ними? Почему?

— Вы проверили? Будем оплачивать? — я начал собирать обрезки упаковки, стараясь не смотреть на мужчину. На лбу у него выступил пот, будто солнце резко взошло прямо за спиной и жарит лучами в затылок. Мужчина рокотал как маленький чайник.